Сергей Смирнов - Вариант

К этому никогда не бываешь готов.

Слишком внезапно.

Дело в том, что вентилятор заедало. То ли пыль накопилась, то ли эти китайские вентиляторы просто рассчитаны на определенный срок службы делаются-то из барахла, из пластика, они даже на подшипниках экономят, короче говоря, вентилятор сразу не включался, его надо было подтолкнуть. Обычно я просовывал в защитную решетку отвертку и подталкивал лопасти. Вентилятор начинал вращаться, сначала медленно, потом все быстрее, пока наконец от него не начинало дуть. Дело, стало быть, было обычным и рутинным.

И день был солнечным — впервые после трехнедельного циклона, когда серость пропитала не только небо, но и город, и сам воздух, и даже людей. А тут внезапно выглянуло солнышко, когда его уже никто и не ждал. Вдруг загорелись полуоткрытые жалюзи, и за окном все заискрилось, да так, что стало больно смотреть.

А тут какой-то дурацкий вентилятор. И отвертка, конечно, куда-то запропастилась. Иногда я совал сквозь решетку строкомер — это такая металлическая линейка, — когда лень было искать отвертку. Вентилятор не работал. Отвертки нигде не было. Ну, упала куда-нибудь, завалилась за металлический шкаф, или взял кто-то — такое у нас бывает, мало ли, винтик подкрутить, тем более, отвертка у меня нормальная, еще с советских времен, с двумя сменными стержнями, которые не вываливаются и не шатаются в пазах, в отличие от нынешних, опять-таки, наверное, китайских.

Короче говоря, я машинально взял строкомер, сунул его в решетку, пошевелил лопасти. Вентилятор не заводился. Я еще пошевелил. И еще. Ну никак, зараза — такое тоже случалось.

А глядел в это время, понятно, на жалюзи, сквозь которые в комнату бил ослепительный весенний свет.

Даже не помню, о чем я думал. Торопился, кажется. Кажется, даже чертыхнулся: давай, гад, шевелись, что ли. Линейка скрежетала, гнула пластмассовые лопасти, царапала их и срывалась куда-то дальше. В блок питания. А он на этой технике — будь здоров. Древний, как мамонт, и такой же тяжелый. Его однажды уже пытались заменить — но потом решили, что еще послужит. Вот он и послужил.

Внезапно зашумело в голове. И все. Больше я ничего не почувствовал. Даже, кажется, сознания не терял. Вернее, не помню, чтобы хоть на долю секунды померк свет.

Все было по-прежнему, солнце резало глаза, вся комната светилась, и я стоял с потемневшим строкомером в руке, а из блока питания вился ядовитый дымок.

Мне захотелось присесть. Я присел. Закурить. Закурил. Поглядел на линейку, чуть не оплавившуюся на конце, повертел ее в руках, бросил на стол. Она звякнула.

Странно, — помнится, подумал я. Током, вроде, не било. А руки трясутся. И что-то с головой. Плывет все, качается, вместе с ядовитой змейкой, струившейся из обгоревшей решетки.

Потом я выдернул шнур из розетки. Пошел докладывать главному инженеру, что вентилятор, наконец, накрылся. Инженер был на обеде. Я вернулся в комнату. И вспомнил, что тоже еще не обедал.

Я оделся и вышел на улицу. В голове было звонко и пусто, и вертелась одна-единственная мысль, которую мне никак не удавалось ухватить. Очень важная, очень. Важнее всего, того, что я думал прежде.

Очень странно — есть не хотелось. Я постоял в магазинчике за углом, где можно было перекусить разогретыми в микроволновке сосисками в тесте, самсой, чебуреками, — и выбрался наружу, в ослепительный день. Знакомая продавщица как-то странно посмотрела на меня. И проводила глазами.

Небо было не синим, а каким-то неистово голубым, и на его фоне невыносимо яркими казались белые крыши. Я постоял, глядя на толпу и скопище транспорта у остановки; что-то воздуха мне не хватало — от гари першило в горле.

Я вернулся на работу, зашел к инженеру:

— Вентилятор-то, — говорю, — накрылся. И трансформатор сгорел.

Инженер раскладывал пасьянс. У него под рукой стояла баночка с джин-тоником, он урчал и выглядел довольным — как всегда после обеда.

— Какой трансформатор? — спросил он, не отрываясь от карт на экране.

— Ну… в блоке питания который, — сказал я.

Инженер хлебнул из баночки, вздохнул, с трудом отрываясь от любимого занятия. Поглядел на меня. Взгляд его стал очень странным.

— Вентилятор… — сказал он, почесал бородку и крякнул. — А вы кто, собственно, такой?

Теперь уже удивился я. Посмотрел на него, на баночку, на громоздившиеся вокруг компьютеры, принтеры, коробки с картриджами, стопки клавиатур, и прочую дребедень. На почетном месте, на свободном столе, лежала увесистая книга с крупной надписью «Windows NT». Книгу припорошило толстым девственным слоем пыли.

— Я-то? Александр… Борисович, то есть, — сказал я.

— Какой Александр Борисович? — изумленно спросил инженер и стал привставать.

Я промолчал. В голове шумело и плескалось весеннее солнце, и я ничего, совсем ничего не понимал.

— Да я же здесь работаю, — сказал я. — Александр Борисович…

— Какой Александр Борисович?? — выкрикнул вдруг инженер. Глаза его внезапно стали круглыми и он переспросил тоном ниже: — Александр Борисович?.. — и добавил уже совсем чуть слышно: — Да он же умер.

Я слегка оторопел. Попятился. Потер лоб ватной рукой. Мне стало как-то нехорошо. И почему-то обидно.

— Я не умер, — сказал я. — Это вентилятор умер. И блок питания тоже…

Но инженер меня не слушал. Судорожным движением опрокинул баночку и стал выбираться из удобного офисного кресла — кстати, единственного на всю контору.

— Вы как сюда попали? — вдруг отрывисто спросил он. Вылез, наконец, из кресла и выпрямился во весь рост — как раз мне по плечо. — А ну-ка подождите…

Он прошел мимо, как-то странно изогнувшись, чтобы не коснуться меня, и уже из коридора внезапно взвизгнул неестественным голосом:

— Охрана! Вы кого сюда пускаете? Это же режимное предприятие! А вы пускаете сумасшедших!..

Я вышел вслед за ним. Ко мне бежали два охранника — я даже не знал их имен. Интересно, что еще утром они со мной поздоровались…

— Парни… — начал было я, но тут же почувствовал, как они пытаются заломать мне руки за спину. То есть, они не слишком пытались, а тот, что помоложе, и вовсе бормотал что-то вроде извинений.

Так, с извинениями, они довели меня до выхода, толкая в спину и придерживая за руку, а потом вытолкали на улицу.

— Да вы чего, озверели, что ли? — успел спросить я.

— Не положено!.. — сказал молодой, пряча глаза.

Они исчезли за дверью. Я остался на ступеньке. Толпа целеустремленно огибала ее, и струилась мимо, мимо, разноцветным шумным потоком. «Какой Александр Борисович?? Александр Борисович? Он уже умер!» Наконец, я ухватил какую-то мысль. Двинулся вдоль здания, к зеркальным окнам ресторана «Марсель». Посмотрел на себя не без опаски. Но нет, вроде все было нормально. Шапка и куртка, и лицо, — все как обычно. Конечно, красавцем я никогда не был, но на человека похож. Мохеровый шарф выбился наружу, — это, наверное, когда охранники выталкивали меня из конторы.

Мохеровый шарф — подарок жены. На этот дурацкий праздник — день святого Валентина.

В голове снова прояснилось, и я понял, что должен сделать.

Съездить домой.

* * *

Жены не было дома. Еще было слишком рано. Я отпер железную дверь внизу, поднялся на свой этаж, отпер вторую железную дверь, перегораживавшую площадку, и наконец, третью — в квартиру.

Здесь вовсю гуляло солнце. Форточка была открыта, и в нее лилось невыносимое сияние, заливая всю комнату, выплескиваясь в коридор. Зайчики плясали на обоях.

Я снял шапку и куртку, постоял, глядя на себя в зеркало на стене.

Это был я. И не я.

Я не знаю.

Я вошел на кухню, полыхавшую солнцем, сел за стол. Кошка взглянула на меня, как на пустое место.

Я и был пустым местом. Но все же…

Достал из холодильника кошачьих консервов, щедро вывалил пол-банки. Жри. И помни меня.

И вдруг меня осенило: заначка! Жена ничего не знала о ней.

В спальне я выдернул плохо прибитый плинтус, отогнул линолеум.

Заначка была на месте: три стодолларовых бумажки в целлофановом пакете.

Я положил пакет на кухонный стол.

Зашел в ванную. Искоса глянул на себя: щека небрита, но все на месте. И все-таки…

Потом вернулся в комнату, включил компьютер. Я подумал: чем черт не шутит, надо попробовать… Связь, конечно, была плохой, соединение шло долго и нудно; не дожидаясь полной загрузки, я набрал пароль. Стоп! Ошибка доступа. Я снова набрал пароль. Хотя уже понял: они сменили пароли.

Посмотрел почту. Три десятка непрочитанных писем. Я не стал их читать. Мелькнула было мысль: послать всем адресатам письмо.

То самое. С того света… Но при такой связи, пока прокачается… Плюнул и выключил машину.

Что-то можно было сделать еще. Позвонить.