Наталья Александрова - Завтрак с полонием

Президент поднял трубку аппарата внутренней связи и коротко бросил:

— Патрушева ко мне.

Генерал был в Кремле, и долго ждать его не пришлось. Не прошло и пяти минут, как секретарь доложил о его приходе, и на пороге кабинета появился крупный, высокий человек. Человек, в силу специфики своей работы не так часто, как другие руководители страны, появляющийся на телевизионных экранах и на первых страницах газет. Директор ФСБ, постоянный член Совета безопасности РФ, генерал армии Патрушев.

Генерал нервничал.

Он догадывался о причине вызова.

Президент жестом предложил ему сесть, окинул долгим испытующим взглядом. Затем выложил на стол несколько фотографий и спросил:

— Николай Платонович, что вы знаете об этом?

Патрушев придвинул к себе снимки.

Бледное лицо, лысый, туго обтянутый пергаментной кожей череп, приклеенные к коже медицинские датчики.

— Перебежчик… бывший сотрудник управления охраны… друг Борзовского…

— Газеты я тоже читаю, — недовольно проговорил президент. — Меня интересует, что лично вы знаете об этой истории. Как директор Федеральной службы…

— То же, что все, — ответил Патрушев, подняв глаза на президента. — Если вы хотите знать, не имеет ли моя служба отношения к этим событиям, — ответ отрицательный. Мы тут ни при чем.

— Это даже хуже, чем я думал, — вполголоса проговорил президент, тасуя фотографии, как игральные карты. — Это значит, что вы либо не контролируете своих людей, либо не владеете всей полнотой информации, либо… либо не считаете нужным довести эту информацию до меня.

— Владимир Владимирович! — Генерал приподнялся. — Как вы могли подумать… все, что мне известно об этом деле, я немедленно довожу до вашего сведения!

– Вот как? — Президент побарабанил пальцами по столу и наконец произнес: — Вы свободны.

Павел проснулся от собственного крика.

Снова, который уже раз, ему снился тот же самый сон.

Все тот же сон.

Он бежит по лестнице, перескакивая через ступеньки, задыхаясь, взбегает на четвертый этаж, врывается в квартиру и видит кровь. Кровь повсюду. Кровь на стенах, кровь на полу… кровавый след, тянущийся по коридору и исчезающий за дверью ванной. Он распахивает эту дверь и видит лужу крови на полу и задернутую шторку.

Он уже знает, что увидит за этой шторкой, но не решается, не может ее отдернуть. Его руки словно наливаются свинцом…

И он снова просыпается от крика.

Просыпается, рывком садится на кровати и молча смотрит в темноту.

Прошло уже восемь лет. Ровно восемь лет. И он все еще не может избавиться от этого сна. Он все еще просыпается от собственного крика, с дрожащими руками и раскалывающейся от боли головой.

Кто он в конце концов — мужчина или жалкое ничтожество? Неужели он не может избавиться от власти прошлого?

Павел поднимается, пошатываясь идет в ванную и становится под обжигающе горячие струи.

Пять, десять минут под горячим душем — и он станет человеком…

После душа он становится человеком, не так бьется сердце, не так темнеет в глазах, можно забыть о проклятом сне. Чтобы в квартире не стояла гнетущая тишина, он включает телевизор и попадает на новости:

«Продолжается следствие по делу Алексея Литовченко. Бежавший в 2000 году в Великобританию и получивший в октябре этого года британское гражданство бывший подполковник ФСБ Литовченко скончался двадцать третьего ноября в больнице Университетского колледжа Лондона. Как уже говорилось, первого ноября Литовченко поступил в больницу с диагнозом отравление. Напомним, что в этот день у Литовченко было две встречи — в японском суши-баре „Итцу“ и в баре отеля „Миллениум“. Уже в больнице Литовченко дал интервью, в котором прямо обвинил в своем отравлении спецслужбы России…»

Павел нажал кнопку выключения и бросил пульт на стол. Затем выпил кофе, съел бутерброд с розовой резиновой «Докторской» колбасой и посмотрел на часы.

Уже одиннадцать.

Время отправляться на работу.

Павел работает ночным извозчиком — ночью больше платят, да и все равно у него проблемы со сном.

Он садится за руль своей «девятки» и выруливает на проспект.

Работа ночного водителя требует внимания и знания людей. Нужно издалека оценить пассажира, понять, не будет ли с ним проблем.

Например, он издалека узнает наркоманов — по неуверенным, суетливым движениям, излишне порывистым жестам. Узнает и никогда не останавливается, даже когда совсем нет пассажиров. Потому что с наркоманом никогда не знаешь, чего ждать. Может и прирезать за гроши, если ему не хватает на дозу. Зато слегка выпившего человека он подсаживает охотно — выпивший, как правило, щедрее трезвого…

Какая-то девочка по радио тоненьким пронзительным голоском допела про любовь, и пошли новости этого часа:

«Алексей Литовченко умер двадцать третьего ноября от болезни, вызванной отравлением полонием-210, редким радиоактивным элементом, который обычно изготовляют на специализированных ядерных предприятиях. В теле Литовченко обнаружена большая доза этого яда. Вещество обычно вызывает смерть при проникновении внутрь организма с пищей или при вдыхании.

В Великобритании начато официальное расследование смерти Алексея Литовченко, но министр внутренних дел страны Джон Райд попросил воздержаться от поспешных выводов, кто может быть обвинен в убийстве бывшего подполковника ФСБ, критиковавшего политику Кремля».

— Эй, водила, подвези в Сертолово! — Павел не успел отъехать, потому что очередной пьяненький клиент замешкался и двое парней уже держали дверцу.

— За город не поеду! — буркнул Павел.

— Да нам и не надо! — Второй парень, постарше, зыркнул нехорошо на своего товарища. — Нам тут, рядышком, на Комендантский.

Павел промолчал, и тогда вынырнул из темноты третий парень, увешанный сумками и коробками. Багажник Павел открывать не стал, трое втиснулись в салон со своим скарбом.

— Друга вот встретили, — пояснил старший, — а машина сломалась.

Ага, как же, друга они встретили. Небось обчистили квартирку какую-нибудь, а машину рядом оставлять не хотели, чтобы не светиться. А может, и вправду их развалюха не завелась в нужный момент. У таких уродов не может быть приличной машины. Да ему-то все равно, какого олуха они там обокрали. Небось пожадничал на хороший замок, за то и поплатился. Дорогой замок эти ведь тоже открыть не в состоянии, для этого такая отмычка нужна, они все трое, вместе взятые, дешевле ее будут.

На всякий случай Павел потрогал спрятанную монтировку. Хотя эти его не тронут, им сейчас шум ни к чему.

— Который дом? — спросил он, притормаживая. — К подъезду подвезти?

— Сами дойдем, — ответил старший из парней, протягивая деньги.

Отъезжая, он видел, что они никуда не пошли, выжидали, чтобы ловить следующую машину, конспираторы хреновы.

Женщина остановилась на переходе и оперлась о столб светофора. Потом собралась с силами и неуверенно подняла руку. Павел тормознул и открыл дверцу, не глуша мотор.

— Куда вам, мамаша?

И тут же споткнулся на полуслове — вовсе она ему в мамаши не годилась, не старая еще, просто понурая очень, поникшая от усталости. А скорее всего — от горя, вон она, больница-то, за углом. В такую пору только оттуда может приличная женщина идти.

— Мне недалеко, за полтинник поедешь?

— Тут и пешком дойти, — заворчал было Павел, но тут же усовестился. — Кто там в больнице — муж? — спросил он просто так, чтобы в салоне не было гнетущей тишины.

Женщина молча кивнула.

— Ну, может, поправится…

— Какое там, — отмахнулась она хмуро, — скорей бы конец… Сил нет смотреть на это.

И он понял, что она уже смирилась и оплакала мужа, и даже привыкла к этой мысли.

Он затормозил у нужного дома, женщина, шевеля губами, считала десятки. Павел молча вернул ей тридцать рублей.

— Да не надо, раз договаривались, вы ведь тоже на работе… — протянула она.

— Берите, я с других свое возьму!

Не прощаясь, она побрела к подъезду, ссутулившись и опустив плечи.

Девчонка выскочила из темного переулка наперерез машине.

— Ошалела совсем? — крикнул Павел, едва успев затормозить.

— Подвези! — Она тяжело дышала, волосы были всклокочены, под левым глазом потеки туши.

— Тебя ограбили, что ли? — спросил он, выглядывая в окно машины.

Она молча рванула на себя дверцу. От резкого движения коротенькая шубка распахнулась, и Павел увидел, что девчонка абсолютно голая.

— Ого! — весело изумился он. — Слушай, я вообще-то на работе!.. Хотя ты, я так понимаю, тоже?