Александр Бушков - Возвращение пираньи

В дверь решительно постучали, и секундой позже она широко распахнулась. Вошел давешний негр во всем великолепии своих золоченых пальм-сабель-звезд на погонах, один, без сопровождающих лиц. Аккуратно притворил дверь за собой, не чинясь прошел к столу, сел и положил перед собой роскошный алый берет с загадочной эмблемой – на уголок стола, подальше от пивных бутылок.

Незваный гость, явно не подозревая о том, что он, согласно присловью, хуже татарина, обозревал обоих без тени неловкости. Блеснул ровными зубами, поклонился и протарахтел длиннющую фразу. Мазур понял, что это был французский, но смысла не разобрал – он мог с грехом пополам петь на французском песни, но разговорной мовою владел лишь на уровне, позволяющем через пень-колоду допросить пленного, потребовать еды-питья да поинтересоваться, нет ли поблизости солдат противника. Судя по лицу Кацубы, тот находился в аналогичном положении.

Негр произнес еще одну фразу – столь же длинную, столь же непонятную, таращась столь же весело, непринужденно.

– Заблудился, сердешный, – заключил Кацуба. – Дорогу в Африку решил поспрошать. Черт, как же они его упустили? Где гиды и экскурсоводы?

– Может, пива ему дать? – пожал плечами Мазур.

Негр помещался по другую сторону стола, сверкая зубами и цацками на погонах, по-прежнему не испытывая ни малейшей неуверенности.

– Самим мало, – сварливо отозвался Кацуба. – Ладно, налей.

Мазур откупорил бутылку, наполнил чистый стакан и протянул загадочному гостю, прокомментировав:

– Плиз, бир! Бир!

Негр, сияя зубами, поднес стакан ко рту – и высосал в три глотка, глядя с таким видом, словно ждал повторения.

– Еще хочет, – сказал Мазур чуть растерянно.

– Налей, – расщедрился Кацуба. – В крайнем случае, чего-нибудь раздобудем... Есть анекдот. Сидят на нарах зэки. «Хрипатый любит Мамбу!» – говорит один. Второй подхватывает: «Седой любит Мамбу!» Третий не отстает: «Горбатый любит Мамбу!» А в уголке, у параши, сидит грустный негр, держится за задницу и сквозь зубы шепчет: «А Мамбу вас ненавидит, белые твари!»

– Ты поделикатнее, – тихонько посоветовал Мазур. – Кто его там знает... Огребешь потом от генерала.

– А! – беззаботно отмахнулся Кацуба. – По роже видно, что он ни...

– А вот есть еще анекдот, – произнес негр на чистейшем русском языке и, словно бы не замечая остолбенения двух приятелей, невозмутимо продолжал: – Вызывает как-то генерал двух спецназовцев и дает поручение: мол, у министра обороны скоро юбилей, нужно ему смастрячить крокодильи сапоги. Ну, козырнули спецназовцы и отбыли в Африку. Возвращаются через месяц, когда их и в живых-то видеть не чаяли, оборванные, подтощавшие, разводят руками: «Облом, товарищ генерал, – мы там завалили шестьсот пятнадцать крокодилов, а сапог ни на одном не было...»

Пока звучал бородатый анекдот, оба успели кое-как вернуть прежнее самообладание.

– По пивку? – предложил негр, с исконно русской сноровкой отщелкивая пробки. Потом снял трубку местного телефона, накрутил две цифры и произнес: – Нормально, товарищ генерал, познакомились. По-моему, подходящие мужики, веселые, анекдоты травят – заслушаешься...

– Сюрпризы, – угрюмо сказал Кацуба.

– Логика, – отпарировал негр. – Где умный человек прячет лист, известно – в лесу. А где прячет лист коварный человек? Господа офицеры, в гербарии. Все будут думать, что он либо повернутый ботаник, либо вывозит листья коки под видом гербария. А меж тем этот листик сорван в окрестностях крайне интересного завода и предназначен для скрупулезных анализов – а ну-ка, что в него из почвы попало? Примерно такая логика. Если на секретную базу приехал черный в эполетах – в первую очередь сразу подумают, что речь идет об Африке или на худой конец Индийском океане...

Бесшумно вошел генерал Глаголев, сел на диван и, покачивая ногой в ослепительно начищенном сапоге, долго разглядывал всех троих с выражением строгого, но заботливого отца-командира. Потом сказал:

– Познакомились, я вижу? Нашего гостя зовут Франсуа. Как вы, скорее всего, догадываетесь, представляет он не знойную Африку и не экзотические острова, а смежную нашу, так сказать, контору, с каковой предстоит кооперироваться, поскольку все живем в одном царстве-государстве и должны дружить... – И тяжко вздохнул: – Знаете, что мне в столице особенно нравится? Шагать по улице генерала Глаголева. Ни с какого боку не родственники, а все равно в глубинах души возникает непонятное, однако ж определенно приятное ощущение... Одним словом, нужно вам собираться, орлы. Поскольку – дальняя дорога и казенный интерес. Предстоит малость поокаянствовать... Поскулить хотите перед дорожкой?

– Хотелось бы, – сказал Мазур, в силу своего положения менее Кацубы стесненный субординацией. – Далеко?

– Южная Америка, – лениво поднял палец Глаголев. – Догадываюсь с ходу: сейчас скажете, что испанским не владеете. Но в этом и нет необходимости. Кацуба у нас мастак...

– Операция, конечно, силовая? – спросил Мазур.

– Не обязательно, но вполне может обернуться и хорошей драчкой. Пятьдесят на пятьдесят...

– Есть более серьезные соображения, – сказал Мазур. – Не буду говорить за майора... подполковника, – поправился он торопливо, – но мне уже не тридцать. Укатали сивку в последние годы крутые горки.

– Интересно, – прищурился Глаголев. – Что, чувствуете себя старой развалиной?

– Нет, – сказал Мазур. – Но мне уже не тридцать и даже не сорок. Сорок шестой тикает. Для нашей работы это многовато.

– Примерно догадываюсь, – кивнул Глаголев. – Увы, никак не могу проникнуться сочувствием. Во-первых, приказ мне спустили с самых что ни на есть верхов, во-вторых, есть свои причины, по которым нужны именно вы, в-третьих же... Мужики, я никому не собираюсь льстить, тут другое... Конечно, хватает молодых волчат, которые не хуже вас смогут переломить ногой пальму и навскидку отстрелить москиту правое яйцо. Вот только молодые – из э т о г о времени, а вы, голубчики, с ранешнего. Присутствующие здесь, все четверо, – кстати, герр Франсуа вам по боевому опыту и количеству скальпов на поясе мало чем уступает, – имели честь формироваться как личности в советскую эпоху. Когда мы были элитой. Когда мы были центурионами великой империи. Когда все соседи по планете нас боялись и страна не стояла раком со спущенными штанами. Какой бы там ни был застой, но все мы совершенно точно знали или по крайней мере всерьез предполагали, что однажды, чем черт не шутит, пройдем по Пикадилли или Елисейским полям с засученными рукавами, поливая от пуза веером. Нас неплохо к этому готовили, и мы п р о н и к л и с ь. Вот э т о г о осознания у молодых нет. Неоткуда взяться. А посему никакая молодость не служит преимуществом. Наконец, четвертое... Я вас предупреждаю честно: можете отказаться. Оба. В этом случае еще до заката вылетаете в отставку – боже упаси, не по дискредитации и прочему компромату, по выслуге лет, что у того, что у другого есть законные четверть века в рядах, можете даже по нынешнему обычаю получить на грудь пряжечку с римскими цифрами... Хотите оказаться на улице с военным пенсионом? Вы так не зыркайте, я не зверь, меня просто настропалили вести беседу именно в таком а с п е к т е. Да, а при удаче можете просить луну с неба. Я не шучу. Ну, понятно, ни маршальских орлов, ни кресла министра обороны я в виду не имею – но согласно данным мне инструкциям могу обещать внеочередные звезды и крупные бляхи на ваши мужские перси...

– Интересно, – тихо сказал Кацуба. – А если я генерала захочу?

– Я бы сказал, что это в принципе возможно, – ничуть не громче, с жесткой серьезностью сказал Франсуа. – При удачном исходе дела.

В некотором смятении чувств Мазур подумал: да что же это нужно сделать, какие горы свернуть, какого дракона замочить, если в уплату тихим серьезным голосом подполковника обещают через звание кинуть в генералы?!

– Перефразируя поэтессу – и золотые эполеты, и золотые ордена... – протянул Франсуа. – Никто не шутит, мужики. Мы с генералом не коварные ловеласы, а вы не юные жопастые блондинки. Все всерьез. А на военном пенсионе нынче хреново, даже полковнику с подполковником. Ларьки охранять пойдете или там автостоянку...

Мазур прекрасно понимал, что этот негр отечественного розлива прав на все сто. Конечно, насчет ларька или стоянки он отвесил ради красного словца, и скудные накопления имеются, и квартира в Питере, в конце-то концов с его опытом и послужным списком можно неплохо пристроиться на гражданке, еще три года назад переманивали в «Златобанк». Тут другое: человеку, отдавшему армии столько лет, покидать ряды чертовски страшно, как ты перед самим собой ни прикидывайся. Цивилисты этого не поймут, но невыразимо жутко оказаться вне рядов...

– Коли попала собака в колесо... – вздохнул он.