Сергей Самаров - Укрощение демонов

Правда, старший лейтенант Тицианов, несмотря на свою неприлично красивую для спецназа фамилию, вполне прилично сделал два навесных выстрела из подствольного гранатомета. Первый в сторону перебегающих, второй в сторону камней выше по ущелью, где засели пулеметчик с автоматчиком. На пятнадцать секунд пулемет все же заглох. Мы уж надеялись, что выстрел оказался таким удачным, что дал нам возможность самим пострелять. Но надеждам оправдаться было не дано. Пулеметчик, видимо, просто сменил за эти секунды позицию на более закрытую, чтобы его не достали осколки. И едва мы высунулись из-за камней и попытались найти прицелами бегущих, как пулемет снова заговорил и заставил нас как можно быстрее пригнуться, чтобы уберечь головы. Следующий выстрел из подствольника вообще никакого результата не дал. Пулемет даже двухсекундной паузы не сделал.

— Из чего он стреляет? — удивился Тицианов. — У любого пулемета уже обязан был перегреться ствол. И звук какой-то непонятный. Не могу разобрать, что за пулемет.

Я только плечами пожал.

Но ствол, видимо, в самом деле перегрелся. Или просто время смены позиции подошло. А это значило, что первая пара бандитов добежала до хорошего укрытия и дала знак второй паре, что смена прикрытия произошла. Пулемет замолчал, следом за ним замолчал и автомат, но едва мы приподнялись над камнями, как с другой позиции заговорил другой пулемет и другой автомат. Но здесь уже можно было определить по звуку, что стреляют ручной пулемет Калашникова и старенький АК-47. Хотя сейчас дистанция для стрельбы выросла более чем вдвое, пули по-прежнему долбились в наши камни и не давали нам открыть стрельбу по второй паре бандитов, которая только теперь начала перебежку в сторону первой пары. Так можно было и упустить их. А как не упустить, если стрелять невозможно?

Вася Скворечня по происхождению был из рода потомственных сибирских охотников-профессионалов, а это значит, что он человек одновременно и думающий, и быстро соображающий, каким манером одолеть противника.

— А им же не ахти как и видно нас… — решил вдруг младший сержант. — В левый крайний камень ни одна пуля не попала.

Это Вася заметил верно. Правда, за левым камнем никто из нас и не прятался, но бандиты этого знать не могли. Тем более нам было нетрудно переместиться под прикрытием других камней на три метра в сторону. Но, видимо, что-то бандитам закрывало обзор.

— Я гляну, товарищ старший лейтенант? — спросил Вася.

— Глянь, — согласился Тицианов.

Скворечня уже четвертый год служил контрактником и за это время приобрел такие навыки скрытно перемещаться, какими не каждый офицер спецназа обладает. Отбросившись на спину, Вася заработал лопатками и ногами, держа оружие перед грудью и задрав голову так, чтобы было видно, куда он ползет, и пополз так быстро, как обычный человек пешком ходит. И уже через несколько секунд, миновав несколько крупных камней, перевернулся лицом вниз, встал на четвереньки и выглянул из-за камня. Судя по тому, как долго он стоял, Скворечня не опасался стать мишенью — противник не видел его. Тогда Вася просто перебежал под большую скалу, там залег и пополз дальше. Вскоре нам он стал совсем не виден. Но мы услышали, как застучал его автомат. Он дал только четыре короткие и хлесткие очереди. А потом стрелять стали, видимо, в него. Чтобы поддержать Васю, мы с Тициановым тут же решили перехватить инициативу и уже своим огнем прижать стреляющих к камням. Но они и стрелять перестали, а нам вообще стало не видно, в кого стрелять-то. Ни первой пары бандитов, ни второй не просматривалось. Объяснил все Вася Скворечня, неожиданно оказавшийся уже рядом с нами:

— Вторую пару, товарищ старший лейтенант, я положил. А первая ушла, прячась за большими камнями. Будем догонять?

— Вперед! — скомандовал старший лейтенант.

Мы побежали. И быстро оказались рядом с двумя распростертыми телами убитых Васей бандитов. Скоро достигли и камней, за которыми пряталась первая пара. Россыпь стреляных гильз показывала их позицию. Но самих бандитов даже видно не было, и преследовать их сейчас было не просто опасно, но и бесполезно. Старший лейтенант долго не отнимал от глаз бинокль с тепловизором. Искал свечение биологически активного объекта над камнями. Но ничего найти не сумел. Бандиты как сквозь землю провалились. Значит, пора было возвращаться к отряду.

Разведка, в которую мы втроем ходили, прошла успешно. Осталось малое — собрать оружие и документы убитых. Тащить их с собой смысла не было, да и возможности тоже. Груз «двести» обычно не на себе отправляют.

— Что за штука такая странная? — сам себя спросил Тицианов, поднимая пулемет убитого бандита. — Впервые такой вижу.

Старший лейтенант осмотрелся, рядом не видно было стреляных гильз. С этого места пулеметчик не стрелял. Тогда Тицианов отсоединил дисковый магазин и посмотрел патроны:

— Пулеметными патронами стреляет. Значит, пистолет-пулемет. Но пистолет-пулемет сошек не имеет. И еще… Этот может с использованием ленты стрелять… Непонятно…

Тицианов размышлял, разговаривая сам с собой, и нас не спрашивал, но все же бросил на младшего сержанта Скворечню вопросительный взгляд.

— Не встречался с такими, товарищ старший лейтенант. Арабское оружие вроде бы знаю. Может, китайское?

— Маркировка российская… Не знаю. Не видел такого…

Положив оружие бандита на камень, Тицианов взял у нас документы убитых и сунул их в карман. Все в батальоне знали, что в том же кармане старший лейтенант носит в целлофановом пакете золоченый погон своего прапрадеда с императорским вензелем Александра Третьего. Предок старшего лейтенанта оставил в наследство потомкам свой капитанский мундир. И два брата Тициановы — оба офицера спецназа ГРУ, только служащие в разных бригадах, — разделили капитанские погоны между собой.

— Что в рюкзаках? — спросил старший лейтенант.

Рюкзаки мы с бандитов только что сняли.

— Не успели осмотреть.

— Так осмотрите!

Мы синхронными движениями раскрыли рюкзаки и вывалили их содержимое на землю. Пока я и командир взвода ковырялись в вещах убитых бандитов, младший сержант посматривал по сторонам.

Тицианов выбрал из двух куч только общую тетрадь, чтобы забрать с собой. Остальное, какое-то тряпье, консервные банки, хлеб в целлофановом пакете, сдвинул ногой в сторону, смешав две кучи в одну. Раскрыл тетрадь и стал смотреть. Я заглядывал на страницы сбоку. В тетради было много различных чертежей. Какие-то оборонительные сооружения с крышами в несколько накатов. Но подписи все были сделаны на незнакомом нам языке, с применением кириллицы, однако со множеством дополнительных знаков. Наверное, использовался один из дагестанских языков.

Записи и чертежи заканчивались в середине тетради.

— Что это такое? — сам себя спросил старший лейтенант.

Глянул и я:

— Снайперская винтовка.

— Это даже я понимаю. А что на ней установлено?

— Не могу знать, товарищ старший лейтенант. Переводчик нужен.

Все подписи были на том же непонятном нам языке, а в дополнение было что-то расписано на целую страницу затейливой арабской вязью.

— Разберемся… — Тицианов свернул общую тетрадь в тугую трубочку и сунул в карман «разгрузки». Хорошая это вещь — «разгрузка». Столько карманов…

Конечно, когда перед командировкой нам сообщили, что жить мы будем в палатках, буйной радости никто не выказал. И хотя тогда еще стояла теплая осень в полном своем ярком многоцветии, думали, естественно, уже о зиме, которая обещала все-таки быть. Зимой-то в палатках… Сразу представились непроходящие сопли под носом и холод. Мы тогда, из тех, кто в командировку был определен, в большинстве, пожалуй, по полгода отслужили и считали себя опытными спецназовцами. Ныть от нагрузок отучились, не много, но кое-что уже умели и могли бы, при необходимости, даже сырой землей питаться, запивая ее росой с травы. Это, естественно, образное выражение, но расхожее в спецназе ГРУ. Такими нас сразу обещали сделать наши командиры. Молодых солдат, конечно, тоже в командировку взяли, и особенно перед ними мы храбрились, показывали, что нам и палатки нипочем, и плевать на зиму. Все равно Северный Кавказ — это не Южный Урал, откуда я родом, и климат кавказский подходит даже для палаточного проживания. Но вот уже полгода прошло в этой командировке, и зима, судя по календарю, кончилась, и никто не простыл и не схлопотал пневмонию. Но все, кому весной предстояло отправляться домой, завели «дембельские календари», где каждый вечер красным фломастером вычеркивали обозначение очередного прошедшего дня. И каждый знал, сколько дней ему якобы еще предстоит служить. Конечно, приблизительно, потому что домой солдаты едут по приказу командира бригады, а не по Указу президента, который лишь обозначает срок — «от» и «до». Но, в любом случае, думалось, что считать нужно до дня Указа, то есть традиционно до первого апреля, до «дня дурака», как его зовут в народе. Но кому-то, может быть большинству, придется ждать до пятнадцатого июля. Это последний срок весеннего призыва и увольнения. Изредка бывают задержки, но каждый считал, что его-то лично задержка не коснется.