Контрольный выстрел - Михайлов Александр Георгиевич

И спросил Господь: «Каин, где твой брат Авель?»

Нет человека, который не знал бы эту фразу. Но вряд ли кто задумывался о том, что речь идет о первом в истории человечества террористическом акте — первом убийстве себе подобного, чем-то мешавшего такому же двуногому мыслящему существу, к тому же и брату.

Пожалуй, это был единственный акт в истории, пусть и библейской, лишенный двойного стандарта, по которому десятки веков жило человечество. Когда убийство выгодно лично нам либо группе людей, объединенной в определенную, чаще правящую касту, оно признается если не логичным, то во всяком случае исторически оправданным. Общество так дружно осудило сталинский террор, что Олегу казалось — только идиот или патологический поклонник Сталина сегодня во всеуслышанье может сказать, что вождь и учитель всех времен и народов, утопивший страну в крови невинных жертв, был прав и в этом. Однако, как ни парадоксально утверждение о правоте вождя и учителя, не вписывающееся в нынешнее мировоззрение, тем не менее в рамках логики двойного стандарта мнение защитников Сталина вполне корректно.

Чем дальше время отодвигает нас от трагических событий, тем с большим успехом мы начинаем ориентироваться не на средства и методы, а на результат. Петр Великий действительно велик, хотя в его деятельности без всяких корректировок можно обнаружить и признаки государственного терроризма, и пропаганды — да и реализации — войны. Возможно, кого-то покоробит сравнение, но по своим методам построения новой России он мало чем отличался от Сталина. Для рытья каналов, строительства Санкт-Петербурга на человеческих костях, рубки голов и четвертования противников ему не нужно было даже символических «троек» или особых совещаний. Он просто брал и рубил, брал и строил на костях, а кто не согласен — в лучшем случае — в Сибирь. И воровали в его окружении так, что не чета нынешним боярам. И он, как и нынешние властители, боролся с мздоимством и коррупцией. Методы же... Не дай Бог такого реформаторства! Наверное, не было в России семьи, не пострадавшей от петровских реформ.

Однако память имеет ограниченный ресурс. И по прошествии веков все обретает такие очертания, словно история сфотографирована мягко работающим объективом. Первый план четок, задний размыт. И как раз на том самом размытом плане остаются кровь, слезы, мучения.

Прочитав сотни умных книг по проблеме терроризма, Олег тем не менее не нашел ответов на мучившие его вопросы. Что является причиной этого явления? Какие психологические типы людей могут быть потенциальными террористами? Что лежит в основе идеологического обоснования терроризма? Почему в цивилизованном обществе, провозгласившем гуманизм как общественный принцип, герои сказок и легенд — персонажи с криминальными наклонностями — нисколько не утрачивают своей популярности?.. Разбойники Робин Гуд и Емельян Пугачев, народовольцы, покушавшиеся на царя, но убивавшие ни в чем не повинных людей... Почему политическая целесообразность превалирует над библейской заповедью «не убивай»?

Олег приходил к мысли, что история человечества — это, по большому счету, не только череда общественных формаций, побед и поражений, открытий и войн, заговоров и предательств. Для криминолога история человечества — это история преступлений. От убийства Авеля до событий в Кизляре, от распятия Христа до захвата заложников в Перу. Яд и кинжал, острый клинок и меткая пуля, толченный алмаз в вине и радиоуправляемая мина... Время оттачивало мастерство террористов, диктовало средства осуществления насилия. Неизменным оставалось одно — предмет, ради которого свершались кровавые злодеяния: деньги и власть.

Олег и его коллеги понимали, что сегодня на просторах России развязана необъявленная война и за то, и за другое. Не имело смысла анализировать бытовые преступления, даже с тяжкими и особо тяжкими последствиями. Они были всегда, наверное, навсегда и останутся. Но есть преступность, по характеристикам которой можно судить о состоянии общества в конкретный исторический период, о правовой защищенности членов этого общества — комплексе социально-политических, экономических и юридических инструментов, призванных обеспечить рядовому гражданину его безопасность. Как ни хотелось Олегу убедить себя в том, что такие инструменты есть, это ему никак не удавалось. Как ни хотелось верить и знать, что «процесс пошел», что уже появился свет в конце тоннеля, для оперов было совершенно ясно другое — что процесс идет давно и отнюдь не в нужную сторону. Свет, конечно, есть, но, увы, не впереди, а позади.

Несмотря на рост раскрываемости, никто не мог с уверенностью сказать, сколько реально в России совершено преступлений. Не тех, которые зарегистрированы и процент раскрытия которых составляет основу соответствующей официальной статистики. А тех, при которых пострадавший не рискует обращаться в органы правопорядка, боясь за последствия или полагая, что органы эти ему все равно не помогут.

Сколько совершено латентных преступлений?

Сколько ходит на свободе реальных взяточников, коррупционеров, шпионов? Если судить по состоянию оперативной обстановки, их должно быть на два порядка больше, чем объявляет официальная статистика. Все ли они досягаемы для спецслужб в силу занимаемых ими положений? Нет ответа на эти вопросы.

Олег много думал о состоянии общества, его способности противостоять экспансии преступности. В конце концов, не только юридическая база и материальное оснащение спецслужб — залог успешной борьбы с криминальным злом. Главным, по его мнению, должна быть воля. Воля руководства страны, воля каждого ее гражданина.

Террористы в Испании убили студента. Миллионы людей вышли на улицу. В толпе не было равнодушных, каждый был готов вступить в схватку с убийцами.

В Бостоне случайно убили полицейского. Не только преступники попрятались по домам, но и рядовые граждане предпочитали без нужды не появляться на улицах: действия полиции были непредсказуемы. Однако никто не возразил против этого. Нет сладких лекарств, которые лечат тяжелую болезнь.

Олег полагал, что правоохранительные органы сегодня в моральном смысле брошены на произвол судьбы. Многие их победы, если о таковых вообще вспоминают, считаются случайностями. Только в пяти случаях из ста средства массовой информации сообщают об успешных операциях по обезвреживанию преступников. О судах над ними. Десятки тысяч преступников получили свои сроки.

Но о судах последнее время вспоминают только тогда, когда там случается что-то экстраординарное. Когда, например, убежит преступник... Да и не всегда в репортажах из зала суда журналист остается на стороне правосудия.

Особенно раздражало Олега то, что в большинстве случаев в центре журналистского внимания оказывается анонимный убийца, разбойник, бандит. Кто знает в лицо наших знаменитых сыщиков? Но Басаева и Радуева, Япончика и Салоника знают все. Они герои публикаций, телерепортажей. И дело здесь не в специфике профессии прокурора, милиционера или чекиста. Дело, по мнению Олега, было в другом: рухнула логичная в прошлом шкала ценностей, согласно которой — честь и слава людям, борющимся со злом.

Тема преступности с утра до вечера занимает внимание обывателя. На него обрушивается целый поток жестокостей.

Утренние газеты лучше кофе бодрят нервную систему: страшилки «МК», фотографии трупов на развороте газеты «Сегодня». Днем — криминальные репортажи по телевидению. Вечером — кровь в передаче «Криминал» НТВ. И, наконец, ночной «Дорожный патруль».

На перекрестках автомобилистов и их пассажиров буквально атакуют несовершеннолетние книгоноши, предлагающие «Бандитскую Москву», «Бандитский Петербург», «Проституток Москвы», «Кулинарную книгу анархиста».

Психологический террор, которому подвергает своих сограждан четвертая власть, не менее опасен, чем террор физический. А в результате — неспособность конкретного лица постоять за себя.

Олег давно вел свое досье, многие материалы которого, по его мнению, были за гранью и морали, и нравственности, и человеческого гуманизма. В одном из номеров «АиФ», отнюдь не специализированного пособия для инквизиторов, он обнаружил следующую инструкцию для палача: