Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты

Увы! Кто теперь помнит Желтую комнату!

А ведь всего несколько лет назад море чернил было пролито репортерами всего мира на этом деле.

Впрочем, в Париже все забывается быстро. Я уж и не чаял рассказать когда-нибудь правду о той роли, которую сыграл во всей этой истории мой друг Жозеф Рультабиль, о жестоких и таинственных драмах, которые ему пришлось распутывать. Да он и сам этому отчаянно сопротивлялся.

Но вот недавно профессор Станжерсон был награжден орденом Почетного Легиона. По этому поводу одна вечерняя газетенка в статье столь же коварной, сколь и невежественной воскресила те трагические события, которые мой друг навсегда собирался предать забвению.

На суде присяжных Рультабиль не сказал всей правды. Он сообщил только то, что было необходимо для «объяснения необъяснимого» и оправдания невиновного.

Теперь же причины для молчания отпали. Итак, без дальнейших предисловий, вот что узнала Франция на следующий день после драмы в замке Гландье.

25 октября 1892 года вечерняя «Тан» опубликовала краткое сообщение:

Этой ночью, в то время как профессор Станжерсон работал в своей лаборатории, было совершено покушение на жизнь его дочери, которая спала у себя в комнате по соседству. Врачи не отвечают за ее жизнь».

Трудно описать волнение, охватившее Париж. В то время весь научный мир следил за работами профессора и его дочери. Их открытия произвели революцию в рентгенологии и впоследствии привели супругов Кюри к открытию радия.

Утренние газеты уже были полны заметок, на все лады обсуждавших эту драму.

Вот, например, что сообщала «Матэн» в статье «Преступление или..?»:

«…Отчаяние профессора Станжерсона и невозможность узнать что-либо из уст самой жертвы крайне затрудняют расследование. Вот единственные подробности:

Матильда Станжерсон найдена умирающей на полу своей спальни. Некий дядюшка Жак, старый и верный слуга семьи Станжерсон, со слов которого мы и ведем этот репортаж, оказался в Желтой комнате одновременно с профессором и еще двумя слугами.

Эта комната, служившая спальней дочери профессора, и их совместная лаборатория находятся в павильоне, в глубине парка, примерно в тридцати метрах от основного здания.

В половине первого ночи профессор Станжерсон и старина Жак находились еще в лаборатории.

Вот что рассказал нам старый слуга о событиях той ночи:

«В полночь Матильда попрощалась с отцом, пожелала мне доброй ночи и ушла к себе. Мы слышали, как она повернула ключ в двери и заперлась на задвижку.

Помню, я еще пошутил: «Барышня запирается на все замки, вероятно, побаивается нашу Божью благодать».

Громкое мяуканье за окном было мне ответом.

«Неужели и сегодня ночью эта бродячая кошка в парке не даст нам выспаться по-человечески?» — думал я.

До конца октября я тоже живу в павильоне и сплю на чердаке над Желтой комнатой, чтобы барышня не оставалась всю ночь одна в глубине парка. Уже четыре года, с тех пор как построили этот павильон, мы переселяемся в него весной, а на зиму возвращаемся в замок, так как в Желтой комнате нет камина.

Профессор и я продолжали молча работать. Вероятно, поэтому преступник и решил, что мы ушли.

Часы пробили половину первого, и почти сразу же отчаянный крик раздался из Желтой комнаты.

«Убийца, убийца, на помощь!» — кричала барышня.

В спальне загремели револьверные выстрелы, затем загрохотала опрокидываемая мебель.

«На помощь! — продолжала звать барышня. — Отец! Отец!»

Мы оба вскочили и бросились к двери. Но она была надежно заперта самой барышней изнутри на замок и на задвижку!

Мы яростно трясли дверь и колотили в нее что было сил, но она не поддавалась.

«Убийца забрался через окно!» — закричал я и выбежал из павильона.

Окно Желтой комнаты выходит в поле. Я побежал вдоль ограды, окружающей парк, а мне навстречу бегут Бернье — садовник и его жена, наша консьержка. Они услышали выстрелы и наши крики.

Я послал Бернье к профессору, а его жена и я бросились к окну спальни.

Увы, при ярком свете луны мы увидели не только целехонькую решетку окна, но и закрытые за решеткой изнутри ставни. Я сам закрывал их вечером и, поверьте, на совесть задвинул задвижку.

Убийца влезть здесь не мог и не мог убежать через окно.

Барышня уже перестала звать на помощь, а профессор в глубине павильона все еще продолжал наносить отчаянные удары, пытаясь выломать дверь.

Мы бросились назад и подоспели как раз в ту минуту, когда дверь наконец поддалась усилиям профессора и Бернье. Консьержка держала лампу, и мы все вчетвером ввалились в комнату.

И что же мы увидели?

Барышня в ночном пеньюаре лежала на полу посреди ужасающего беспорядка. На шее у нее была страшная царапина, на виске — кровоточащая рана.

И никого больше! Клянусь вам.

Комната крохотная. Лампа, которую держала госпожа Бернье, яркая, и мы все сразу увидели — никого.

Профессор с криком отчаяния бросился к дочери, пытаясь привести ее в чувство.

Но, хотя сам преступник и отсутствовал, зато следов его в комнате было предостаточно. Окровавленные отпечатки мужской руки на стенах и двери, большой носовой платок, красный от крови, старый берет и свежие следы на полу. Человек, оставивший эти следы, имел большие ступни.

Но как он попал сюда? И самое главное — как ушел?

В дверях нас четверо, окно прочно закрыто изнутри и… никого, кроме истекающей кровью барышни.

Тогда, не скрою, я подумал о дьяволе.

Но в этот момент мы обнаружили на полу… мой револьвер!

Да, мой собственный револьвер. Это вернуло меня к действительности. Не станет же дьявол его красть, чтобы убить барышню. Человек, который здесь побывал, сперва поднялся на чердак, взял из ящика мой револьвер и употребил его в своих низких намерениях. В барабане отсутствовало два заряда.

Мне еще повезло, что профессор Станжерсон находился в лаборатории, когда все это случилось. Он собственными глазами видел, что я сижу рядом с ним. Иначе… уж и не знаю, как обстояли бы дела в этой истории. Я бы уже сидел за решеткой, а правосудию немного надо, чтобы отправить человека на эшафот».

Репортер сопровождал это интервью следующими строками:

«Мы предоставили дядюшке Жаку возможность рассказать нам все, что он знает о преступлении в Желтой комнате. Мы привели даже выражения, которые он употребил. Читатели избавлены только от его бесконечных сетований и причитаний. Все ясно, старина Жак. Вы очень любите своих хозяев и хотите, чтобы все об этом знали… особенно после того, как был обнаружен револьвер. Вы не перестаете это повторять, и здесь нет ничего предосудительного.

Мы хотели задать дядюшке Жаку — Жаку Людовику Мустье еще несколько вопросов, но его позвал судебный следователь, который ведет дознание в большой гостиной замка.

Нам не удалось ни проникнуть в Гландье, ни повидать привратников Бернье, а дубовую рощу охраняют несколько полицейских, усердно занятых поисками следов убийцы.

На постоялом дворе недалеко от ограды замка нам удалось повидать господина Марке, судебного следователя из Корбейля и даже обратиться к нему с вопросом, когда он и его секретарь усаживались в экипаж.

— Не можете ли вы, господин Марке, сообщить нам некоторые подробности этого дела, без ущерба для вашего следствия, разумеется?

— Нам нечего сказать, — отвечал следователь, — во всяком случае, это самое странное дело на моей памяти. Чем больше мы думаем, что знаем что-нибудь, тем больше убеждаемся, что ничего не знаем.

Мы попросили господина Марке объясниться.

— Если ничего существенного не прибавится к фактам, установленным следствием, — сказал он, — то я весьма опасаюсь, что тайна, которая окружает ужасное покушение на мадемуазель Станжерсон, прояснится не скоро.

Но, надо надеяться, что исследование стен, потолка и пола Желтой комнаты, которым я займусь завтра же с архитектором, построившим павильон, дадут необходимые доказательства. Никогда не следует отчаиваться в логике вещей. Ибо проблема заключается в следующем: мы знаем, как убийца проник в комнату — он вошел в дверь и спрятался под кроватью в ожидании хозяйки, но каким образом он потом скрылся? Если мы не найдем ни люка, ни секретной двери, ни какого-либо другого отверстия, если испытания стен и даже их разрушение — ибо я не остановлюсь и перед разрушением павильона — не откроют нам какого-нибудь пути не только для человека, но и для любого существа, если потолок не имеет отверстия, а под полом нет подземелья, тогда придется поверить в дьявола, как сказал дядюшка Жак».

Анонимный журналист утверждал, что фразу о дьяволе судебный следователь произнес с особым удовольствием. Статья завершалась описанием воплей Божьей благодати.