Анна Литвинова - Трансфер на небо

– Милиция, тринадцатая. Слушаю вас.

– Убийство!.. Произошло убийство!..

– Где вы находитесь?

– Это Светловка!..

– Адрес, пожалуйста.

– Какой еще, на хрен, адрес?!

– Улица, номер дома?

Голос милицейской операторши был профессионально бесстрастным. Голос звонившего – молодого человека, почти мальчика, лет не более двадцати – задыхался, срывался.

Впрочем, девушка из службы «02» знала: такими взволнованными, испуганными почти всегда бывают голоса тех, кто сообщает об убийстве. Если только они не упились до стеклянного равнодушия. (Последнее тоже случалось слишком часто.) Но тот, кто звонил сейчас, был совершенно трезв. И еще – высокомерен и груб.

– Какая тебе, на хрен, улица! Это – база!

– Уточните, какая база.

Голос операторши сохранял ледяную невозмутимость.

– Да что ж ты, ёпыть, тупая такая! – в сердцах воскликнул молодой человек. – Это – футбольная база! Сборной страны! Поняла?!

– Футбольная база сборной страны?

– Да, да!

– В Светловке?

– Да!!

– «Скорая помощь» нужна?

Звонивший ухмыльнулся коротким смешком:

– Уже не нужна.

…Сборы закончились, поэтому на базе сборной команды России по футболу в подмосковной Светловке остались в основном иногородние футболисты – те, кто еще не успел обзавестись в Москве квартирой и решил не тратиться на гостиницу.

Из столичных жителей на базе ночевал один только ветеран – «легионер» Карпов. Впрочем, москвичом Карпова можно назвать весьма условно. Он уже шесть лет играл в Испании, в «Реал-Валенсии», и проживал, естественно, там же. У Карпова, правда, имелся подмосковный коттедж, но сейчас в нем шел ремонт. Билет же назад в Испанию жулики-администраторы взяли футболисту только на утро, поэтому звездный игрок и решил переночевать на базе Команды.

На поле выходит номер седьмой – Карпов Евгений,

32 года, постоянно проживает в городе Валенсии, Испания. Играет за местный клуб «Реал-Валенсия», нападающий. Женат, двое детей.

Карпов после ужина составил с товарищами по команде партию в «дурака». Играли в комнате отдыха, пара на пару. «Испанец» Карпов перекидывался в картишки с ленцой – так, чтоб только время провести. Впрочем, он, кажется, все на свете делал с ленцой: пил, ел, тренировался, рулил на своем новом «Порше Каррера». Он даже в футбол играл словно нехотя, как бы через силу. Но при этом… При этом Карпов обладал исключительной техникой и чутьем мяча и поля. И поэтому, если уж он оказывался в штрафной противника, можно было не сомневаться: именно к нему, на ногу или на голову, вот-вот попадет мяч. И сколько бы защитников не «держали» в сей момент Карпова, снаряд от его ноги скорее всего не просто отправится в створ ворот, а полетит в девяточку или, на худой конец, в шестерочку. Правда, злые языки поговаривали, что чутье гола почему-то особенно обострено у Карпова в тех играх, за которые платили песетами (а позже евро) – то есть в матчах за его испанский клуб. В играх за сборную своей страны пресловутое чувство гола Карпову неожиданно изменяло, и он, как правило, представал на поле тем самым человеком, каковым он всегда казался в частной жизни: балованным красавчиком с изрядной ленцой. На последний Кубок Европы тренер его в Команду взял, но так и не решился ни разу выпустить на поле. И целый месяц самого важного футбольного первенства – бесславный месяц для Команды! – Карпов благополучно продремал на скамье запасных.

Все знали, что Карпов нежно любит свою жену и двух дочурок – во всяком случае, редкие интервью в домашних изысканных интерьерах он проводил непременно с женой под боком и очаровательными девчушками, ползающими где-то у его ног.

«Моя семья – это и есть то, ради чего стоит жить», – неизменно повторял Карпов журналистам.

Иногда писаки провокационно спрашивали:

– А как же футбол?

Но сбить Карпова с толку оказывалось непросто:

– Семья – это мое счастье, а футбол – моя жизнь, – с пафосом отвечал он.

…На базе в Светловке остался и еще один игрок – Игорь Кондаков из питерского «Всполоха». Он мог бы, конечно, уехать в Петербург сразу по окончании игры – на «Красной стреле», или улететь из Шереметьева, однако назавтра в столицу с Цейлона приезжала его юная жена Анжелика. Вот молодые и наметили планы: днем прошвырнуться по Москве, прикупить в бутиках в «Петровском пассаже» и Третьяковском проезде каких-нибудь «Версаче» с «Армани», а уж вечером вылететь домой, в северную столицу.

На поле выходит номер одиннадцатый – Кондаков Игорь,

22 года, выступает за «Всполох» (Санкт-Петербург), форвард, женат, детей нет.

Питерец Игорь Кондаков, составивший Карпову пару на сегодняшний карточный вечер, являлcя полной противоположностью своему товарищу. Был Игорек быстрым, резким, азартным – и на поле, и в жизни. Он на целое футбольное поколение – на десяток лет! – был моложе Карпова. Странно, что общего нашли эти два парня: тридцатилетний Карпов – леноватый, обремененный детьми и миллионным состоянием, и Кондаков – молодой, волевой, азартный и до крайности амбициозный. А ведь они всегда сидели рядом в столовой и в автобусе и предпочитали вдвоем бродить по магазинам, площадям и тавернам западных городов, когда выдавалось редкое свободное время в поездках. И в гостиницах жили обычно в одной комнате. Правда, здесь, на базе в Светловке, игрокам были созданы райские условия – лишь бы ничто не отвлекало футболистов от тренировок! – и каждому полагалась своя, персональная комната-люкс.

Юный Кондаков (в отличие от сходящего Карпова) произвел фурор еще на первенстве мира два года назад. Его дважды выпускали на восьмидесятых минутах матча на помощь нашей безнадежно тонущей сборной – и оба раза он прорывался к воротам соперника и впечатывал неберущуюся «банку». (Правда, российскую команду это так и не спасло.) После Кубка все наперебой – и газеты, и болельщики заговорили о Кондакове как о «звезде», «герое», «надежде отечественного футбола». Интервью с ним охотно печатали все газеты – от серьезных «Известий» до фривольного «Мегаполис-Экспресс». Он даже ухитрился сняться почти в полном неглиже, прикрывая причинное место мячом, на обложку журнала «Плэй-герл», что принесло ему двадцать тысяч долларов, а журналу – двадцать тысяч дополнительных покупательниц.

Сразу же после мирового первенства Игорек Кондаков преисполнился тщеславных надежд. В далеко простирающихся мечтах Кондакову виделись многомиллионные контракты – с именитыми командами вроде «Реала»; мячи, трепыхающиеся после его ударов в сетках вратарей «Челси» и «Милана»; принадлежащий лично ему замок под Парижем и мажордом в белых перчатках, наливающий ему вино, взращенное на собственном винограднике… Слава богу, Игорьку хватало ума своими фантазиями ни с кем не делиться: ни с журналистами, ни, тем паче, с товарищами по команде – засмеют!

Однако мечты Кондакова довольно скоро стали сбываться. Родной клуб продал его (за два миллиона евро) клубу французскому, под названием «Лазурный берег». В Ницце Кондаков рьяно взялся было за дело, пару «банок» забил, но потом плотно засел на скамье запасных. Так и проторчал в запасе весь год – одна радость, что по Франции и другим европейским странам поездил. А по окончании сезона французики избавились от Кондакова: перепродали его назад, в Россию, но теперь уже в питерский «Всполох». Так что Кондаков, несмотря на свой юный возраст, уже успел познать и эйфорию успеха, и кислый вкус поражений, и томительное сидение в запасных. Спортсмены вообще взрослеют рано, и ярких эмоций им хватает – через край, и искушений тоже: и богатством, и славой.

Кондаков до сих пор более всех игроков сборной интересовал журналистов. Именно его – чаще, чем кого бы то ни было – просили об интервью. О нем чаще всего расспрашивали и тренеров, и других футболистов. Желтые газеты взрывались шапками: «КОНДАКОВ ХОЧЕТ ИГРАТЬ В «„ЧЕЛСИ”»; авторитетные спортивные издания разражались посвященными ему дискуссиями: «НЕ ПОГАСНЕТ ЛИ ЗВЕЗДА ОТЕЧЕСТВЕННОГО ФУТБОЛА?»…

Мудрый друг его Карпов, прошедший и Крым, и рым, и медные трубы, над всероссийским успехом Кондакова только посмеивался. К примеру, приговаривал, входя в столовку: «Ну-ка, где там надежда отечественного футбола? А-а, борщ жрет наша надежда! Скажи-ка, надежда, а когда ты снова будешь сниматься без одежды?..» Как ни странно, Кондаков никогда не обижался на прилюдные подколки Карпова, хотя, когда его в подобном тоне однажды стал задирать его ровесник Нычкин, Кондаков набросился на того с кулаками.