Элизабет Ролле - Убийство в доме с привидением

Пинком распахнув дверь, Нильс закричал с порога:

— Пит! Эй, где ты, Пит? Я сдал, слышишь? Где ты там?

Он заглянул на кухню — она была пуста, зато из ванной слышался звук льющейся воды. Нильс швырнул в угол сумку и стукнул кулаком по двери.

— Вылезай, довольно плескаться.

— Это ты? — раздалось оттуда.— Сейчас.

Через минуту дверь открылась, и из ванной вышел высокий сероглазый юноша в полосатом махровом халате с полотенцем в руках, которым он тер свои рыжеватые вихры.

— Сдал? — сразу спросил он.

— Конечно, сдал,— самодовольно ответил Нильс, раз­валившись в огромном кресле в своей излюбленной позе: свесив ноги через один подлокотник и упершись спиной в другой.

Его густые вьющиеся волосы цвета спелой пшеницы были взлохмачены так, словно он только что участвовал в ожесточенных спортивных состязаниях, а не сдавал экзамен по химии в одном из самых престижных университетов Англии — Кембридже. Несмотря на бессонную ночь, голубые глаза задорно блестели на густо усеянном веснушками открытом лице со слегка вздернутым носом.

— Долго он тебя мучил? — поинтересовался Питер.

— По всему курсу гонял, а все из-за тебя. Не дружи я с тобой, отделался бы вдвое быстрее. Всю душу из меня вытряс, чтобы не подумали, будто профессор Мортаг делает скидку друзьям своего племянника. Из-за его нелепой щепетильности я угробил на органику вдвое больше времени, чем следовало,— сказал Нильс, пытаясь носком левой туфли стащить правую.

— Ты зачем туфли снимаешь? — спросил Питер, заметив его манипуляции. — Кто, по-твоему, пойдет в ма­газин?

— Разве моя очередь? — притворно удивился Нильс.

— А чья же? Прошлый раз я ходил, и раньше тоже я. Теперь твоя очередь. Надо было зайти по дороге.

— Я думал, в холодильнике что-нибудь еще есть.— Нильс с унылым видом опустил ноги на пол.— Вчера там оставались ветчина и банка крабов.

— Ты же сам их съел, забыл? И джем ты прикончил, целую банку! Когда это ты успел?

— Не могу же я зубрить всю ночь без перерыва! А в перерывах надо чем-то заняться, чтобы не заснуть,— объяснил Нильс.— Ладно, я пошел.

Он вышел в прихожую, взял большую коричневую сумку и захлопнул за собой входную дверь.

Нильс с Питером жили очень дружно, все недоразуме­ния между ними сводились к препирательствам по поводу того, чья очередь заниматься хозяйством или кто засунул неизвестно куда какую-нибудь вещь. Вселились они сюда шесть месяцев назад, до этого Нильс жил один, а Питер — с дядей, профессором Мортагом, преподававшим органи­ческую химию. Отец Питера состоял на дипломатической службе и последние двенадцать лет вместе с семьей жил в Вашингтоне; полагая, что старший сын должен получить образование на родине, он отправил ничего не имеющего против Питера в Англию, сделав выбор в пользу Кембрид­жа из-за профессора Мортага. Профессор относился к племяннику с искренней симпатией, но, будучи старым холостяком, никогда не имевшим своих детей, чересчур серьезно, по мнению Питера, воспринимал возложенную на него обязанность присматривать за юным родственни­ком. Оставив родителей на другом континенте и обретя свободу, Питер вовсе не желал вновь попасть под опеку и потому уговорил дядю разрешить ему поселиться вместе с Нильсом, объяснив, что вместе им будет удобнее зани­маться. Профессор Мортаг воспринял этот аргумент весь­ма скептически, однако на переезд согласился.

В ожидании возвращения Нильса из магазина Питер улегся на диван и раскрыл кулинарную книгу, доставшуюся им в наследство от прежних жильцов. Когда они въехали, Нильс собрался ее выбросить, однако Питер за­интересовался иллюстрациями и, к удивлению Нильса, внимательно изучил ее, а затем задумчиво сказал, что было бы любопытно проверить, действительно ли все получается так, как здесь написано. Нильс счел его слова пустой болтовней и поэтому был потрясен, когда, придя однажды домой, застал его за приготовлением торта. Любивший вкусно поесть, Нильс, доедая последний кусок, заявил, что Питер подошел к вопросу не как простая домашняя хозяйка,  а как настоящий ученый-химик. Успех и похвалы вдохновили Питера, и с тех пор он время от времени принимался сооружать очередной затейливо украшенный торт (специализировался он исключительно на тортах и достиг завидного совершенства); при этом он любил рисковать и питал склонность к смелым комбинаци­ям. Нильс оставался стойким приверженцем его творений, несмотря на то, что раза два эксперименты Питера при­веди к прискорбным последствиям для их желудков.

Вернувшийся Нильс, кроме сумки, принес еще объемистый мешок, доверху чем-то набитый. Зайдя на кухню, он рассовал по полкам свои приобретения, поставил опустев­шую сумку возле вешалки и с мешком в руках вошел в гостиную. Усевшись в кресло напротив Питера, Нильс поставил мешок рядом с собой на пол, достал оттуда гроздь бананов, оторвал один, очистил и начал есть.

— Сладкие,— сказал он, покончив с одним и прини­маясь за следующий.— Надо было больше взять.— Ба­наны были его слабостью.

Питер смерил мешок оценивающим взглядом:

— Куда уж больше!

— Бананы — это не еда. Так, одна видимость.

— Какой смысл тебя кормить? — заметил Питер, от­кладывая книгу.— Глядя на тебя, трудно понять, куда все девается.

Несмотря на то, что Нильс любил хорошо поесть, фигура у него была худощавая, он был ниже Питера и у́же в плечах.

— А ты хочешь, чтобы я растолстел? Тогда вставай и принимайся за торт.  Я и ром купил для пропитки.

— С чего ты решил, что я собираюсь делать торт?

— Как это с чего? Надо же отметить тот факт, что, несмотря на происки твоего дяди, с экзаменами покончено. Сделай «Вавилонскую башню». Сливки я тоже купил. Вставай, довольно валяться! — Из них двоих Нильс был более подвижным и инициативным.

К радости Нильса,  Питер не требовал, чтобы тот помо­гал ему, считая, что вреда от его помощи будет больше, чем пользы. Нильс включил магнитофон, великодушно по­ставил запись, которая особенно нравилась Питеру, и за­нялся уборкой: вся его комната была завалена лежавши­ми где попало учебниками по химии, конспектами и от­дельными листками с формулами. Нильс дошел даже до того, что вынес в прихожую теннисные туфли и повесил на крючок ракетки (такой порядок обычно наводится лишь по большим праздникам), после чего заглянул на кухню и спросил:

— Сегодня в теннис будем играть?

Неугомонный Нильс вечно куда-нибудь тащил прияте­ля, сидеть на месте он не любил, а сейчас, после несколь­ких проведенных в четырех стенах дней, когда он готовил­ся к последнему и самому трудному экзамену, его прямо распирало желание двигаться.

— Или торт, или теннис,— коротко ответил Питер,— что-нибудь одно.

— Лучше торт,— сделал выбор Нильс.

— Сними трубку, кажется, звонят!

— Тебя,— сказал Нильс, выключая магнитофон. — Твой отец.

Чем дольше Питер слушал, тем больше мрачнел, а ког­да положил трубку, вид у него был столь понурый, что Нильс отложил тряпку,  которой вытирал пыль с книжного шкафа, и обеспокоенно спросил:

— У тебя дома что-то случилось?

— Дома — ничего, это со мной кое-что случилось, — скорбно сказал Питер. Нильс внимательно оглядел его с ног до головы, но не заметил никаких роковых изменений. — Вместо Флориды мне придется поехать в Шотлан­дию. Отец решил, что кто-то из нашей семьи должен навестить мисс Прайс.

— Кто это?

— Наша очень дальняя престарелая родственница. Она регулярно пишет пространные письма, а отец имеет обыкновение читать их всем нам вслух. Пока я жил с родителями, мне иногда казалось, что она тоже живет вместе с нами.

— С какой стати тебе к ней ехать?

— Спроси моего отца! Ему, видите ли, взбрело в голо­ву, что это будет ей приятно, а будет ли это приятно мне, его не интересует. Она написала, что была бы рада увидеть кого-нибудь из нас, вот он и решил, что я должен навестить старушку и пожить там.

Нильс был расстроен не меньше приятеля. Ему хоте­лось поскорее оказаться в Майами у своего американ­ского родственника и опекуна Крэга. Нильс был с ним в прекрасных отношениях и охотно проводил там все каникулы; на этот раз он собирался ехать к Крэгу вместе с Питером.

— Мы же договорились! На тебя нельзя положиться! — воскликнул он с досадой.

— Я же не виноват, что так получилось, — удрученно сказал Питер. — Думаешь, мне очень хочется провести полмесяца в деревенском захолустье? Никуда не денешь­ся, с отцом спорить бесполезно. Кстати, он сказал, что ты тоже можешь поехать, только ты ведь не захочешь...