Уилки Коллинз - Лунный камень

Прежде нежели я успѣлъ приступить къ разъясненію этого обстоятельства, въ комнату вбѣжала толпа людей, послѣдовавшихъ за мною черезъ дворъ. Двоюродный братъ мой, какъ сумашедшій, бросился на нихъ съ факеломъ и кинжаломъ въ рукахъ. «Очистите комнату», крикнулъ онъ мнѣ, «и поставьте караулъ къ дверямъ!» Солдаты попятились. Я поставилъ у входа караулъ изъ двухъ человѣкъ моего отряда, на которыхъ я могъ положиться, и во всю остальную ночь уже не встрѣчался болѣе съ моимъ двоюроднымъ братомъ.

На другой день, рано поутру, такъ какъ грабежъ все еще не прекращался, генералъ Бердъ публично объявилъ при барабанномъ боѣ, что всякій воръ, пойманный на мѣстѣ преступленія, будетъ повѣшенъ, несмотря на свое званіе. Генералъ-гевальдигеру поручено было при случаѣ подтвердить фактами приказъ Берда. Тутъ, въ толпѣ, собравшейся для выслушанія приказа, мы снова встрѣтились съ Гернкаслемъ.

Онъ, по обыкновенію, протянулъ мнѣ руку и сказалъ: «Здравствуйте».

Я же съ своей стороны медлилъ подавать ему руку.

— Скажите мнѣ сперва, спросилъ я, — что было причиной смерти Индѣйца въ оружейной палатѣ, и что означали его послѣднія слова, которыя онъ произнесъ, указывая на кинжалъ въ вашей рукѣ.

— Я полагаю, что причиной его смерти была рана, отвѣчалъ Гернкасль. — Смыслъ же его послѣднихъ словъ такъ же мало понятенъ мнѣ, какъ и вамъ.

Я пристально посмотрѣлъ на него. Бѣшенство, въ которомъ находился онъ наканунѣ, совершенно утихло. Я рѣшился еще разъ попытать его.

— Вы ничего болѣе не имѣете сказать мнѣ? спросилъ я.

— Ничего, отвѣчалъ онъ.

Я отвернулся отъ него, и съ тѣхъ поръ мы болѣе не говорили.

Прошу замѣтить, что все разказанное мною здѣсь о моемъ двоюродномъ братѣ назначается единственно для моего семейства, за исключеніемъ какого-либо непредвидѣннаго случая, могущаго сдѣлать необходимымъ опубликованіе этихъ фактовъ. Въ разговорѣ со мной Гернкасль не высказалъ ничего такого, о чемъ стоило бы доносить нашему полковому командиру. Тѣ, которые помнили его вспышку за алмазъ наканунѣ штурма, нерѣдко подсмѣивались надъ нимъ въ послѣдствіи; но не трудно догадаться, что обстоятельства, при которыхъ я засталъ его въ оружейной палатѣ, вынуждали его хранить молчаніе. Ходятъ слухи, будто онъ намѣренъ перейдти въ другой полкъ, очевидно для того, чтобъ избавиться отъ меня.

Правда это, или нѣтъ, я все-таки не могу, по весьма уважительнымъ причинамъ, выступить его обвинителемъ. Какимъ образомъ разглашу я фактъ, для подтвержденія котораго я не имѣю никакихъ другихъ доказательствъ, кромѣ нравственныхъ. Я не только не могу уличить Гернкасля въ убійствѣ двухъ Индѣйцевъ, найденныхъ мною у двери; но не могу даже утверждать, что и третій человѣкъ, убитый въ оружейной палатѣ, палъ его жертвой, такъ какъ самый фактъ преступленія свершился не на моихъ глазахъ. Правда, я слышалъ слова умирающаго Индѣйца; но еслибы слова эти признаны были за бредъ предсмертной агоніи, могъ ли бы я отрицать это съ полнымъ убѣжденіемъ? Пусть родные наши съ той и другой стороны, прочтя этотъ разказъ, сами произнесутъ свой приговоръ и рѣшатъ, основательно ли то отвращеніе, которое я питаю теперь къ этому человѣку. Несмотря на то что я не придаю ни малѣйшаго вѣроятія этой фантастической индѣйской легендѣ о драгоцѣнномъ алмазѣ, я долженъ однако сознаться, что во мнѣ дѣйствуетъ особенный, мною самимъ созданный предразсудокъ. Я убѣжденъ, считайте это какъ вамъ угодно, что преступленіе всегда влечетъ за собой наказаніе. И я вѣрю не только въ виновность Гернкасля, но и въ то, что настанетъ время, когда онъ раскается въ своемъ поступкѣ, если только алмазъ не выйдетъ изъ его рукъ. Вѣрю также, что и тѣ, кому онъ передастъ этотъ камень, будутъ сожалѣть о томъ, что получили его.

Въ первой части Робинзона Крузо, на страницѣ сто двадцать девятой, вы найдете слѣдующее изреченіе: «Теперь только, хотя слишкомъ поздно, увидалъ я, какъ безразсудно предпринимать какое-либо дѣло, не высчитавъ напередъ его издержекъ и не соразмѣривъ съ намъ первоначально силъ своихъ.»

Не далѣе какъ вчера открылъ я своего Робинзона Крузо на этой самой страницѣ, а сегодня утромъ (двадцать перваго мая 1850 г.) пришелъ ко мнѣ племянникъ миледи, мистеръ Франклинъ Блекъ, и повелъ со мною такую рѣчь:

— Бетереджъ, сказалъ мистеръ Франклинъ, — я былъ сейчасъ у нашего адвоката по поводу нѣкоторыхъ фамильныхъ дѣлъ; между прочимъ мы разговорилась о похищеніи индѣйскаго алмаза, изъ дома тетки моей, въ Йоркшарѣ, два года тому назадъ. Адвокатъ думаетъ, и я совершенно съ нимъ согласенъ, что въ интересахъ истины необходимо изложить всю эту исторію въ письменномъ разказѣ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

Не подозрѣвая его намѣреній и полагая, что въ обезпеченіе мира и спокойствія всегда благоразумнѣе держаться совѣтовъ адвоката, я отвѣчалъ ему, что и самъ раздѣляю его мнѣніе.

— Вамъ извѣстно, продолжилъ мистеръ Франклинъ, — что пропажа набросила тѣнь на многихъ невинныхъ лицъ. Поэтому не трудно предвидѣть, что и въ послѣдствіи память ихъ подвергнется незаслуженнымъ нареканіямъ за недостаткомъ письменно изложенныхъ фактовъ, могущихъ возстановить истину. Нечего и говорить, что эта странная фамильная исторія должна быть непремѣнно описана, и я увѣренъ, Бетереджъ, что мы съ адвокатомъ придумали наилучшій способъ изложить ее.

Очень могло быть, что такъ, только я никакъ не могъ уразумѣть, какое отношеніе имѣло все это ко мнѣ.

— Намъ необходимо разказать извѣстныя событія, продолжилъ мистеръ Франклинъ, — и между вами найдутся люди, которыя, сами принимавъ участіе въ этихъ происшествіяхъ, способны описать ихъ въ качествѣ очевидцевъ. Это подало нашему адвокату мысль, что мы всѣ должны поочередно писать исторію Луннаго камня, насколько допуститъ это ваше личное знакомство съ дѣломъ, но не болѣе. Мы начнемъ съ того, что разкажемъ какимъ путемъ камень впервые достался моему дядѣ Гернкаслю, во время службы его въ Индіи, пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ. Этотъ прологъ я уже отыскалъ между старыми фамильными бумагами, въ формѣ рукописи, передающей всѣ необходимыя подробности со словъ очевидца. Затѣмъ послѣдуетъ разказъ о томъ, какъ попалъ этотъ камень въ домъ тетки моей, въ Йоркширѣ, два года тому назадъ, и какъ менѣе нежели черезъ двѣнадцать часовъ послѣ того онъ былъ неизвѣстно кѣмъ похищенъ. Никто не знаетъ лучше васъ, Бетереджъ, что происходило тогда въ этомъ домѣ. Берите же перо въ руки и начинайте.

Такимъ-то образомъ мнѣ было объяснено то личное участіе, которое я долженъ былъ принять въ дѣлѣ объ алмазѣ. Если васъ интересуетъ знать какой образъ дѣйствій избралъ я въ данномъ случаѣ, то позвольте доложить вамъ, что я поступилъ такъ, какъ, вѣроятно, поступили бы и вы на моемъ мѣстѣ. Я скромно объявилъ себя неспособнымъ къ возлагаемой на меня обязанности, внутренно сознавая въ то же время, что умѣнья у меня хватило бы, еслибы только я рѣшился дать волю моимъ талантамъ. Мистеръ Франклинъ, вѣроятно, прочиталъ эту мысль на лицѣ моемъ; онъ не повѣрилъ моей скромности и настаивалъ на томъ, чтобы я воспользовался случаемъ приложить свои таланты къ дѣлу.

Вотъ уже два часа какъ мистеръ Франклинъ меня оставилъ. Не успѣлъ онъ повернуть ко мнѣ спину, какъ я подошелъ къ своему бюро, чтобы начать свой разказъ. А между тѣмъ, несмотря на свои таланты, я до сихъ поръ сижу здѣсь безпомощный, не зная какъ приступить къ дѣлу, и размышляю вмѣстѣ съ Робинзономъ Крузо (смотри выше), что безразсудно браться за какое-либо предпріятіе, не высчитавъ напередъ его издержекъ и не соразмѣривъ съ нимъ первоначально силъ своихъ. Вспомните, что я случайно открылъ книгу на этомъ самомъ мѣстѣ наканунѣ своего опрометчиваго рѣшенія, и позвольте спросить васъ, неужто это было не пророчество?

Я не суевѣръ, перечиталъ въ свое время кучу книгъ и могу назвать себя въ нѣкоторомъ родѣ ученымъ. Несмотря на свои семьдесятъ лѣтъ, я имѣю еще свѣжую память и бодрыя ноги. Не принимайте же словъ моихъ за мнѣніе невѣжды, если я скажу вамъ, что никогда еще не было да и не будетъ книги подобной Робинзону Крузо; я обращался къ ней въ продолженіе многихъ лѣтъ, обыкновенно покуривая свою трубочку, и Робинзонъ всегда былъ мнѣ истиннымъ другомъ, во всѣхъ трудностяхъ этой земной жизни. Когда я не въ духѣ, открываю Робинзона Крузо. Нуженъ ли мнѣ совѣтъ, беру Робинзона Крузо. Надоѣстъ ли, бывало, жена, случится ли и въ настоящее время хлебнуть лишнее, опять за Робинзона Крузо. Шесть новыхъ экземпляровъ этой книги истрепались въ моихъ рукахъ. А намедни миледи, въ день рожденія, подарила мнѣ седьмой. Я на радостяхъ куликнулъ было немножко, но Робинзонъ Крузо скорехонько отрезвилъ меня. Цѣна ему четыре шиллинга и шесть пенсовъ, въ голубомъ переплетѣ и съ придачею картинки.