Луи Байяр - Всевидящее око

А покамест я еще раз сам перечитаю написанное. В последний раз. Олдермен Хант, вас не затруднит подбросить полешко в камин?

Итак, принимаюсь за чтение…

Мое профессиональное участие в расследовании «вейст-пойнтского дела» началось утром двадцать шестого октября тысяча восемьсот тридцатого года. В тот день я совершал свою обычную прогулку по холмам, окружающим Баттермилк-Фолс[2]. Единственное отличие – я вышел из дому несколько позже, чем всегда. Погода баловала нас затяжным бабьим летом. От листьев (даже опавших) исходило приятное тепло. Оно проникало сквозь подошвы моих сапог, золотило туман, окаймлявший фермерские дома. Я шел один, двигаясь вдоль ожерелья холмов. Было тихо, если не считать поскрипывания сапог и собачьего лая, доносившегося со двора усадьбы Дольфа ван Корлера. К этим звукам стоит еще добавить звук моего дыхания, поскольку я все время шел вверх. Я направлялся к гранитному выступу, называемому местными жителями Пятою Шадраха. Перед последним отрезком пути я остановился передохнуть, обхватив рукой ствол тополя. Вот тогда-то я и услышал французский рожок, протрубивший в нескольких милях к северу.

Звук рожка я слышал много раз, как и всякий живущий в достаточной близости от Военной академии. Однако в то утро он вызвал в моих ушах какое-то странное гудение. Впервые я вдруг задумался: почему сигнал французского рожка покрывает такие расстояния?

Вообще-то мне не свойственно думать о подобных пустяках. Я бы даже не стал тратить время на упоминание об этом рожке. Просто его звук явился отражением… моего умственного настроя. В другой день мне бы и в голову не пришло думать о рожках. Я бы даже не стал оборачиваться, пока не достиг вершины. И конечно же, две колеи, оставленные колесами, не замедлили бы моего пути домой.

Две колеи, каждая глубиной в три дюйма и длиной в фут. Я увидел их, возвращаясь домой. Поначалу я обратил на них не больше внимания, чем на растущие астры или клин гусей, летящих в небе. Странно, что они не заставили меня выстроить цепь причин и следствий. Отсюда и мое удивление, когда с вершины ближайшего к дому холма я заметил у себя во дворе фаэтон[3], запряженный гнедой лошадью.

На козлах сидел молоденький артиллерист, однако мои глаза, привыкшие выискивать старшего по званию, сразу же сосредоточились на офицере. Он стоял, прислонившись спиной к экипажу. Одетый по всей форме, он, казалось, собрался позировать для портрета. Офицер в буквальном смысле слова сиял золотом с головы до ног: позолоченные пуговицы мундира, золотистый шнур на кивере[4]. Даже медная рукоятка его шпаги была покрыта позолотой. Мне почудилось, что своим сиянием офицер затмевал солнце. Потом мелькнула безумная мысль, будто неожиданный гость является… порождением французского рожка.

Как-никак, ведь я сначала услышал звуки рожка, а теперь смотрел на этого человека. Признаюсь, вальяжность его позы несколько успокоила меня.

У меня было преимущество: офицер не знал, что я нахожусь совсем неподалеку. Дневное тепло разморило его, притупив бдительность. Он играл поводьями. Глаза его были полузакрыты, а голова раскачивалась.

Трудно сказать, сколько бы еще продолжалось его вальяжное ожидание и мое наблюдение за ним, если б не вмешательство третьей стороны. Третьей стороной была корова. Обыкновенная крупная корова, вышедшая из рощицы платанов. Корова смачно чавкала, дожевывая клевер. Заметив фаэтон, корова направилась к нему и стала ходить кругами, однако делала это с величайшим тактом. Похоже, она сообразила, что у офицера имелись серьезные причины вторгнуться в мой мир. Офицер меж тем отступил. Его рука сжала эфес меча. Похоже, он и впрямь приготовился к обороне. Назревало убийство (весь вопрос – чье?), и только это заставило меня устремиться вниз, крича на ходу:

– Ее зовут Агарь![5]

У офицера была хорошая выучка. Услышав мой голос, он не вздрогнул, а лишь неторопливо повернул голову и только потом – туловище.

– Во всяком случае, на это имя она отзывается, – продолжал я, подходя к нему. – Она появилась здесь через несколько дней после меня. Поскольку корова не сообщила, как ее зовут, я был вынужден сам дать ей имя.

Офицер натянуто улыбнулся.

– Замечательное животное, сэр, – сказал он.

– По натуре – истинная республиканка. Уходит, когда захочет, и возвращается, когда вздумается. Никто из нас не связан обязательствами.

– М-м-м. Мне думается, если бы…

– Знаю. Вы хотели сказать: если бы все женщины вели себя подобным образом.

Офицер, издали показавшийся мне молодым, был не так уж молод. На вид я дал ему лет тридцать восемь. Всего на десять лет меня младше, а до сих пор на посылках. В том, что его сюда послали, я не сомневался: поручение, данное ему, ощущалось во всем его облике.

– Сэр, вы – Огастас Лэндор? – спросил он.

– Да.

– Лейтенант Мидоуз, к вашим услугам.

– Рад с вами познакомиться, лейтенант.

Прежде чем говорить дальше, Мидоуз дважды прокашлялся.

– Сэр, меня уполномочили сообщить вам, что начальник академии полковник Тайер просит вас прибыть к нему на аудиенцию.

– И каков характер аудиенции? – осведомился я.

– Я не имею права говорить об этом, сэр.

– Понимаю. Хотя бы скажите: аудиенция имеет какое-либо отношение к моей профессии?

– Сэр, я не…

– Могу я, по крайней мере, узнать время ее начала?

– Сразу же, как только вы прибудете в расположение академии.

Должен признаться: никогда еще очарование дня не было для меня столь сильным, как в этот момент. Весь пейзаж окутывала восхитительная дымка, столь редкая для конца октября. Она скрывала прибрежную полосу. Дятел, сидевший на стволе серого клена, стучал мне: «Оставайся».

Тростью, с которой я не расставался на прогулках, я указал на дверь дома.

– Лейтенант, позвольте мне угостить вас кофе.

– Благодарю вас, сэр, но, право, не стоит.

– А как насчет кусочка поджаренного окорока?

– Благодарю, я уже завтракал. Я повернулся и шагнул к двери.

– Знаете, лейтенант, я приехал сюда из-за своего здоровья.

– Простите, сэр, я не совсем понял ваши слова.

– Доктор сказал мне: «Хотите жить дольше, перебирайтесь туда, где выше. В Гудзоновские нагорья. Уезжайте из этого чертова города». Вот что он мне тогда сказал.

– М-м-м, – снова промычал лейтенант, уставившись на меня тусклыми карими глазами.

У него был приплюснутый нос с белыми ноздрями.

– А теперь взгляните-ка на меня, – продолжал я. – Просто олицетворение здоровья.

Он кивнул.

– Здоровье – великий дар. Вы согласны со мной, лейтенант?

– Затрудняюсь сказать, – заученно ответил он. – Возможно, вы правы, сэр.

– Еще вопрос, лейтенант. Вы – выпускник академии?

– Нет, сэр.

– Тогда вы прошли нелегкий путь. Должно быть, с рядовых начинали?

– Так точно, сэр.

– Что ж, здесь наши пути схожи, лейтенант, – признался я. – Я ведь тоже не ходил в колледж. Если я не выказывал рвения к проповедничеству, какой был смысл учить меня дальше? Так думал мой отец, и не только он. Многие отцы в те годы придерживались подобного мнения. Понимаю, сэр.

Знаете, в чем разница между обычным разговором и допросом? При допросе сильной стороной является спрашивающий; при обычном разговоре – наоборот. Признаюсь: в тот момент мне не хватило сил дождаться, пока заговорит Мидоуз, поэтому я не умолк, а просто сменил тему.

– Слишком просторный экипаж для одного человека, – сказал я, ударив носком сапога по колесу фаэтона.

– Ничего другого под рукой не оказалось, сэр. И потом, мы не знали, есть ли у вас лошадь.

– А что, лейтенант, если я откажусь ехать с вами?

– Решение остается за вами, мистер Лэндор. Вы не состоите на военной службе. К тому же мы находимся в свободной стране.

«В свободной стране». Так он и сказал.

Да, я находился в свободной стране. У себя дома. Справа, в нескольких шагах, чуть покачиваясь, стояла Агарь. За нею виднелся мой скромный домик с неплотно закрытой дверью (уходя, я не удосужился закрыть ее как следует). Внутри меня ждали головоломки, прибывшие с последней почтой, кофейник с холодным кофе, окна, скрытые за старенькими жалюзи, гирлянда сушеных персиков и страусиное яйцо. Оно висело над каминной трубой, а подарил его мне бакалейщик из четвертого района. За домом, возле изгороди, жевал сено мой давний спутник – чалый жеребец по имени Конь.

– Хороший сегодня день для путешествий, – сказал я.

– Да, сэр.

– В такой день можно ехать не торопясь. Это факт. – Я взглянул на лейтенанта. – Но полковник Тайер ждет, и это тоже факт. Полковник говорил вам, что не хотел бы слишком растягивать свое ожидание?

– Если желаете, сэр, вы можете ехать на своей лошади, – с долей отчаяния в голосе ответил лейтенант Мидоуз.

– Нет.

Мое «нет» повисло в воздухе. Некоторое время мы стояли молча. Агарь вновь заходила вокруг фаэтона.