Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты

Он относительно беден, иначе вообще не стал бы сыщиком. Он человек простой, иначе не смог бы ужиться среди простых людей. У него есть подход к людям, иначе он не справился бы со своей работой. Он не возьмет денег бесчестно и бесстрастно отомстит за чужую наглость. Он одинок, и гордость его требует, чтобы к нему относились как к личности гордой, иначе горько пожалеешь, что встретился с ним. Он разговаривает, как человек своей эпохи, то есть с грубоватым юмором, острым чувством преувеличения, отвращением к фальши и презрением к мелочности.

Детектив — это приключенческий рассказ о человеке, ищущем правду, и он не был бы приключенческим, если бы в центре его не стояла личность, готовая к приключениям. У этого человека потрясающее знание жизни, и оно принадлежит ему по праву, потому что он знает именно тот мир, в котором живет. Если бы таких, как он, было достаточно много, жизнь стала бы, спокойней, но не настолько скучной, чтобы расхотелось о ней писать».[1]

Трелор-билдинг стоял, да и до сих пор стоит, на Западной Оливер-стрит, неподалеку от Шестой авеню. Тротуар перед зданием был выложен черными и белыми каучуковыми плитами. Сейчас их снимали, чтобы сдать на нужды правительства,[2] а бледный мужчина с непокрытой головой и лицом строительного управляющего наблюдал за работой с таким видом, будто от этого зрелища сердце у него разрывается на части.

Через пассаж со специализированными магазинчиками я прошел в просторный холл, выдержанный в черных и золотых тонах. Компания «Гиллерлейн» располагалась на седьмом этаже, со стороны фасада, за двустворчатыми стеклянными дверьми, отделанными платиной. Стены в приемной — тускло-серебристого цвета, на полу — мохнатые китайские ковры, мебель хоть и угловатая, но изысканная, на постаментах — абстрактные скульптуры с острыми блестящими гранями, в углу комнаты — высокая стеклянная витрина. В витрине на подставках-островках и на уступах из блестящего зеркального стекла ярусами и ступеньками выстроились пузырьки и баночки самых причудливых форм. Кремы, пудра, мыло и туалетная вода для любого времени года и на любой случай жизни. Духи в высоких тонких бутылочках, готовых, казалось, подняться в воздух при малейшем дуновении, и духи в небольших пастельных цветов флакончиках, перевязанных, словно маленькие девочки на уроке танцев, пышными сатиновыми бантами. А в центре всего этого великолепия — небольшой скромный пузырек янтарного цвета. Стоит посреди пустого пространства как раз на уровне глаз. Этикетка гласит: «Королевский Гиллерлейн. Шампанское духов». Воистину стоящая вещь. Глотнешь каплю такого шампанского — и вот уже на тебя, словно летний дождь, льются отборные розовые жемчужины.

В дальнем углу приемной, за небольшим телефонным коммутатором, отделенным для безопасности перегородкой, склонилась маленькая опрятная блондинка. Напротив входа за широким столом восседает высокая, стройная светловолосая красотка, зовут которую — если верить стоящей перед ней чеканной табличке — мисс Эдриенн Фромсетт.

Серый, стального оттенка деловой костюм, под жакетом — мужская темно-синяя сорочка и чуть более светлого тона мужской галстук. Края носового платочка в нагрудном кармане такие острые, что ими можно хлеб резать. Никаких украшений, кроме браслета-цепочки. Разделенные пробором светлые волосы падают на плечи свободными, но не естественными волнами. Гладкая, цвета слоновой кости кожа, строгие брови и большие черные глаза, готовые потеплеть в нужное время и в нужном месте.

Я положил на край стола свою визитную карточку без указания профессии и поинтересовался, могу ли я видеть мистера Дерека Кингсли.

Взглянув на карточку, мисс Фромсетт спросила:

— Вам назначено?

— Нет, не назначено.

— Если время вам не назначено заранее, то встретиться с мистером Кингсли будет сложно.

С таким утверждением не поспоришь.

— По какому вы делу, мистер Марло?

— По личному.

— Ясно. А мистер Кингсли знает вас, мистер Марло?

— Вряд ли. Может быть, и слышал где-нибудь мою фамилию. Можете сказать, что я от лейтенанта Макджи.

— А мистер Кингсли знает лейтенанта Макджи? — Она положила мою карточку рядом со стопкой свежеотпечатанных бланков, откинулась назад и легонько забарабанила по столу тонким золотистым карандашом.

Я усмехнулся. Маленькая блондинка за коммутатором насторожила похожее на раковину ушко и забавно улыбнулась. Вид у нее был игривый и заинтригованный, но не слишком уверенный, как у котенка, попавшего в дом, где не очень-то интересуются котятами.

— Думаю, знает, — ответил я. — Но наверняка проще выяснить это у него самого.

Чтобы не запустить в меня своим карандашиком, мисс Фромсетт трижды очень быстро расписалась на каких-то бумагах. Не поднимая головы, снова заговорила:

— У мистера Кингсли совещание. Когда появится возможность, я передам вашу карточку.

Я поблагодарил, отошел от стола и уселся в кожаное кресло с хромированными подлокотниками, оказавшееся гораздо более удобным, чем можно было представить, глядя на него. Время шло, в комнате царило молчание. Никто не входил, никто не выходил. Элегантная рука мисс Фромсетт порхала над бумагами, пощелкивали кнопки коммутатора, время от времени котенок из дальнего угла бросал на меня молчаливые взгляды.

Я закурил сигарету и придвинул поближе к креслу плевательницу. Тихо, словно на цыпочках, проходили минуты. Я оглядел комнату. По такой обстановке трудно что-нибудь определить. Может быть, здесь ворочают миллионами, а может быть, завтра все имущество пойдет с молотка.

Спустя полчаса, когда я успел выкурить три или четыре сигареты, дверь рядом со столом мисс Фромсетт отворилась, и из нее вышли двое смеющихся мужчин. Третий придерживал дверь и смеялся с ними за компанию. Дружески пожав ему руку, двое прошагали через приемную и вышли. Третий стер с лица улыбку и принял такой вид, будто не смеялся ни разу в жизни. Сразу видно — птица высокого полета, с такой не шути.

— Звонки были? — спросил он резким начальственным тоном.

— С вами хочет увидеться некий мистер Марло, — бархатным голосом проворковала мисс Фромсетт. — Он от лейтенанта Макджи. По личному делу.

— Никогда о таком не слышал, — буркнул высокий мужчина. Взял мою карточку и удалился в кабинет, даже не удостоив меня взглядом. Пневматический замок издал звук, похожий на «пфу-у-у», дверь закрылась.

Мисс Фромсетт одарила меня милой грустной улыбкой, я ответил ей бесстыдным плотоядным взглядом. Высосал еще одну сигарету; прошло еще какое-то время. Компания «Гиллерлейн» нравилась мне все больше.

Через десять минут дверь снова открылась, из нее вышел все тот же верзила, только на этот раз в шляпе, и с ухмылочкой сообщил, что идет в парикмахерскую. Проделав размашистым спортивным шагом половину пути до выхода, неожиданно повернулся и подошел ко мне.

— Это вы хотели меня видеть? — рявкнул он.

Рост почти шесть футов два дюйма,[3] слеплен не из мягкого теста. Каменно-серые глаза с холодными блестками. Довольно элегантный костюм большого размера из гладкой фланели в узкую белую полоску. По манерам чувствуется, что поладить с этим человеком непросто.

Я встал.

— Если вы — мистер Дерек Кингсли, то да.

— А какого черта вы решили, что это я?

Я никак не отреагировал на эту уловку, только протянул другую визитную карточку, на которой была указана моя профессия. Он сграбастал ее, хмуро прочел и выпалил:

— Кто такой Макджи?

— Один мой знакомый.

— Очаровательно, — сказал Кингсли, оборачиваясь к мисс Фромсетт. Ей это понравилось, даже очень. — Соизволите, может быть, сообщить о нем что-нибудь еще?

— Ну что же, зовут его Макджи Фиалка, — начал я. — Это потому, что он сосет освежающие пастилки, которые пахнут фиалкой. Мужчина он крупный, с мягкими серебристыми волосами и хорошеньким ртом — таким только младенцев целовать. В последний раз на нем был строгий синий костюм, коричневые туфли с широкими носками, серая шляпа-хорбург. В короткой трубке из корня эрики он курил опиум.

— Мне не нравятся ваши манеры, — тоном, способным расколоть бразильский орех, заявил Кингсли.

— Ничего страшного, — сказал я. — Ведь я их не продаю.

Кингсли отпрянул, словно под нос ему сунули макрель недельной давности. Через мгновение, повернувшись ко мне спиной, бросил через плечо:

— Даю вам ровно три минуты. Бог его знает почему.

Он так прошагал мимо стола мисс Фромсетт к своей двери, что ковер под его подошвами чуть не воспламенился, распахнул дверь и захлопнул ее перед моим носом. Мисс Фромсетт и это понравилось, только на этот раз мне показалось, что в глубине ее черных глаз промелькнула лукавая усмешка.