Морис Леблан - Солнечные зайчики

— И стоимость их продажи, — добавил я, — должна быть вскоре выплачена. Завтра, как утверждают газеты, княгиня де Берни получит деньги. Только я действительно не вижу связи между этой историей, мастерски резюмированной Вами, и той загадочной фразой…

Люпэн не снизошел до ответа.

Мы проследовали по улице, на которой я жил, и прошли еще сто пятьдесят или двести метров, когда он сошел с тротуара и принялся рассматривать дом довольно старой постройки, где обитало, по-видимому, много жильцов.

— По моим расчетам, — заявил он, — именно отсюда посылались сигналы, несомненно — из вот этого, еще открытого окна.

— На четвертом этаже?

— Да.

Он направился к консьержке и спросил:

— Не поддерживает ли один из Ваших квартиросъемщиков отношения с бароном Репстейном?

— Ну как же! Конечно! — воскликнула добрая женщина. — У нас живет этот славный господин Лаверну, который служит секретарем и управляющим у барона. Я помогаю ему вести его скромное хозяйство.

— И можно его повидать?

— О! Не знаю…

— Почему же не знаете?

— Повидать его? Но он очень болен, этот бедный господин.

— Болен?

— Вот уже пятнадцать дней… С той самой истории, которая случилась с баронессой. На второй день он вернулся с сильной лихорадкой и слег.

— Но он все-таки поднимается?

— О! Этого я не знаю.

— Как так — не знаете?

— Его доктор запрещает к нему входить. Он забрал у меня даже ключ.

— Кто забрал?

— Да доктор же. Он сам приходит для того, чтобы за ним ухаживать, два или три раза на день. Да вот, он как раз вышел из дома, минут двадцать назад, старик с седой бородой и в очках, такой сгорбленный… Но куда вы, мсье?

— Иду наверх, ведите меня, — сказал Люпэн, который двинулся уже бегом к лестнице. Четвертый этаж, слева, не так ли?

— Но мне туда нельзя! — стонала добрая женщина, следуя за ним. — А потом, у меня нет ключа, потому что доктор…

Один за другим, они поднялись наверх. На площадке Люпэн вынул из кармана небольшой инструмент и, несмотря на протесты консьержки, ввел его в отверстие замка. Дверь поддалась почти сразу. Мы вошли.

В конце темной комнаты виднелся свет, проникавший сквозь приоткрытую дверь. Люпэн бросился вперед и, уже с порога, издал крик:

— Слишком поздно! Ах, сто чертей!

Консьержка рухнула на колени, словно в обмороке.

Войдя в свою очередь в комнату, я увидел на ковре полураздетого человека, который лежал с подогнутыми ногами, с вывернутыми руками, с мертвенно бледным лицом, исхудалым до костей, чьи глаза сохранили выражение ужаса, а рот застыл в устрашающей конвульсии.

— Он мертв, — сказал Люпэн после беглого осмотра.

— Но как же так? — воскликнул я. — Ведь следов крови нет!

— Нет, есть, — возразил Люпэн, показывая на груди раненого выступавшие изза полурасстегнутой рубахи две или три красные капельки. — Его, по-видимому, схватили одной рукой за глотку, а второй — укололи в сердце. Говорю «укололи», так как рана действительно незаметна. Можно подумать — отверстие, проделанное очень длинной иглой.

Он пошарил взором вокруг трупа. Там ничего не могло привлечь внимания, кроме небольшого карманного зеркальца, маленького зеркальца, которым г-н Лаверну забавлялся, посылая из окна солнечные зайчики.

Но вдруг, когда консьержка принялась снова причитать и звать на помощь, Люпэн набросился на нее.

— Молчать! И слушайте меня! Слушайте и отвечайте… Это чрезвычайно важно. У господина Лаверну на этой улице был приятель, не так ли? На этой стороне улицы, направо? Близкий друг?

— Да.

— Его имя?

— Мсье Дюлатр.

— Адрес?

— Номер 92.

— Еще два слова: тот старый врач с седой бородой и в очках, о котором вы говорили, приходит давно?

— Нет. Я его не знала. Он пришел в тот же вечер, когда господин Лаверну заболел.

Не говоря ни слова, Люпэн опять потащил меня за собой, спустился вниз и, оказавшись на улице, повернул направо, из-за чего пришлось пройти мимо моей квартиры. Миновав еще четыре дома, он остановился перед № 92, небольшим низким домиком, чей первый этаж был занят виноторговцем, который как раз курил свою трубку на пороге лавки, рядом с подъездом. Люпэн осведомился о том, дома ли господин Дюлатр.

— Мсье Дюлатр уехал, — отвечал коммерсант, — с полчаса назад… он выглядел необычно взволнованным и взял даже автомобиль, что не входит в его привычки.

— И Вы не знаете…

— Куда он спешил? Ей-богу, тайны тут не может быть. Он довольно громко выкрикнул адрес: «В полицейскую префектуру!» — вот что крикнул он шоферу.

Люпэн хотел было сам позвать такси, но передумал, и до меня донеслись его слова:

— Нет смысла, он намного нас опередил!.. Затем он спросил, не приходил ли кто-нибудь сюда после ухода господина Дюлатра.

— А как же, приходил. Пожилой господин с седой бородой, который поднялся к мсье Дюлатру, позвонил, а затем — удалился.

— Благодарю Вас, мсье, — сказал Люпэн с поклоном.

Он двинулся дальше медленным шагом, храня молчание, с озабоченным видом. Не было сомнения, что проблема казалась ему очень трудной, что не прояснились еще потемки, в которых он, однако, так уверенно находил дорогу.

Впрочем, он и сам это признал:

— В таких делах требуется более интуиция, чем рассудок. Но это дело стократ стоит того, чтобы им заняться.

Мы добрались между тем до бульваров. Люпэн вошел в читальный зал и долго рылся в газетах последних двух недель. Время от времени он бормотал:

— Да… Да… Не более чем предположение… Но им объясняется все… Гипотеза, отвечающая на все вопросы, не может быть далекой от истины…

Стемнело. Мы поужинали в небольшом ресторане, и я заметил, что лицо Люпэна постепенно проясняется. Его жесты стали более решительными. К нему возвращалось доброе настроение, оживление. Когда мы вышли и потом, на пути к дому барона Репстейна по бульвару Османн, со мной опять шел Люпэн, каким он выглядел, когда был в ударе, Люпэн, принявший решение действовать и выиграть бой.

Чуть не доходя улицы Курсель мы замедлили шаг. Барон Репстейн жил слева, между этой магистралью и улицей Фобур Сэнт-Оноре, в трехэтажном особняке, чей фасад, украшенный колоннами и кариатидами, был уже виден,

— Стоп! — сказал вдруг Люпэн.

— Что такое?

— Еще одно доказательство, подтверждающее мое предположение…

— Какое еще доказательство? Я ничего не вижу.

— Зато вижу я… Этого достаточно… Он поднял ворот своего сюртука, опустил поля мягкой шляпы и молвил:

— Тысяча чертей, сражение будет жестоким. Ступайте домой, дружище, и ложитесь спать. Завтра получите отчет о моей экспедиции… если она будет стоить мне жизни.

— Что-что?!

— Хо-хо, риск для меня достаточно велик. Сперва — арест, но это еще пустяки. Затем — смерть, а это уже хуже… Однако…

Он с силой сжал мое плечо.

— Есть еще одно, чем я рискну, — возможностью положить в карман пару миллионов… И тогда я смогу сделать ставку на такую сумму, — поглядим, чего я стою, а чего — нет. Спокойной ночи, дорогой друг, и, если более не увидимся…

И он продекламировал две строки:

И тут же удалился.

Три минуты спустя, — я продолжаю рассказ по тому сообщению, которое он любезно сделал мне назавтра, — три минуты спустя Люпэн позвонил в парадную дверь особняка барона Репстейна.

— Господин барон дома?

— Да, — отвечал слуга, с удивлением разглядывая пришельца, — но господин барон в такое время никого не принимает.

— Господин барон знает о том, что его управляющий Лаверну убит?

— Конечно.

— Тогда позвольте передать ему, что я пришел в связи с этим убийством, и нельзя терять ни минуты. Сверху до них донесся голос:

— Пропустите, Антуан!

Услышав приказ, отданный повелительным голосом, слуга провел Люпэна на второй этаж. Там была уже открыта дверь, на пороге которой ждал хозяин. Люпэн его сразу узнал — в газетах часто появлялись фотографии барона Репстейна, супруга знаменитой баронессы и владельца Этны, самой известной лошади года.

Это был очень высокий широкоплечий мужчина, чье бритое лицо, выражавшее любезность и чуть даже тронутое улыбкой, не скрывало тем не менее затаившейся в глазах глубокой грусти. Он был в элегантно сшитом костюме, в жилете из коричневого бархата; на его галстуке Люпэн заметил жемчужину, несомненно — огромной ценности.

Он пригласил Люпэна в свой рабочий кабинет, большое помещение с тремя окнами, обставленное книжными шкафами, зелеными шкафчиками для бумаг, американским письменным столом и сейфом. И сразу, с заметной поспешностью, спросил:

— Вам что-нибудь известно?

— Да, господин барон.

— В связи с убийством бедняги Лаверну?

— Да, господин барон, а также в связи с судьбой госпожи баронессы.

— Может ли это быть?!.. Говорите скорее, прошу Вас…

Он пододвинул стул. Люпэн сел и начал: