Джун Томсон - Тетради Шерлока Холмса (сборник)

– Что вы думаете, Уотсон? – спросил Холмс. – Пустить сюда этого Арчибальда Касселла?

– Вам решать, Холмс, – ответил я, втайне польщенный тем, что он советуется со мной.

– Что ж, отлично. В настоящий момент дел у нас немного; пожалуй, мы его пригласим. Проводите мистера Касселла наверх, Билли.

Через минуту вышеозначенный господин появился в гостиной. Это был высокий, представительный седовласый джентльмен в визитке безукоризненного покроя и очках в золотой оправе. Небольшой кожаный портфель у него под мышкой свидетельствовал о том, что перед нами деловой человек. Однако мне показалось, что встревоженный вид гостя как-то не вяжется с его респектабельной внешностью.

Мы обменялись рукопожатиями, затем Холмс попросил гостя присесть. Тот помолчал, а затем вдруг выпалил:

– За все годы работы я никогда не сталкивался ни с чем подобным, мистер Холмс! Признаюсь, я совершенно сбит с толку! Потому и пришел просить у вас совета.

– Я слушаю, – сухо ответил Холмс. – Предлагаю вам начать с самого начала.

– Разумеется, мистер Холмс, – ответил мистер Касселл, явно пытаясь взять себя в руки. – Как указано на моей визитной карточке, я торговец произведениями искусства. Через мои руки прошли сотни картин, среди них и баснословно дорогие, однако до вчерашнего утра я ни разу не попадал в столь затруднительное положение. Такого со мной еще не было, откровенно говоря, сэр, у меня просто руки опускаются.

Вчера утром в мою галерею явилась некая дама. Она представилась как миссис Элвайра Гринсток, вдова Горацио Гринстока, который скончался два месяца назад и оставил ей все свое имущество, в том числе большое количество картин. Судя по всему, мистер Гринсток тоже немного приторговывал произведениями искусства – совсем немного, ибо я никогда не слыхал о нем, хотя могу похвалиться знакомством почти со всеми торговцами и коллекционерами из художественной среды. Миссис Гринсток пожелала, чтобы я оценил одну из картин его собрания. Я часто оказываю клиентам подобную услугу, и беру за это, кстати сказать, совсем недорого. Обычно мне приносят всякий хлам, которому грош цена. Однако я терпеливо принимаю таких клиентов, потому что существует крошечная вероятность того, что у меня в руках окажется неизвестная или утерянная работа великого мастера. Такие случаи известны.

Думаю, мне следует описать вам, как выглядит сама миссис Гринсток, так как ее внешность повлияла на мое решение проконсультироваться с вами не меньше, чем картина, которую она мне показала.

Он смолк, стараясь получше припомнить клиентку. Вид у него при этом был растерянный, словно для него оказалось затруднительно во всех подробностях восстановить облик этой дамы. Наконец он разъяснил причину своих колебаний:

– Простите, мистер Холмс, я мало что могу о ней сказать, кроме того, что выглядит она на редкость необычно. Это высокая и, судя по речи, образованная женщина, но поскольку она носит глубокий вдовий траур, в том числе густую длинную черную вуаль, я не могу описать ее черты. Не знаю даже, какого цвета у нее волосы и глаза. Она принесла с собой небольшой кожаный саквояж, достала из него картину, выложила передо мной на стол и попросила определить ее стоимость.

С этими словами мистер Касселл открыл портфель, который стоял у его ног, вынул оттуда холст и повернул его к нам лицом.

Это была написанная маслом картина размером примерно восемь на шесть дюймов[4]: сельский пейзаж с пышными ветвистыми деревьями, живыми изгородями, привольными лугами, нивами и едва видневшимся на горизонте церковным шпилем. Надо всем этим было небо с сияющими облаками, словно подгоняемыми легким ветерком.

Признаюсь, я не знаток живописи и вообще-то предпочитаю пейзажам портреты. Тем не менее я решил, что эта прелестная сцена, запечатлевшая красоты сельской Англии, вероятно, написана в начале девятнадцатого века. Поэтому я был озадачен пренебрежительным тоном мистера Касселла, заметившего:

– Дама утверждала, что это Констебл[5]. На самом деле, разумеется, подделка.

– Разумеется, – пробормотал Холмс, соглашаясь. – На это указывает живопись облаков, хотя в целом мы имеем дело с мастеровитым художником.

– О, вы правы! – подтвердил мистер Касселл. – Кто бы он ни был, это не дилетант. Человек, менее сведущий в живописи, чем я, решил бы, что картина подлинная. Однако здесь отсутствуют та текучая изменчивость облаков, та игра света на листьях и траве, которых Констебл умел добиться несколькими мазками кисти.

– Принимая во внимание все вышесказанное, мистер Касселл, – промолвил Холмс, откинувшись на спинку кресла и соединив кончики пальцев, – я совершенно не понимаю, в чем состоит затруднение, о котором вы упоминали. Если картина поддельная, вам нужно всего лишь послать за владелицей и сообщить ей об этом.

– Полностью с вами согласен, – ответил наш гость, – я так бы и поступил, но, к несчастью, существуют два обстоятельства, которые препятствуют этому. Во-первых, я не могу послать за владелицей, поскольку не знаю ее адреса. Она отказалась его сообщить, сказала только, что через пару недель сама зайдет в галерею за ответом.

Мистер Касселл положил картину на стол, оборотной стороной вверх. Взгляд Холмса лениво скользнул по ней.

Я знаю Холмса много лет. Не претендуя на исчерпывающее знакомство с его характером, я, однако, горжусь тем, что, как бы он ни пытался скрыть признаки зародившегося у него любопытства, я непременно их подмечаю. Другим людям это не всегда удается. Вот и теперь он лишь слегка приподнял правую бровь, плечи его напряглись, но мне стало ясно: какая-то деталь на обороте холста возбудила его интерес.

Уловив это, я пристально взглянул на картину, пытаясь понять, что именно привлекло его внимание, но ничего необычного не увидел. Оборот холста был закрыт обыкновенной коричневой бумагой, приклеенной к задней стороне рамы, возможно для защиты от пыли.

Холмс произнес:

– Вы упомянули о двух обстоятельствах, мистер Касселл. Первое – это то, что миссис Гринсток не оставила своего адреса. Адрес легко выяснить, дорогой сэр, если вы позволите мне навести кое-какие справки. Каково же второе обстоятельство?

Этот вопрос как будто несколько смутил мистера Касселла. Сделав извиняющийся жест, он ответил:

– Мне почти стыдно признаться, но это обычное любопытство. Кто эта дама, что называет себя миссис Гринсток? Повторюсь, я никогда не слыхал о коллекционере с таким именем. И для чего она спряталась под густой черной вуалью, которой в продолжение нашего разговора ни разу не подняла, словно боялась, что я могу ее узнать?

– Превосходно, сэр! – воскликнул мой друг. – Замечательный логический вывод!

Эта похвала, кажется, не слишком ободрила нашего гостя.

– Возможно, мистер Холмс, но личность ее так и осталась загадкой. Вы готовы заняться этим делом? Честно говоря, оно меня очень тревожит. Разумеется, я не стану покупать у нее эту картину. Но что, если она попытается подсунуть ее другому, не столь искушенному торговцу? Думаю, старая мудрость – Caveat emptor – применима в любом деле, но в данном случае на кон поставлена репутация всего художественного сообщества. Я не могу позволить обманщице, подделавшей полотно или воспользовавшейся подделкой другого художника, сбыть его с рук, выдав за подлинную работу прославленного мастера. Даже если не брать в расчет эстетические соображения, это явилось бы попустительством уголовному преступлению.

– Понимаю, – учтиво ответил Холмс. – Чтобы успокоить вас, я, разумеется, возьмусь за это дело. Вы сказали, что через две недели ваша посетительница снова придет в галерею?

– Да, мы так условились.

– В котором часу?

– В одиннадцать.

– Тогда, с вашего позволения, мы с доктором Уотсоном тоже заглянем в галерею в назначенный день, только на четверть часа раньше. А пока что скажите, можете ли вы оставить картину у нас?

Мистер Касселл, кажется, слегка удивился, но уступил просьбе и, пожав нам руки, удалился.

Как только за посетителем захлопнулась дверь, Холмс радостно засмеялся.

– За работу, Уотсон! – воскликнул он.

– А что мы будем делать, Холмс?

– Исследовать картину, разумеется! Но прежде попробуем кое-что разузнать о личности таинственной дамы. Будьте любезны, спуститесь вниз и велите Билли принести таз с теплой водой, полотенце, маленькую губку и чистую льняную тряпицу, а я тем временем загляну в свою картотеку[6].

Он взял с книжной полки пухлый том, а я вышел из комнаты, изумленный его распоряжениями. Для чего ему понадобилась эта картотека?

Я так и не нашел ответа на свой вопрос. Когда я вернулся в гостиную в сопровождении Билли, тащившего все необходимые предметы, Холмс стоял у камина с подшивкой газетных статей в руках, готовый зачитать вслух обнаруженные им сведения. Когда рассыльный вышел, он сказал: