Артур Конан Дойл - Знак четырех (и)

В Бустершире жизнь человека священна и неприкосновенна, но совсем другое дело, когда кругом огонь и кровь и смерть поджидает тебя на каждом шагу. Мне было все равно, будет ли жить какой-то купец Ахмет или нет. Зато рассказ о сокровищах задел мое сердце. Я стал думать, как хорошо вернуться в Англию с таким богатством, вот уж мои родные вытаращат глаза, увидев бездельника Джонатана с карманами, полными золота. Из этого вы можете судить, какой я сделал выбор. Абдулла Хан, однако, решил, что я все еще колеблюсь.

— Послушай, сагиб, — продолжал он меня уговаривать, — если этот человек попадет в руки начальника гарнизона, его все равно расстреляют или повесят, а драгоценности раджи уйдут в казну правительства, и никому не будет никакой радости. Раз уж мы устроили на него засаду, дело надо кончать. А сокровищам у нас будет ничуть не хуже, чем в государственной казне. Мы сразу разбогатеем и станем важными господами. Мы здесь совсем одни, и никто никогда не узнает об этом. Все нам благоприятствует. Повтори еще раз, сагиб, с нами ты или против нас?

— С вами, всей душой и всем сердцем, — ответил я.

— Хорошо, — ответил он, возвращая мне мое ружье. — Ты видишь, мы доверяем тебе, потому что ты, как и мы, не можешь нарушить слова. А теперь будем ждать.

— Твой брат знает, что вы затеяли?

— Это его план. Он все и придумал. А теперь пойдем к Мохаммеду Сингху, будем ждать там.

Дождь все продолжался, потому что уже начался сезон дождей. Тяжелые, черные тучи заволокли небо, и в двух шагах ничего не было видно. Прямо перед нами обрывался неглубокий ров, он местами почти пересох, и через него было легко перебраться. У меня было очень странное ощущение, что вот я стою здесь с двумя дикими пенджабцами и жду человека, спешащего навстречу своей смерти. Вдруг глаза мои уловили во тьме по ту сторону рва слабую вспышку от прикрытого полой фонаря. Свет исчез за кучами земли, потом опять появился и стал медленно к нам приближаться.

— Идут! — сказал я.

— Окликните его, сагиб, как полагается в таких случаях, — зашептал Абдулла. — Пусть он ничего не подозревает. Дайте нас ему в провожатые, а сами оставайтесь у входа. Приготовьте фонарь, чтобы не ошибиться, что это он.

Свет фонаря то останавливался, то опять двигался в нашу сторону, и скоро я разглядел на той стороне две темные фигуры. Они подошли ко рву и начали чуть ли не на четвереньках спускаться по отлогой стенке рва, потом прошлепали по вязкому дну и стали карабкаться на нашу сторону. Тут я их и окликнул.

— Кто там? — спросил я негромко.

— Друзья, — последовал ответ.

Я открыл фонарь и осветил их. Впереди шел огромный сикх с черной бородой, спускавшейся чуть не до пояса. Только в цирке я видел таких высоких людей. Другой был маленький, толстенький и круглый, на нем был желтый тюрбан, а в руках узел — что-то завязанное в шаль. Он весь дрожал от страха, руки его тряслись так, точно его била лихорадка, он то и дело озирался по сторонам маленькими карими блестящими глазками, он походил на мышку, боязливо выглядывающую из норки. Меня самого продрал озноб, когда я подумал, что этот человечек сейчас умрет. Но я вспомнил про сокровища, и сердце мое стало как каменное. Увидев мое светлое лицо, толстяк радостно закудахтал и бросился ко мне.

— Я ищу вашей защиты, сагиб, — задыхался он. — Я несчастный купец Ахмет. Чтобы добраться до надежных стен Агрской крепости, я прошел по всей Раджпутане. Меня ограбили по дороге, били, издевались надо мной, потому что я друг правительства. Благословенна ночь, которая принесла мне спасение. Мне и моему жалкому имуществу.

— Что у вас в узле? — спросил я.

— Железный сундучок, — ответил он. — А в нем две или три семейные реликвии, не представляющие ни для кого, кроме меня, никакой ценности. Но я не нищий, я награжу тебя, молодой сагиб, и твоего начальника, если ты позволишь мне укрыться за этими стенами.

Я почувствовал, что еще немного, и я не выдержу. Чем больше я глядел на его жирные, прыгающие от страха щеки, тем более чудовищным казалось мне это хладнокровно обдуманное убийство. Скорее бы уж все кончалось.

— Отведите его в центральный форт, — приказал я.

Двое сикхов пошли по бокам, третий сзади. Все четверо медленно удалялись по коридору. Несчастный купец оказался буквально бок о бок со смертью. Я со своим фонарем остался у входа.

Я слышал, как мерные звуки их шагов разносились под пустынными гулкими сводами коридоров. Вдруг шаги замолкли. Раздались голоса, шум драки, удары. А минуту спустя я, к своему ужасу, услыхал дробный стук шагов и тяжелое дыхание бегущего в мою сторону человека. Я осветил фонарем длинный прямой коридор и увидел толстяка с залитым кровью лицом. Он мчался что было духу ко мне, а за ним по пятам тигриными прыжками несся огромный чернобородый сикх, и в его руке блестел нож. Я никогда не видел, чтобы люди так быстро бегали, как этот маленький торговец. Ему оставалось только пробежать мимо меня и выскочить на улицу. Там он был бы спасен. Мне опять на какую-то долю секунды стало жалко его, но я вспомнил о сокровищах и опять ожесточился. Когда он поравнялся со мной, я бросил ему в ноги ружье, и он упал, перевернувшись два раза через голову, как подстреленный заяц. Он не успел вскочить на ноги — сикх был уже на нем и дважды ударил его ножом в бок. Ахмет не дрогнул, не издал стона, а так и остался лежать, где упал. По-моему, он, когда падал, сломал шею. Как видите, джентльмены, я держу обещание и рассказываю все как есть, не заботясь, какое это производит на вас впечатление.

Он остановился и протянул свои скованные наручниками руки к стакану виски с содовой, приготовленному для него Холмсом. Я посмотрел на него и почувствовал, что содрогаюсь от ужаса, и не только потому, что он был участником этого коварного убийства: меня потрясло, как легко и даже цинично он об этом рассказывал. Какое бы ни уготовано ему наказание, мне не жаль его. Шерлок Холмс и Джонс оба сидели молча, сложив руки на коленях, на их лицах было написано отвращение. Он, очевидно, заметил это, потому что, когда он снова заговорил, в его голосе послышался вызов.

— Все это, конечно, очень плохо, — сказал он. — Но я бы хотел знать, много ли найдется людей, которые, оказавшись на моем месте, вели бы себя по-другому, то есть отказались бы от богатства, зная, что за их доброту им перережут глотку. К тому же когда Ахмет вступит в крепость, дело уже пошло так — он или я. Если бы он убежал, все открылось бы, меня судили бы военно-полевым судом и расстреляли, потому что в такие времена рассчитывать на снисходительность не приходится.

— Продолжайте, — коротко приказал Холмс.

— Так вот, мы втроем, Абдулла, Акбар и я, втащили его в крепость. Хотя он был коротышка, но руки нам оттянул. Мохаммед Сингх остался караулить вход. Сикхи еще раньше присмотрели место, где его можно было спрятать. Галерея со многими поворотами привела нас в большой, пустой зал, кирпичные стены которого постепенно разрушались. Земляной пол в одном месте осел и треснул, образовав естественную могилу. Здесь мы и похоронили купца Ахмета, заложив могилу кирпичами, выпавшими из стен. Покончив с Ахметом, мы вернулись к сундучку с сокровищами.

Он остался там, где Ахмет уронил его, когда сикхи первый раз на него напали. Это был тот самый сундук, который стоит сейчас на столе перед вами. К резной ручке на крышке был привязан шелковым шнуром ключ. Мы открыли его, и в свете фонаря заблестели, заиграли драгоценные камни, о каких я читал в приключенческих книгах и мечтал мальчишкой в Першоре. От их блеска можно было ослепнуть. Насытившись этим великолепным зрелищем, мы выложили драгоценности и стали считать их. Там было сто сорок три бриллианта чистой воды, и среди них знаменитый «Великий могол», по-моему, он именно так называется. Говорят, что это второй камень в мире по величине. Затем там было девяносто очень красивых изумрудов, сто семьдесят рубинов, правда, много мелких. Еще там было сорок карбункулов, двести десять сапфиров, шестьдесят один агат и несчетное количество бериллов, ониксов, кошачьего глаза, бирюзы, и еще много других камней, чьи названия я тогда не знал. Теперь я знаком с камнями гораздо лучше, чем раньше. Еще там был жемчуг — около трехсот превосходных жемчужин, двенадцать из них снизаны в четки.

Между прочим, эти четки исчезли из сундука. Их там не было, когда я недавно открывал его.

Сосчитав наши сокровища, мы уложили их обратно в сундук и понесли показать их Мохаммеду Сингху. Затем мы еще раз торжественно поклялись, что никогда не предадим друг друга и будем верно хранить нашу тайну. Мы решили поделить сокровища, когда в стране воцарится мир, а пока спрятать сундук в надежное место. Делить их сейчас не было смысла: если у нас увидят такие драгоценности, это вызовет подозрения. В крепости все жили тесно, так что спрятать их от постороннего глаза не было никакой возможности. Поэтому мы отнесли сундук в тот самый зал, где лежал Ахмет, и в одной из стен, уцелевшей лучше других, мы замуровали наши сокровища. Мы хорошо запомнили место, а на следующий день я нарисовал четыре плана и на каждом написал внизу «знак четырех», ибо мы все четверо были связаны нерушимой клятвой. И я клянусь вам положа руку на сердце, что никогда не изменял ей.