Найо Марш - Весы Фемиды

Сайс бросил взгляд на грузную фигуру по ту сторону долины, пробурчал что-то насчет лоскутка ткани с двухсот сорока ярдов и, прихрамывая, продолжил путь. Сестра Кеттл, обескураженная такой неучтивостью, решила, что его надо чем-то встряхнуть.

Капитан катил велосипед по неухоженной тропинке, задевая росшие по бокам кусты, и сестра Кеттл с трудом поспевала за ним.

— Мне говорили, — сказала она, — что однажды вы поразили мишень, в которую даже не целились. Вон там, внизу!

Сайс замер как вкопанный, и на шее у него выступила испарина.

«Да он настоящий пьяница! — подумала она. — И как опустился! Как не стыдно! А каким наверняка был видным мужчиной, когда следил за собой!»

— Проклятие! — воскликнул Сайс, ударяя кулаком по сиденью велосипеда. — Вы говорите о чертовой кошке!

— И что?

— Проклятие! Это был несчастный случай! Я говорил об этом старому безумцу! Несчастный случай! Я люблю кошек!

Он повернулся к ней: глаза были влажными, а губы дрожали.

— Я люблю кошек! — упрямо повторил он.

— Мы все совершаем ошибки, — примирительно произнесла сестра Кеттл.

Он протянул руку за луком и показал на маленькую калитку в конце тропинки.

— Вот там вход в Хаммер-Фарм, — сказал он и добавил, испытывая крайнее смущение: — Я прошу вас еще раз меня извинить. Сами видите, какой из меня никудышный компаньон. Спасибо, что завезли микстуру. Огромное спасибо!

Сестра Кеттл отдала ему лук и забрала велосипед.

— Доктор Марк, возможно, и молод, — сказала она простодушно, — но ни в чем не уступает любому врачу, с которым мне доводилось встречаться за тридцать лет медицинской практики. На вашем месте, капитан, я бы ему полностью доверилась и попросила привести себя в порядок. Доброго вам вечера.

Протиснув велосипед в калитку, она оказалась в ухоженной рощице на территории Хаммер-Фарм и направилась по тропинке, которая вилась в густой траве. Уже подходя к дому, она услышала за спиной пение тетивы и глухой стук стрелы, воткнувшейся в мишень.

«Бедняга! — подумала сестра Кеттл о капитане, испытывая жалость, смешанную с раздражением. — Как же вернуть его на путь истинный?» Испытывая чувство неловкости, она покатила велосипед в сторону розария Картареттов, откуда доносилось щелканье садовых ножниц и негромкое женское пение. «Это наверняка миссис Картаретт или ее падчерица. Приятная мелодия».

К пению присоединился мужской голос:

Слова, по мнению сестры Кеттл, были жутковатыми, но сама песня весьма милой. Розарий скрывался за густой живой изгородью, но тропинка, по которой она шла, вела именно туда, и, чтобы добраться до дома, другого пути не было. Резиновые подошвы туфель скрадывали шум шагов по плитке из песчаника, а велосипед беззвучно катился по траве радом. У сестры Кеттл появилось странное ощущение, что она вот-вот вторгнется в нечто очень личное и деликатное. Когда она приблизилась к розарию вплотную, женский голос неожиданно перестал петь и произнес:

— Это моя самая любимая песня.

— Правда, странно, — спросил мужской голос, узнав который сестра Кеттл вздрогнула от неожиданности, — что для комедии написали такие грустные любовные песни? Ты согласна, Роуз? Роуз, милая…

Сестра Кеттл предусмотрительно тренькнула велосипедным звонком и вошла в розарий сквозь проем в живой изгороди. Посмотрев направо, она увидела мисс Роуз Картаретт и доктора Марка Лакландера, глядевших друг на друга с таким обожанием, что все было ясно без слов.

Мисс Картаретт срезала розы и складывала их в корзину, которую держал доктор Лакландер. Густо покраснев, он воскликнул:

— Господи Боже! Добрый вечер!

Мисс Картаретт тоже смутилась и покрылась нежным румянцем.

— Здравствуйте, сестра. Добрый вечер!

— Добрый вечер, мисс Роуз, добрый вечер, доктор, — поздоровалась сестра Кеттл. — Надеюсь, вы не против, что я решила срезать дорогу и пройти через усадьбу. — Посмотрев на доктора, она вежливо объяснила свое появление: — Тут у девочки абсцесс…

— Ах да, верно! — кивнул доктор Лакландер. — Я недавно осмотрел ее. Речь о дочке вашего садовника, Роуз.

Они оба заговорили с сестрой Кеттл, которая благожелательно им внимала. По натуре сестра и сама была романтической особой и с удовольствием наблюдала за волнением на лице доктора Лакландера и смущенной робостью — на лице девушки.

— Сестра Кеттл, — торопливо объяснил доктор, настоящий ангел и согласилась подежурить сегодня ночью у постели деда. Даже не знаю, что бы мы без нее делали.

— И по этой самой причине, — подхватила сестра Кеттл, — лучше мне поторопиться, а то, боюсь, могу опоздать на дежурство.

Те улыбнулись и кивнули. Сестра расправила плечи, бросила шутливый взгляд на свой велосипед и продолжила путь через розарий.

«Если они не влюблены, — думала она, — то кого тогда можно назвать влюбленным? Надо же! А я-то и понятия не имела!»

Получив заряд бодрости, как после чашки хорошего крепкого чаю, она направилась к домику садовника сноси последней остановке на пути в Нанспардон.

Проводив взглядом фигуру в форменном платье медсестры до выхода из розария, Роуз Картаретт и Марк Лакландер переглянулись и нервно рассмеялись.

— Сестра Кеттл — потрясающе хорошая женщина, но в данный момент ее присутствие было явно лишним, — заметил Лакландер. — Наверное, мне лучше уйти.

— А разве ты не хочешь дождаться моего папы?

— Хочу, конечно, но время поджимает. Понятно, что я вряд ли чем смогу помочь деду, но меня там ждут.

— Я обязательно все передам папе, как только он вернется. И он сразу отправится к вам.

— Мы были бы очень признательны. Дедушке это крайне важно. — Марк Лакландер посмотрел на Роуз поверх корзины цветов и неуверенно начал: — Роуз, милая…

— Не надо! — остановила она. — Пожалуйста, не надо!

— Нет? Ты против? Но почему?

Та неуверенно взмахнула рукой, хотела что-то сказать, но промолчала.

— Что ж, — не унимался Лакландер, — я хочу, чтобы ты знала о моем намерении просить твоей руки. Я очень тебя люблю и полагал, что мы составим чудесную пару. Неужели я заблуждался?

— Нет, — ответила Роуз.

— И я это знаю! Мы созданы друг для друга! Ради всего святого, скажи, что тебя смущает? Только не говори, что любишь меня как брата — я в это ни за что не поверю!

— Я этого и не говорю.

— Тогда в чем же дело?

— Я не могу обручиться с тобой, не говоря уже о том, чтобы выйти замуж.

— Так я и думал! — воскликнул Лакландер. — И теперь это услышал! Господи Боже, еще эта корзина с цветами! Пожалуйста, давай присядем на эту скамейку и поговорим — я не уйду, пока не выясню, в чем дело.

Она прошла за ним, и они устроились на скамейке, поставив у ног корзину с розами. Он взял ее за руку и снял садовую перчатку.

— Скажи мне честно, — требовательно спросил доктор, — ты меня любишь?

— Не нужно на меня кричать. Да, люблю.

— Роуз, милая, я просто очень боялся услышать «нет»!

— Пожалуйста, выслушай меня, Марк. Я знаю, что ты не согласишься ни с одним моим словом, но я прошу тебя выслушать.

— Хорошо. Я знаю, что ты собираешься сказать, но… пусть будет по-твоему.

— Ты сам видишь, как у нас все устроено. Я имею в виду — дома. Ты наверняка видел, как для папы важно, чтобы я все время была под рукой.

— Ты так забавно выразилась… Будто речь о маленькой девочке, которая постоянно должна находиться в поле зрения. Ладно, твоему папе нравится, чтобы ты была постоянно рядом. Но разве брак этому помеха? После свадьбы мы, наверное, половину времени будем проводить в Нанспардоне.

— Все гораздо сложнее. — Роуз замолчала и, отодвинувшись от доктора, сложила руки на коленях. На ней было длинное домашнее платье, волосы зачесаны назад и собраны в пучок на затылке, но одна непослушная прядь все-таки выбилась и падала на лоб. Девушка почти не пользовалась косметикой, но при ее красоте это было и не нужно. — Все дело в том, что второй папин брак оказался неудачным, — пояснила она. — Если я его сейчас оставлю, то жизнь потеряет для него всякий смысл. Я серьезно.

— Глупости! — неуверенно возразил Марк.

— Он никогда не мог без меня обойтись. Даже когда я была маленькой, он всюду таскал меня за собой вместе с няней и гувернанткой. Во все поездки и даже за границу. И после войны, когда выполнял особые поручения то в Вене, то в Риме, то в Париже. Я даже в школу никогда не ходила, потому что сама мысль, что я где-то в другом месте, была для него невыносимой.

— Но это неправильно! Ведь это так обедняло твою собственную жизнь!

— Нет-нет, как раз наоборот, честно! Моя жизнь была очень интересной! Я видела, слышала и узнала намного больше самых разных чудесных вещей, чем другие девочки.