Жорж Сименон - Мегрэ расставляет ловушку

На следующий день комиссар вошел в кабинет в девять часов, времени читать газеты не оставалось. Он было собрался их просмотреть, как зазвонил телефон. Он сразу узнал своего собеседника.

— Мегрэ?

— Да, господин судья.

Это был Комельо, занимавшийся делом о пяти убийствах на Монмартре.

— Это все правда?

— Что вы имеете в виду?

— То, что написано в утренних газетах.

— Я их еще не видел.

— Вы произвели арест?

— Нет, насколько я знаю.

— Я предпочел бы, чтобы вы сейчас же пришли ко мне.

— Охотно, господин судья.

Во время разговора вошел Люка. Он понял гримасу комиссара, когда тот сказал:

— Скажи шефу, что я во Дворце и, наверное, не вернусь вовремя для доклада.

Он пошел тем же путем, что вчера шли Лоньон, Люка и таинственный посетитель уголовной полиции, человек со шляпой перед лицом. В коридоре служащие суда, жандармы приветствовали его, обвиняемые и свидетели, ожидавшие приема, кивали головой.

— Входите. Читайте.

От Комельо можно ожидать всего. Он был взвинчен. Его усики дрожали от возмущения.

Один заголовок гласил:

«Поймает ли наконец полиция убийцу?»

Другой:

«Тревога на набережной Орфевр. Это маньяк Монмартра?»

— Должен вам заметить, комиссар, что вчера в четыре часа дня я был здесь, в своем кабинете. Я был здесь и в пять, и в шесть часов. Я не уходил, занимаясь делами, до без десяти семь. Потом меня можно было найти дома, куда вы могли бы позвонить, затем у друзей, тем более что я оставил их адрес своей прислуге.

Мегрэ слушал почтительно, не шевелясь.

— Когда случается что-нибудь важное…

Подняв голову, комиссар пробормотал:

— Ничего важного не произошло.

Комельо, которому трудно было уже остановиться, резко ударил газетами по руке.

— А это? Вы хотите сказать, что все это выдумали журналисты?

— Предположения.

— Другими словами, ничего не произошло, а есть журналисты, которые предполагают о неизвестном, доставленном в ваш кабинет, и которого допрашивали в течение шести часов, и которого вы потом доставили в Сурисьер, и которого…

— Я никого не допрашивал, господин судья. Комельо, казалось, был потрясен, ничего не понимал:

— Вам следует объяснить, в чем дело, чтобы я, в свою очередь, мог доложить генеральному прокурору. Он первым делом позвонил мне…

— Некто вчера в обществе двух инспекторов пришел навестить меня.

— Это тот, кого задержали инспектора?

— Речь идет о дружеском визите.

— Именно поэтому этот человек скрывал свое лицо под шляпой?

Комельо показал на фотографию, напечатанную на первых полосах газет.

— Должно быть, случайность, механическое движение. Мы мило беседовали…

— В течение шести часов?

— Время быстро летит.

— Вы заказывали бутерброды и пиво.

— Так точно, господин судья. Снова удар газетами по руке.

— Я достаточно хорошо информирован о ваших делах?

— Несомненно.

— Кто этот человек?

— Прекрасный малый по имени Мазет. Пьер Мазет, работал у меня двенадцать лет и вот приехал сдавать экзамены. Для быстрого продвижения или от несчастной любви он попросился в Экваториальную Африку, где и прожил пять лет.

Комельо, совсем запутавшись, смотрел на Мегрэ, нахмурив брови, думая, уж не насмехается над ним комиссар.

— Ему пришлось покинуть Африку из-за лихорадки: врачи посоветовали вернуться. Когда он поправится, он, возможно, вернется в уголовную полицию.

— И все это вы инсценировали, чтобы журналисты уверились, что что-то происходит?

Мегрэ подошел к двери, убедился, что никто не подслушивает.

— Да, господин судья, — сказал он наконец. — Мне нужен был человек с неброскими приметами или человек, неизвестный ни полиции, ни прессе. Бедняга Мазет сильно изменился за это время службы в Африке. Вы понимаете?

— Не очень.

— Я ничего не сказал прессе. Я не проронил ни слова о том, что этот визит имеет какое-нибудь отношение к убийствам на Монмартре.

— Но вы не отрицали.

— Я повторил, что не могу ничего сказать, и это было правдой.

— И вот результат! — воскликнул судья, показывая на газеты.

— Именно такой результат я и хотел получить.

— Без моего ведома, как обычно. Не посвятив меня…

— В конце концов, господин судья, зачем вам делить со мной ответственность?

— На что вы надеетесь?

Мегрэ, зажав трубку в зубах, с задумчивым видом раскурил ее и медленно произнес:

— Я еще не знаю, господин судья. Я просто надеюсь, что из этого что-нибудь выйдет.

Комельо совсем растерялся и теперь уставился на трубку Мегрэ, к которой никак не мог привыкнуть. Мегрэ был единственным человеком, курившим в его кабинете, и судья рассматривал это как своего рода вызов.

— Присаживайтесь, — произнес он наконец с сожалением.

И прежде чем сесть самому, он направился открыть окно.

В прошлую среду вечером Мегрэ с лесной отправились к соседям на улицу Пикпюс. Обычай ежемесячных вечеров у доктора Пардона был заведен чуть больше года тому назад и продолжался с небольшими изменениями до сих пор.

Пардон, как правило, кроме четы Мегрэ, приглашал того или иного своего коллегу, почти всегда человека интересного, известного как личность, прославившаяся своими открытиями, и всегда комиссар оказывался в обществе какого-нибудь профессора или великого ученого.

Поначалу он чувствовал себя не совсем в своей тарелке, потому что его все время расспрашивали, учили, задавали бесчисленные вопросы. Всем хотелось с ним поговорить, им было любопытно. Но вскоре они находили общие темы, и беседы после ужина, за старым ликером, в тихом салоне Пардона с открытыми окнами, выходящими на многолюдную улицу, продолжались до поздней ночи.

Не раз во время этих бесед его визави серьезно смотрел на Мегрэ и спрашивал:

— Вы никогда не пытались заняться медициной?

И он отвечал, слегка краснея, что это было его призванием и что смерть отца заставила прекратить занятия.

Интересно, как они об этом догадывались спустя столько лет? Их манеры интересоваться человеком, оценивать свой труд и неудачи были сходны.

И полицейский не пытался скрывать, что ему приятно, когда профессор со всемирно известным именем разговаривал с ним, как со своим коллегой.

Пригласил ли Пардон его в связи с убийствами на Монмартре, в течение шести месяцев занимавшими умы многих? Возможно. Он был простым в обращении человеком, но в то же время обладал какой-то деликатностью. В этом году он взял отпуск рано, в июне, так как нашел себе замену только на этот месяц.

Когда Мегрэ и его жена вошли, еще одна пара уже сидела за аперитивом: по-крестьянски угловатый мужчина, загорелый, с седыми волосами, и необыкновенно живая смуглая женщина.

— Мои друзья Мегрэ… Мадам Тиссо… Профессор Тиссо… — представил их Пардон.

Тиссо был заведующим известной больницей для душевнобольных на улице Кабанис. Его часто вызывали в суд в качестве эксперта, однако Мегрэ как-то не подвернулась возможность с ним познакомиться, и сейчас перед ним предстал веселый, гуманный и обаятельный ученый-психиатр.

Сразу же сели за стол. Было жарко, но к концу ужина пошел чудесный легкий дождь, и его мягкий шорох сопровождал их весь вечер.

Тиссо не брал отпуска, так как, хотя у него и была в Париже квартира, он каждый вечер возвращался в свое имение в Виль-д'Аврай.

Как и все его предшественники, он начал с разговора о том, о сем и в то же время быстрыми взглядами, набрасывая портрет, посматривал на Мегрэ. Женщины по обыкновению уединились в уголке.

— Не страшит вас ответственность? — в упор спросил профессор.

— Полагаю, речь идет об убийствах в восемнадцатом окру ге?

Его собеседник утвердительно кивнул. Это была правда: ни одно дело за всю карьеру не тревожило так Мегрэ. Он никак не мог найти убийцу. И как почти всегда, дело было не в наказании преступника.

Для общества это был вопрос обороны. Пять женщин были убиты, и оснований предполагать, что этот список не будет продолжен, не было.

Обычные средства защиты успеха не приносили. Доказательство тому: сразу после первого убийства весь механизм полиции был пущен в ход, а результатов не было.

Мегрэ пытался понять, что имел в виду Тиссо, говоря об ответственности. Скорее всего, его интересовало решение проблемы, от чего зависела судьба женщин.

Чувствовал ли Пардон то же самое, и не для этого ли он организовал встречу?

— Хотя это в некотором роде моя специальность, — добавил Тиссо, — я не хотел бы оказаться на вашем месте перед обезумевшей публикой, перед газетами, которые не делают ничего, чтобы ее успокоить, перед должностными лицами, дающими противоречивые советы. Ведь дело обстоит так?

— Да.

— Я думаю, что вы заметили все характерные черты преступлений?

Он уловил самую суть вопроса, и Мегрэ показалось, что он разговаривает с кем-нибудь из коллег из уголовной полиции.