Артур Дойл - Архив Шерлока Холмса

Вот так, Уотсон. Говорить, кажется, было больше не о чем, и я удалился со всем доступным мне холодным достоинством. Однако, когда я уже взялся за дверную ручку, барон остановил меня.

«Да, кстати, мистер Холмс, — спросил барон, — вы знали французского сыщика Лебрана?»

«Знал», — ответил я.

«Вам известно, какое его постигло несчастье?»

«Я слышал, что неподалеку от Монмартра его будто бы избили какие-то хулиганы, и он на всю жизнь остался калекой».

«Совершенно верно, мистер Холмс. По странному совпадению, всего за неделю до этого события он начал приставать к людям с расспросами о моих делах. Не стоит этим заниматься, мистер Холмс. Кое-кто уже убедился, что это не приносит счастья. Шагайте своей дорогой, а мне позвольте шагать своей. Это мое последнее слово. Прощайте!»

Такие вот пироги, Уотсон. Теперь вы знаете все.

— Кажется, барон — опасный человек.

— Чрезвычайно опасный. На какого-нибудь задиристого бахвала я бы и внимания не обратил, но барон — из тех людей, которые далеко не все свои мысли облекают в слова.

— Неужели вы непременно должны ему мешать? А может, пускай себе женится на девушке? Какое это имеет значение?

— Очень большое, если учесть, что он, вне всякого сомнения, убил свою первую жену. Допивайте кофе и пойдемте-ка со мной: наш весельчак Шинвел давно нас ждет.

Мы и вправду застали его у себя. Это был крупный, грубоватый краснолицый мужчина болезненного вида. Лишь живые черные глаза выдавали в нем большого хитреца. Держался он, словно король в своем королевстве. Рядом с ним на кушетке сидела одна из его воспитанниц — худощавая, подвижная как огонь молодая женщина с бледным настороженным лицом, еще юным, но уже успевшим увянуть от жизни, полной горечи и порока. Тяжкие годы оставили на ее облике нездоровый след.

— Это мисс Китти Уинтер, — произнес Шинвел Джонсон и взмахнул рукой, представляя свою спутницу. — Если уж она чего-то не знает… А впрочем, пускай сама говорит. Я вышел на нее через какой-нибудь час после получения вашей записки, мистер Холмс.

— Меня долго искать, не надо, — сказала молодая женщина.

— Адрес у нас с Хрюшей Шинвелом один и тот же: Преисподняя, Лондон. Так и пишите, не ошибетесь. Хрюша и я — старые приятели. Но есть один человек, который, будь в мире справедливость, сидел бы сейчас в еще более страшном аду, чем мы. Клянусь всеми чертями! Это человек, за которым вы охотитесь, мистер Холмс.

Холмс улыбнулся.

— Насколько я понимаю, вы желаете нам успеха, мисс Уинтер?

— Если вам нужна моя помощь, чтобы упрятать парня туда, где ему самое место, я вся ваша, от хвоста до головы, — свирепо сказала наша гостья. Ее бледное решительное лицо напряглось, наливаясь ненавистью. Нечасто доводилось мне видеть такой огонь в глазах женщины, а в глазах мужчины — и вовсе ни разу. — Вам нет нужды лезть в мое прошлое, мистер Холмс. Оно к делу не относится. Но это Адальберт Грюнер превратил меня в то, чем я стала. Эх, если б только я могла свалить его! — Она яростно вцепилась руками в воздух. — Уж я бы стащила его в ту яму, в которую он сбросил столько народу!

— Вам известно, как обстоят дела?

— Хрюша Шинвел рассказывал. Барон волочится за очередной бедной дурой. На этот раз ему приспичило жениться. Вы хотите этому помешать. Наверняка вы знаете об этом злодее достаточно, чтобы у любой доброй девушки отбить охоту иметь с ним дело, если она в своем уме.

— Эта девушка не в своем уме. Она влюблена до безумия. Она знает о нем все, но ей хоть бы что!

— А про убийство ей рассказывали?

— Да.

— Господи, ну и нервы же у нее!

— Она считает, что все это клевета.

— Разве вы не можете сунуть ей под нос доказательства?

— А вы поможете нам в этом?

— Да я сама живое доказательство. Стоит мне заявиться к ней и рассказать, как он изводил меня…

— А вы бы согласились?

— Согласилась бы я?! Да неужто не согласилась бы!

— Попробовать, наверное, стоит. Но он уже поведал ей большую часть своих прегрешений и получил прощение. По-моему, для нее этот вопрос закрыт, и она не захочет возвращаться к нему.

— Чтоб мне подохнуть, если он рассказал ей все, — отвечала мисс Уинтер. — Помимо того нашумевшего убийства, я слышала кое-что еще об одном или двух. Он, бывало, рассказывает о ком-нибудь этим своим бархатистым голосом, а потом вперит в меня глазищи и говорит: «Он умер. И месяца не прошло». И это было не пустое бахвальство. Но я почти не обращала внимания на такие речи, мистер Холмс, ведь я любила его в те времена, и мне было все равно, чем он занимается. Так же, как сейчас этой бедной дурехе. Только одна вещь действительно потрясла меня. Если б не его лживый язык, способный все объяснить и всех успокоить, я бы ушла от него в тот же вечер, чертом клянусь! У него есть книга, мистер Холмс. В буром таком кожаном переплете с замочком. Сверху — золотой баронский герб. Наверное, он был немножко под хмельком, иначе ни за что не показал бы мне ее.

— Что же это за книга?

— Говорят же вам, мистер Холмс: этот человек коллекционирует женщин так же, как иные собирают мотыльков и бабочек. И кичится своей коллекцией. Вот что это за книга. Альбом с фотографиями, именами, подробностями и всем прочим. Это была чудовищная книга. Ни один мужчина, даже если он живет в придорожной канаве, ни за что не составил бы такую. И тем не менее это была книга Адальберта Грюнера. «Души, которые я погубил» — вот что он мог бы написать на обложке, будь у него такое желание. Да только не будет вам проку с этой книги, а если и будет, ее ведь не достать.

— Где она?

— Откуда я знаю, где она теперь? Я бросила барона год с лишним назад. Мне известно, в каком месте он хранил книгу в те времена. Кое в чем этот кот аккуратен и дотошен до педантичности, так что, может статься, книга все еще лежит в тайнике старого бюро во внутреннем кабинете. Вы знакомы с его домом?

— В кабинете я был, — ответил Холмс.

— Вот как? Значит, вы времени даром не теряли, если взялись за дело только нынче утром. Видать, на этот раз милашка Адальберт встретил достойного противника. Во внешнем кабинете у него китайская посуда — там стоит большущий стеклянный шкаф промеж двух окон. А позади письменного стола есть дверца, которая ведет во внутренний кабинет — маленькую комнатушку, где он хранит бумаги и всякую всячину.

— Он что же, не боится взломщика?

— Адальберт не трус. Злейший враг не сможет сказать этого о нем. Он умеет за себя постоять. По ночам дом охраняют от взломщиков. Да и какой прок взломщику забираться туда? Разве что утащит всю эту диковинную посуду.

— Бесполезное дело, — твердым тоном знатока заявил Шинвел Джонсон. — Ни один барыга не возьмет товар, который нельзя сплавить или загнать.

— Совершенно верно, — согласился Холмс. — Хорошо, мисс Уинтер. Может быть, вы зайдете сюда завтра в пять часов вечера? А я тем временем пораскину мозгами и решу, можно ли воспользоваться вашим предложением и устроить личную встречу с этой дамой. Крайне признателен вам за помощь. Вряд ли стоит говорить, что мои клиенты не поскупятся…

— Не надо об этом, мистер Холмс! — воскликнула молодая женщина. — Не в деньгах дело. Швырните этого человека в грязь и дайте мне втоптать туда его проклятую физиономию — больше мне ничего не нужно. Такова моя цена. Я буду у вас завтра или в любой другой день, пока вы идете по его следу. Хрюша всегда скажет, где меня найти.

Я вновь встретился с Холмсом лишь следующим вечером, когда мы опять обедали в нашем ресторанчике на Стрэнде. На мой вопрос о том, удачно ли прошла встреча, Холмс только пожал плечами. Но потом он рассказал мне все, и я повторяю его рассказ в несколько измененном виде. Сухое и точное сообщение Холмса надобно слегка подредактировать, смягчить и передать более простыми словами.

— Встречу удалось устроить без каких-либо затруднений, — начал Холмс, — поскольку девушка прямо-таки олицетворяет собою образец безропотной дочерней покорности, пытаясь вознаградить отца за свое вопиющее непослушание в вопросе о женитьбе послушанием во всех остальных мелочах. Генерал сообщил мне по телефону, что все готово, мисс Уинтер явилась точно в срок, и в половине шестого мы вылезли из кэба возле дома номер 104 по Беркли-скуэр, где живет старый генерал. Вы знаете эти безобразные серые лондонские замки, в сравнении с которыми церковь и та выглядит кокетливо. Лакей провел нас в громадную гостиную, украшенную желтой драпировкой. Здесь нас и ждала леди — бледная, притворно-застенчивая, замкнутая, непреклонная и далекая, как снеговик на склоне горы. Даже и не знаю, как описать ее вам, Уотсон. Возможно, вы еще встретитесь с ней по ходу дела и тогда сумеете использовать ваше писательское дарование. Она прекрасна, но это какая-то неземная, потусторонняя красота фанатика, чьи мысли парят в заоблачных высях. Я видел такие лица на средневековых полотнах старых мастеров. Ума не приложу, каким образом этому зверю в человеческом обличье удалось заграбастать своими мерзкими лапами такое небесное создание. Вероятно, вы заметили, как стремятся друг к другу противоположности — духовное к плотскому, пещерный человек — к ангелу… Тут мы имеем дело с самым вопиющим примером такого рода.