Марджери Аллингхэм - Работа для гробовщика

ЛЮБЕЗНОСТЬ СОЧУВСТВИЕ КОМФОРТ ОБЕСПЕЧАТ ВАМ

«ДЖЕССИ БОУЛС И СЫН 2» профессиональные похоронных дел матера

Семейные похороны

12 Эпрон стрит, Лондон, В3 

Мистеру Мэджерсфонтейну Лоджу в доме многоув. мистера А. Кэмпиона

12 а, Батл стрит

Дорогой Мэджерс!

Будь жива Бетси, над кончиной которой ты наверняка скорбишь не меньше меня, она бы сама написала тебе.

Только что за обедом мы обсуждали, не мог бы ты обратиться к Своему Благодетелю (если ты ещё служишь у него и это письмо до тебя дойдёт), чтобы он помог нам в той загадочной истории с Палинодами, о которой ты наверняка читал в газетах.

Эксгумация, как это именуется у нашего брата, отнюдь не удовольствие и дурно влияет на дела, которые и так идут не лучшим образом.

Мы оба полагаем, что они могли бы поправиться, если твой благодетель согласился бы помочь нам в полиции и так далее, а мы сами могли бы помочь кому угодно, лишь бы он не носил мундира, если ты понимаешь, о чем идёт речь.

С нетерпением ждём вас на чай, чтобы поговорить, в любой день после половины четвёртого. Работы у нас теперь немного. Между нами говоря, станет ещё меньше, если дела и впредь будут идти, как сейчас.

Мы всегда очень сердечно вспоминаем тебя и надеемся, что все недоразумения позабыты.

Подняв голову от столь любопытного документа, Кэмпион услышал за спиной какой-то шум и ощутил содрогание пола.

— Забавное письмецо, да? — Натура Мэджерсфонтейна Лоджа отличалась какойто буйностью, заполнявшей комнату как запах острейших блюд. Он был неодет, в руках держал сложенную толстую шерстяную кофту. На первый взгляд Лодж походил на заднюю часть слона из пантомимы."Ужасный голос", о котором вспоминала совсем недавно почтённая леди, был только вопросом вкуса. В нем гремела большая выразительность и богатство тембра, чем могли похвастаться большинство актёров.

— Ужасный тип, ничего удивительного, что он стал гробовщиком. Я её предупреждал, когда она собралась замуж за этого могильщика.

— Во время свадьбы? — с интересом спросил Кэмпион.

— Он вылил на меня полбутылки британского шампанского. Похоже было, происшествие это вспоминает Лодж с удовольствием.

Кэмпион положил руку на телефон.

— Кем она была? Твоей девушкой?

— О Боже, нет! Моей сестрой. Он мой шурин, презренный копатель червей. За тридцать лет мы не перекинулись ни словом, и я даже не вспоминал о нем, пока сегодня не пришло вот это…

Кэмпион с тревогой взглянул в глаза спутнику своих многочисленных эскапад — чего не в состоянии был сделать уже несколько недель.

— Он слово «гробовщик» считает комплиментом. — Круглые, как пуговки, глаза воинственно сверкали из-под складок кожи. — Такой уж тип этот Джесси. Он ужасно вёл себя, вернул мой свадебный подарок Бетти вместе с несколькими вопросами, которые не мне, ни вам не понравились бы. Ну, тогда я и сказал ему пару слов. А теперь выскакивает как чёртик из шкатулки и между прочим сообщает, что моей сестры уже нет в живых, о чем я сам знал, и просит оказать услугу. Надо же, какое стечение обстоятельств! Вы позволите мне выйти ненадолго, пока будете звонить?

Кэмпион отодвинулся от стола и спросил:

— Что ты от меня скрываешь?

Места, где у Лоджа были когда-то брови, поднялись, чтобы встретиться на голом куполе лба. Невероятно старательно продолжая складывать свою кофту, он с достойной миной ответил:

— Некоторых реплик я просто не слышу. Я как раз пакую вещи. Все в порядке. Я уже составил объявление.

— Какое объявление?

— Обыкновенное."Истинный джентльмен ищет интересную работу. Заслуживающие доверия рекомендации. Желательны предложения от титулованных особ." Что-нибудь в таком роде. Я же не могу ехать с вами, шеф. Не хочется становиться причиной международного конфликта.

Кэмпион ещё раз перечитал письмо.

— Когда его принесли?

— С последней почтой, десять минут назад. Могу показать конверт, если сомневаетесь.

— Могла его подговорить на такое Рене Рапер?

— Тридцать пять лет назад не она сосватала ему нашу Бет, если вас это интересует, — в голосе Лоджа звучало презрение. Не волнуйтесь. Это простое стечение обстоятельств, второе подряд в деле Палинодов. В любом случае не стоит волноваться. Для этого нет причин. Какое вам дело до Джесси?

— Это третья ворона, если тебя это интересует, — сообщил Кэмпион, и лицо его прояснилось.

Инспектор ждал в комнате на втором этаже тихой старомодной пивной «Под платаном».

Кэмпион встретился с ним в начале девятого, как и обещал его начальству. Джей, с которым он говорил по телефону, облегчённо и довольно вздохнул.

— Я сразу понял, что вы не выдержите, — радостно заметил он. — Свою натуру изменить нелегко. Небеса — не говоря уже о начальстве — ниспослали вас на это дело. Сейчас же сообщу Чарли Люку. Лучше всего встретиться с ним в заведении на Эдвард Плейс. Парень вам наверняка понравится.

И теперь, когда Кэмпион по деревянной лестнице поднялся наверх и оказался на облицованные лакированным деревом антресоли над большим полукруглым баром, взгляд его остановился на сыне Билли Люка. Инспектор оказался мужчиной крепкого сложения. Сидя на краю стола с руками в карманах, в надвинутой на глаза шляпе, с мускулами, распиравшими штатский костюм, видом своим он напоминал гангстера. У него была смуглая кожа, живое лицо, выдающийся нос, быстрый взгляд и улыбка, говорившая о бурном темпераменте.

Люк тут же встал, протягивая руку.

— Очень приятно познакомиться, — приветствовал он Кэмпиона с деланным радушием.

Каждый инспектор был единственным и абсолютным владыкой своего района вплоть до момента, когда случится что-то необычно интересное, ибо тогда его начальник в Скотлэнд-Ярде обязательно сочтёт своей обязанностью прийти на помощь, и хотя инспектор бесспорно лучше ориентируется на месте, ему приходится подчиняться. Кэмпиону парня стало жалко.

— Ну, думаю, не слишком приятно, — обезоруживающе улыбнулся он. — Со сколькими убийствами в семействе Палинодов вам до сих пор пришлось иметь дело?

В узких глазах Люка сверкнули искорки и Кэмпион сообразил, что собеседник моложе, чем он полагал: тридцать четыре, максимум тридцать пять лет. Для такой должности возраст поразительно юный.

— Прежде всего, что будете пить? — Люк нажал пузатый звонок. — Нужно удалить матушку Чабб за пределы слышимости, и тогда я все вам толком расскажу.

Хозяйка, невысокая быстроглазая энергичная женщина с приятным, но измождённым лицом и седыми волосами, скрученными под сеткой в замысловатые локоны, обслуживала их сама. Она кивнула Кэмпиону, не глядя на него, и ушла пересчитывать наличность.

— А теперь, — подмигнул Чарли Люк, и в его голосе вдруг прорезался провинциальный акцент, — не знаю, что вы слышали, но коротко расскажу, что знаю. Началось все с бедного старого доктора Смита.

Кэмпион никогда не слыхал о таком враче, но тот вдруг словно оказался вместе с ними в комнате — фигура обрела свой облик словно под кистью мастера.

— Довольно высокий старый джентльмен, — ну, не такой уж старый, ему пятьдесят пять, — женатый на зловредной стерве. Слишком много работающий. Слишком впечатлительный. Каждое утро выходит из дому совершенно задёрганный и идёт в свой кабинет окнами на улицу, с витриной, смахивающей на прачечную. Сутулый. Спина как у верблюда. Обвисшие брюки вытерты на ягодицах. Голова наклонена вперёд, как у аиста, и слегка трясётся. Усталые покрасневшие глаза. Порядочный человек. Добрый. Может, не такой блестящий врач, как другие, но приличный специалист. Старая школа, хоть и не кончал знаменитого университета с именем. Слуга своего призвания, о чем всегда помнит. И вдруг начинает получать письма насчёт отравлений. Это его потрясло.

Чарли Люк говорил отрывистыми фразами, на первый взгляд несвязно и хаотично, но в рассказе принимало участие все его тело. Когда он описывал, как горбится доктор Смит, его собственные плечи ссутулились. Когда упомянул про витрину, передал её форму движением рук. Столь яркая реакция делала факты очень наглядными. И Кэмпион просто вынужден был разделить беспокойство доктора. Люка тем временем продолжал рассказ.

— Всю чудовищность этого я представлю позднее, для начала только набросок. — Он снова был самим собой, быстро строя фразы и подчёркивая их жестами. — Обычные мерзкие анонимки. В них есть что-то ненормальное. Напрашивается мысль, что пишет их женщина, не слишком образованная, как можно судить по почерку. В письмах обвиняет доктора в пособничестве убийце. То, что жертва, Рут Палинод, была похоронена и никто ни о чем не спросил, — якобы вина доктора. Тот постепенно приходит в ужас. Подозревает, что его пациенты тоже могут получать такие письма. В безобидных замечаниях принимается искать скрытый смысл. Бедолага начинает размышлять. Задумывается над симптомами болезни старухи. И чертовски потрясён. Рассказывает об этом жене, которая не перестаёт его пилить. Оказавшись на грани нервного срыва, отправляется к коллеге-врачу, тот склоняет его к решению уведомить нас. И все дело передают мне.