Эллери Квин - Застекленная деревня

— Художественные критики вам бы возразили. — Джонни не сводил глаз с дома Фанни Эдамс. — Мне кажется, Шинн-Корнерс должна ею гордиться.

— Еще бы! Только эта старуха мешает нашему самоуважению рассыпаться в пух и прах.

Судья поднялся с качалки, смахнул пыль с серого костюма из гладкой блестящей ткани и поправил панаму. Он с усмешкой объяснил, что нарядился по случаю Дня независимости, чего от него ждут. Но Джонни понимал, что старик радуется возможности 4 июля[6] произнести речь, что он делал ежегодно последние тридцать лет.

— Времени еще много, — сказал судья, вытащив большие золотые часы из черного шелкового кармашка. — Праздник начинается в полдень, после доения… Вижу, Питер Берри открывает лавку. После вчерашней рыбы, Джонни, тебя так разморило, что ты даже не имел шанса рассмотреть как следует Шинн-Корнерс. Давай-ка растрясем немного завтрак Милли.

Отрезок тридцатипятимильной шоссейной дороги из Кадбери в Комфорт, проходящий через Шинн-Корнерс, именовался Шинн-роуд. В центре деревни его пересекала Фор-Корнерс-роуд.[7] Вокруг этого перекрестка все, что осталось от Шинн-Корнерс, было втиснуто в четыре сегмента, наподобие четвертей пирога.

На каждом из четырех углов перекрестка стоял врытый в землю гранитный указатель. Край четверти пирога, где размещался дом судьи, занятый деревенской лужайкой, был отмечен указателем с высеченной на нем надписью «ЗАПАДНЫЙ УГОЛ», буквы которой стерлись почти полностью.

За исключением лужайки, являющейся общественной собственностью, вся западная четверть принадлежала судье. На ней стоял его особняк, построенный в 1761 году, — крыльцо с увитыми плющом колоннами, как судья сказал Джонни, было добавлено после Войны за независимость, когда колонны вошли в моду, — а позади дома находилось еще более древнее сооружение, ныне служившее гаражом. Раньше в нем был каретный сарай, а совсем давно, по словам судьи, жилище для рабов, чьим хозяевам принадлежал дом в колониальном стиле, на месте которого воздвигли теперешний особняк.

— Рабство не прижилось в Новой Англии не столько по моральным, сколько по климатическим причинам, — объяснил судья. — Наши зимы убивали слишком много дорогостоящих негров. А индейское рабство никогда не имело успеха.

Семьсот акров земельного участка судьи не возделывались при жизни двух поколений. Деревья теснились в нескольких ярдах от гаража, а сад вокруг дома представлял собой джунгли в миниатюре. Стены особняка посерели и казались покрытыми чешуей, как и у большинства деревенских зданий.

— Где дом моего деда? — осведомился Джонни, когда они шли по дуге потрескавшегося асфальта перед участком судьи. — Не спрашивайте меня почему, но я бы хотел взглянуть на него.

— Его разрушили, еще когда я был молод, — ответил судья. — Он находился на Фор-Корнерс-роуд рядом с фермой Избела.

Они шагнули на деревенскую лужайку. Здесь трава была зеленой, флагшток покрыт свежей краской, развевающийся на нем флаг казался новым, а пушка и монумент Эйсахела Шинна на трехступенчатом гранитном пьедестале были чисто вымыты и увешаны флажками.

— Здесь я произношу мои проповеди, — сказал судья, поставив ногу на вторую ступеньку пьедестала. — Старый Эйсахел Шинн возглавил экспедицию на север в 1654 году, убил четыре сотни индейцев и на этом месте прочитал молитву за их бессмертные души… Доброе утро, Кэлвин.

Человек, с которым поздоровался судья, волочил через перекресток ржавую газонокосилку. При виде его Джонни вспомнил о трупе, о который однажды едва не споткнулся на рисовом поле Северной Кореи. Высокий и тощий мужчина был одет во все коричневое, а поля его коричневой шляпы уныло опускались на такого же цвета уши. Даже длинные зубы были коричневатыми.

Подойдя к ним, мужчина притронулся к полям шляпы, перебросил газонокосилку через указатель в западном углу и начал щелкать ею по траве лужайки.

Судья направился к нему. Джонни потащился следом.

— Кэлвин, я хочу познакомить тебя с моим дальним родственником. Джонни Шинн — Кэлвин Уотерс.

Остановив косилку, Кэлвин Уотерс повернулся и впервые посмотрел на Джонни.

— Привет, — буркнул он, и косилка защелкала снова.

— Брр! — содрогнулся Джонни.

— Так у нас принято. — Судья взял Джонни за руку и увел его на дорогу. — Кэлвин — хранитель деревенского имущества, уборщик школы, ратуши и церкви, а также официальный могильщик. Он живет на полпути вверх на холм, за домом тетушки Фанни. Дом Уотерса — один из старейших в округе — построен в 1721 году. А уборная во дворе — настоящая музейная редкость.

— Как и сам Кэлвин, — промолвил Джонни.

— Он совсем одинок, а кроме старого дома и одежды, которая сейчас на нем, у него ничего нет — ни машины, ни даже телеги. Можно сказать, настоящий бедняк.

— А он когда-нибудь улыбается? — спросил Джонни. — Вряд ли я видел лица со столь явным отсутствием выражения за пределами военных кладбищ.

— Очевидно, Кэлвин не находит поводов для улыбок, — сказал судья. — Здешняя ребятня прозвала его Весельчак Уотерс. В детстве он упал с фермерского фургона и с тех пор так и не пришел в норму.

Они пересекли Шинн-роуд к южному углу. Судья объяснил, что Берни Хэкетт, которому принадлежал угловой дом, был не только местным констеблем, но и брандмейстером, секретарем деревенской корпорации, сборщиком налогов, членом школьного совета, страховым агентом и еще бог знает кем.

— Берни приходится вертеться, — продолжал судья. — Его жена Элла умерла, рожая их младшего ребенка. Мать Берни, Селина Хэкетт, ведет хозяйство, но она уже старая и глухая, поэтому трое детей растут сами по себе… Привет, Джоэл!

Крепкий мальчуган в джинсах, идущий вразвалку по Шинн-роуд к дому Хэкеттов, обернулся и с любопытством посмотрел на Джонни.

— Здравствуйте, судья.

— Это старший сын Берни Хэкетта, Джонни, — младший в комфортской средней школе. Джоэл, это майор Шинн.

— Майор? — Мальчик от неожиданности отпустил руку Джонни. — Настоящий майор?

— Настоящий бывший майор, — улыбнулся Джонни.

— А-а. — Мальчуган отвернулся.

— Не рано ли ты поднялся для летнего утра, Джоэл? — добродушно осведомился судья. — Или тебя возбуждает праздник?

— Чепуха. — Джоэл Хэкетт пнул ногой покосившуюся калитку. — Я бы лучше взял ружье и отправился на охоту с Эдди Пэнгменом. Но папа велел мне попросить у Орвилла работу. Завтра начинаю доить его чертовых коров.

Он вошел в дом и захлопнул дверь.

— Вам придется произнести зажигательную речь, чтобы впечатлить этого паренька, — заметил Джонни. — Что это за вывеска?

Рядом с жилищем Берни Хэкетта чопорно грелся на солнце красный деревянный дом с закрытыми белыми ставнями. Вывеска во дворе на стальной подставке гласила: «Пру Пламмер. Антиквариат и старые пуговицы». Все нуждалось в свежей краске.

— Смелое предприятие, — заметил Джонни.

— Пру преуспевает. Иногда продает кое-что летом, когда между Кадбери и Комфортом движение оживляется, но в основном принимает заказы по почте. Пру — наша интеллектуалка, у нее есть приятели на Кейп-Код.[8] Она пыталась заинтересовать ими Фанни Эдамс, но тщетно. Тетушка Фанни заявила, что не знает, о чем с ними говорить, так как ничего не смыслит в искусстве. Это чуть не убило Пру, — усмехнулся судья. — Жить по соседству с национальной художественной знаменитостью и не иметь возможности извлечь из этого прибыль! А вот и Орвилл Пэнгмен.

— Только не представляйте меня как майора Шинна.

— Ладно, Джонни, — кивнул судья.

Они обогнули каменную ограду, отделяющую участок Пру Пламмер от фермы Пэнгмена, и направились мимо маленького фермерского дома к большим красным амбарам. В дверях одного из них стоял крупный мужчина в комбинезоне, вытирая потное лицо.

— Простите, что не подаю руку, — сказал он, когда судья представил Джонни. — Чистил желобы для навоза. Милли хорошо вас кормит, судья?

— Превосходно, Орвилл. Что слышно от Мерритта?

— Кажется, во флоте ему нравится куда больше, чем на ферме, — ответил Орвилл Пэнгмен. — Растишь двух сыновей, так один из них завербовывается во флот, а другому лень даже почесаться. Поди сюда, Эдди! — крикнул он.

Из амбара вышел высокий тощий парень лет семнадцати, с большими красными руками.

— Эдди, это мистер Шинн — родственник судьи из Нью-Йорка.

— Привет, — буркнул Эдди Пэнгмен и мрачно уставился на землю.

— Чем собираешься заниматься, когда окончишь школу в будущем году, Эдди? — спросил судья Шинн.

— Ничем, — отозвался Эдди, не поднимая взгляда.

— Разговорчивый парень, верно? — усмехнулся его отец. — Все, что он знает, — это какой он несчастный. Заканчивай чистить доилки, Эдди. Я сейчас приду.