Колин Маккалоу - Слишком много убийств

В морге было не повернуться от каталок, как если бы поблизости произошла авиакатастрофа или крупная дорожная авария. Сегодня причина была другой. Большинство из безмолвных, недвижимых, накрытых простынями фигур — жертвы убийств, не считая нескольких неясных случаев, когда доктор отказался выписать свидетельство о смерти без вердикта судмедэксперта.

В одной из стен был ряд дверок из нержавеющей стали — всего шестнадцать, — у которых в поте лица трудились два санитара: выдвигали полки и освобождали ячейки от уже обследованных трупов, стараясь не перепутать их с жертвами убийств и прочими, которых туда предстояло поместить. Снаружи, у платформы, дожидались автофургоны и

видавшие виды катафалки, присланные похоронными бюро, а водители и работники ворчали на Патрика — он потребовал забрать трупы сейчас же, без промедления!

Кармайн прошел дальше, в секционный зал, где у длинного стола из нержавеющей стали, снабженного огромной раковиной и стоками, стоял Патрик. В удобном месте висели большие мясницкие весы, рядом аккуратно располагались несколько инструментальных тележек, покрытых тканью.

Тело Эвана Пью уже освободили из медвежьего капкана; он лежал поодаль на столе с мраморным верхом и был отгорожен тележками. Подойдя, капитан некоторое время осматривал устройство, благоразумно его не касаясь. Не зря ведь Патси соорудил ограждение. В разложенном состоянии капкан имел более полуметра в ширину, и на два дюйма из него выступали жуткие окровавленные зубья — без бородок и зазубрин, но острые как бритва. На широкую металлическую пластину основания можно было наступить по обе стороны от дуг и растянуть их. В пластине — шесть отверстий, по три с каждой стороны. Отверстия появились недавно — поверхность пластины была покрыта ржавчиной, а внутри отверстий блестел металл. Очевидно, убийца проделал их сам.

— Даже не дыши на него, Кармайн, — предупредил Патрик, не отходя от стола. — Механизм держится на волоске — я не преувеличиваю. Ржавчину с пружины удалили специальным химическим средством, а тарелочка так настроена — чуть потяни и сработает, даже у такого хлюпика, как наша жертва, силенок хватило. Что меня удивляет — как у самого убийцы руки не дрожали, когда он болты вкручивал! Докрутить до конца и не задеть. Черт! От одной мысли пот прошибает.

Кармайн подошел к столу.

— Есть хоть какие-нибудь зацепки, Патси?

— Вообще-то парочка очень неплохих. На вот, почитай. Лежало в брючном кармане.

— Да, это многое объясняет, — сказал Кармайн, возвращая конверт к другим вещам Пью. — В том числе деньги. Ты вскрывал пакет? Действительно сто тысяч?

— Не смотрел. Решил не лишать тебя удовольствия. Только обмыл кровь и снял первый слой пленки, хотя сомневаюсь, что найду что-нибудь, кроме отпечатков Пью.

Кривыми ножницами Кармайн взрезал многочисленные слои пленки, ожидая увидеть между двумя крайними банкнотами обычную бумагу, но с удивлением обнаружил сплошь стодолларовые купюры. Год назад в городе появилась куча фальшивых стодолларовок, и Кармайн знал, на что надо обращать внимание. Эти банкноты — настоящие. Что же это за жертва шантажа такая, которая может позволить себе лишиться ста тысяч, лишь бы убить шантажиста?

— Деньги только осложняют дело, — произнес Кармайн, складывая банкноты в стальную ванночку и снимая перчатки. — Тысяча сотенных купюр, совершенно новых, при этом номера не везде последовательные. Происхождение банкнот придется выяснять у федералов. — Прислонившись к раковине у стены, капитан мрачно взирал на полную денег ванночку. — «Говорун»… На чем же таком попался Говорун, раз не только на убийство пошел, но и такими деньжищами пожертвовал? У него не было ни малейшей возможности вернуть ни деньги, ни письмо. А значит, он спокоен на этот счет, уверен, что мы не сможем установить его настоящее имя и причину шантажа.

— Шантаж шантажом, Кармайн, но один из мотивов — ненависть, — заметил Патси, погружая зонд в одну из страшных ран на груди. — Убийца хотел, чтобы жертва умирала медленно и мучительно.

— Но не с целью продемонстрировать жестокость кому-то еще?

— Нет. Абсолютно частная месть. Говоруну не важно, станут ли детали преступления общеизвестны. Его злоба направлена исключительно на Эвана Пью. Убийца не из тех, кто жаждет публичности.

— Полагаю, у Пью это первая попытка шантажа. Вот бы достать письмо от двадцать девятого марта! — Кармайн стиснул руки. — Нет, Говорун его, конечно, сжег. Допустим, он получил письмо двадцать девятого. Значит, обдумывание этого невероятного плана мести у него заняло четыре или пять дней. Вдобавок он должен был знать наверняка, что после Пью никаких предметов шантажа не останется. То есть это не фотографии, не письма, не документы, не аудио- или видеозаписи. Ключа от сейфа или камеры хранения в комнате не было, хотя обыскали все. Конечно, Пью мог отправить что-то родителям, но это маловероятно.

— Да брось, Кармайн! — возразил Патси. — Шантажа без компромата не бывает, даже если его шантажист сам на бумажке написал.

— Не в этот раз, — сказал Кармайн, выпрямляясь. — Я убежден, что Говорун действовал наверняка. Теперь, когда Пью мертв, угрозы не существует. Все доказательства умерли вместе с ним.

— Чутье полицейского?

На полпути к двери Кармайн остановился.

— Как ты только управляешься в этом бедламе?

— Прежде всего, какое-то время никаких перенаправлений из других моргов. Последние из уже обследованных трупов заберут до десяти вечера, тогда хватит места для наших сегодняшних жертв и тех, от которых не удастся отвертеться. Гаса с его ребятами я направляю в северные лаборатории. Будут заниматься посторонними случаями там, пока все не утрясется.

— Бедный Гас. Северный Холломен та еще дыра. — Кармайн зашагал дальше. — Ну, пока, встретимся завтра в девять у Сильвестри.

Почти в девять вечера Кармайн подъехал к Ист-Серкл. Между деревьями, обилием которых славился Холломен, уже мерцали огни восточного берега. «Форд-фэрлейн» с форсированным восьмицилиндровым двигателем, полицейскими рессорами и амортизаторами, строго говоря, принадлежал управлению, но выглядел как обычный гражданский автомобиль, к тому же совсем не потрепанный — с тех пор как Кармайн стал капитаном, каждый год ему выдавали новую машину модели прошлого года.

Кармайн прошел по выложенной плиткой дорожке к дому, повернул ручку и вошел. Дездемона не запирала дверей, справедливо полагая, что вряд ли найдется такой отчаянный бандит, который осмелится залезть в дом к самому капитану Дельмонико. В сколько-нибудь большом городе подобные рассуждения выглядели бы наивно, но в Холломене капитана знал каждый, что имело свои недостатки и преимущества.

Обе женщины Кармайна собрались на кухне — когда не было гостей, семья ужинала там, приберегая для особых случаев столовую с изысканным столом работы Лалика и люстрами в том же стиле. Просторная белая кухня сверкала медицинской чистотой. В вопросах интерьера вторая жена Кармайна полностью доверяла вкусам мужа и совершенно об этом не жалела.

Стоя у высокого рабочего стола, она как раз добавляла последние штрихи к лазанье, в то время как ее падчерица увлеченно занималась салатом. Стол высотой метр пятнадцать сантиметров для Дездемоны Дельмонико с ее ростом почти метр девяносто без каблуков был даже низковат, однако, во-первых, нужно было считаться с Софией, которая недотягивала и до метра семидесяти, а во-вторых, если семье вдруг придется переезжать, хотелось оставить кухню пригодной для новых жильцов.

Волосы Дездемоны слегка спутались от частых нервных приглаживаний — новичок в поварском деле, она волновалась за результат, хотя лазанью уже освоила. Мать и сестры Кармайна сразу взяли его новую жену под свою опеку, так что большая часть блюд происходила из Южной Италии. Однако и у Дездемоны, англичанки до кончиков ногтей, случались свои победы. Так, одна подруга, приехавшая погостить из Линкольна, научила ее готовить традиционное воскресное жаркое и ланкаширское рагу, причем оба блюда пришлись Кармайну и его родичам очень по вкусу. Еще бы! Как можно за всю жизнь ни разу не попробовать картошки, запеченной с куском сочного мяса! Не говоря уже о подливе из вытопившегося жира. Для Дездемоны это было немыслимо.

Она повернулась к Кармайну; лицо ее казалось заурядным, с великоватым носом и выступающим подбородком, но в следующую секунду Дездемона улыбнулась, и лицо преобразилось, словно осветившись изнутри приветливым светом, а большие спокойные глаза цвета толстого льда стали поистине прекрасными. Вместе с материнством природа наградила Дездемону пышным бюстом, единственным, чего недоставало ее высокой, но ладной фигуре. Добавьте к этому пропорционально длинные изящные ноги, и станет понятно, почему большинство мужчин считали Дездемону чрезвычайно соблазнительной, хотя еще недавно при взгляде на управляющего директора «Хага» этот эпитет едва ли кому-то пришел бы в голову — замужество сотворило с ней чудеса.