Найо Марш - Смерть в театре «Дельфин»

— Из-за вас?! Но…

— Надеюсь, много времени на это не понадобится. Друри Плэйс.

"Боже! — промелькнуло в уме Перигрина. — Какой шик!» Следующая его мысль была: а вдруг все объясняется несколько иначе? Быть может, великодушный джентльмен просто слегка не в себе, а шофёр за ним присматривает?

— Сэр, я действительно не понимаю… — начал было он, но его никто не слушал, поскольку на переднем сиденье шёл невнятный разговор.

— Разумеется, сэр, — произнёс шофёр и остановился рядом с агентством по недвижимости, куда и направился, на ходу вынимая из кармана ключи. Через несколько мгновений к рябому от высохших капель дождя окну прильнуло встревоженное лицо клерка, потом оно исчезло и из двери выскочил сам клерк, бросившись к переднему окошку машины со стороны пассажира.

— Сэр, — заискивающе пробормотал он, — мне крайне жаль, что такое стряслось. Это очень и очень прискорбно. Но, сэр, как я уже сказал вашему шофёру, я ведь предупреждал джентльмена… — Тут он впервые кинул негодующий взгляд на Перигрина, которого словно и вовсе не замечал. — Я ведь предупреждал вас!

— Да-да, — согласился Перигрин. — Предупреждали.

— Спасибо. Вот видите, сэр… Я не сомневаюсь…

— Зря. Допущена непростительная халатность. Всего хорошего.

Тон экстравагантного незнакомца так изменился, в голосе звенел такой лёд, что Перигрин широко раскрыл глаза, а клерк отпрянул, словно его хлестнули. Машина тронулась.

Салон обогревался. К моменту, когда они переехали на другой берег реки, Перигрин перестал дрожать и его потянуло в сон. Странный хозяин не произнёс больше ни звука. В какое-то мгновение, случайно кинув взгляд в зеркало заднего вида, Перигрин понял, что за ним наблюдают и, похоже, с брезгливостью. Нет: пожалуй, со страхом. Он быстро отвёл глаза, однако успел заметить, как рука в лайковой перчатке коснулась зеркала, изменяя угол зрения.

"Ну и ну, — растерянно думал Перигрин. — Я, конечно, крупнее и моложе его и вполне мог бы сам справиться со своими проблемами, но только как все это сложно! Лишившись одежды, человек моментально превращается в обезьяну. Хороша будет картина, если я стану во все лопатки улепётывать по Парк Лейн в джентльменском макинтоше и пледе, которые являются собственностью моего преследователя, ибо он безусловно пустится вдогонку».

Машина уже ехала по Парк Лейн, затем свернула на боковую улицу и очутилась на Друри Плэйс. Здесь она остановилась у дома номер семь. Шофёр вышел, позвонил в колокольчик и вернулся к машине.

— Тут совсем близко, — произнёс хозяин голосом, который, по сравнению с его обычной манерой выражаться, можно было назвать добрым. — Вверх по ступенькам и прямо в дом.

Шофёр услужливо распахнул дверцу:

— Ну же, сэр. Это ведь один миг, не так ли? Другого выхода действительно не было. Поблизости находились лишь трое безупречно одетых джентльменов, которые шли по тротуару, посыльный и неприступная леди с собачкой на руках.

Перигрин, однако же, не метнулся в дом, а поднимался по ступенькам без всяких признаков торопливости, оставляя за собой цепочку грязных следов и волоча шерстяной плед, как церемониальную мантию. Дворецкий, как должно, встречал у двери, отступив на пару шагов.

— Спасибо, — величественно произнёс Перигрин. — Как видите, я упал в грязную воду.

— Именно так, сэр.

— По самую шею.

— Очень неудачно, сэр.

— Вот именно, причём для всех заинтересованных лиц, — сказал Перигрин.

В этот момент с ними поравнялся хозяин и распорядился:

— Прежде всего, разумеется, ванна, а также что-нибудь унимающее дрожь. Мэйсон?

— Слушаюсь, сэр.

— Поднимитесь затем ко мне.

— Да, сэр.

Слуга исчез наверху. Спаситель Перигрина держался теперь вполне естественно, так что его растерянный гость несколько пришёл в себя, во всяком случае, настолько, чтобы поддержать разговор о достоинствах ароматических солей и кофе с ромом.

— Простите, что я так распоряжаюсь вами. Вы, наверное, чувствуете себя просто ужасно. Я очень виноват.

— Но в чем?!

— Да, Мэйсон?

— Если джентльмен пожелает подняться, сэр…

— Да, да, конечно. Просто великолепно. Перигрин миновал лестницу и очутился в заполненной клубами пара ароматной ванной комнате.

— Мне представляется, сэр, что сосновый запах будет очень кстати, — сказал Мэйсон. — Надеюсь, температура воды именно та, какую вы предпочитаете. Могу я предложить вам как следует попариться, сэр?

— Конечно, — благодарно ответил Перигрин.

— Разрешите, я возьму ваш плед и куртку, а также ботинки, — сказал Мэйсон слегка дрогнувшим голосом. — Купальное полотенце и халат на вешалке, горячий ром с лимоном у вас под рукой. Когда будете готовы, соблаговолите позвонить. — — Буду готов к чему?

— Одеваться, сэр.

Спрашивать: «Во что?» было явно неуместно, поэтому Перигрин просто сказал: «Спасибо». Мэйсон ответил: «Благодарю вас» — и удалился.

Ванна превзошла все ожидания, и Перигрин испытал непередаваемое блаженство. Аромат сосны. Прекрасная щётка с длинной ручкой. Горячий ром и лимон. Перигрин перестал наконец дрожать, намылился с головы до ног, растёр себя до красноты, нырнул с головой, вынырнул, выпил рому и попытался разобраться в сложившейся ситуации. Последнее ему не удалось — слишком многое случилось в столь короткое время. Вместе с тем он рассудил, что не имеет принципиальных возражений против бодрящего холодного душа. Душ действительно помог окончательно прийти в себя. Перигрин со вкусом вытерся, завернулся в махровый халат и позвонил. Чувствовал он себя просто изумительно.

На звонок явился Мэйсон, и Перигрин довёл до его сведения, что хотел бы обсудить по телефону проблему одежды, хотя весьма смутно представлял себе, куда и к кому можно обратиться. Его друга и соседа по квартире Джереми Джонса наверняка нет дома, не говоря уж о приходящей служанке, для которой утро давно кончилось. Позвонить в театр «Единорог»? Кто-нибудь там, конечно, будет, весь вопрос в том, кто именно.

Мэйсон провёл его в спальню с телефоном.

Там же на кровати лежала одежда.

— Надеюсь, сэр, она придётся вам впору. Вас просят сделать одолжение, воспользовавшись ею на некоторое время.

— Да, но послушайте…

— Будет очень приятно, если вы ею воспользуетесь. Что-нибудь ещё, сэр?

— Я… честно говоря, я…

— Мистер Кондукис кланяется вам, сэр, и надеется, что вы присоединитесь к нему в библиотеке. У Перигрина не нашлось достойного ответа.

— Благодарю вас, сэр, — произнёс Мэйсон и удалился.

Кондукис? Кондукис?! С тем же успехом Мэйсон мог сказать «мистер Онассис». Неужели речь идёт именно о мистере Вэссиле Кондукисе? Чем больше Перигрин размышлял над этим, тем более возможным ему это казалось. Но, Боже милостивый, какое чудо могло привести мистера Вэссила Кондукиса в заброшенный театр на южном берегу Темзы, да ещё в половине десятого утра, когда, по общему мнению, ему надлежало болтаться в собственной яхте где-нибудь в океане? И каким чудом мистер Перигрин оказался в доме мистера Кондукиса, что по своей дерзости, как теперь забрезжило перед его мысленным взором, равнялось попытке принять участие в великосветском романе, пусть даже и вышедшем из-под пера бульварного писаки (сорт литературы, которой мистер Джей никогда не интересовался)?

Перигрин оглядел комнату, и его губы непроизвольно скривились. Пусть он не любитель светской хроники, но собственную-то пьесу «Современный политик» он все-таки читал! Экипировка тоже вполне соответствовала его понятиям о театральном реквизите и поразительно сочеталась с окружающими декорациями. Перигрин растерянно поднял галстук, который лежал рядом с плотной шёлковой рубашкой. «Шерве» — гласила этикетка. Где это ему доводилось читать о «Шерве»?

"Не желаю иметь с этим ничего общего!» — вдруг пронеслось у него в голове. Затем он сел на кровать и без всякого успеха набрал один за другим несколько номеров. Мистер Джей вздохнул и стал обряжаться. Несмотря на некоторую консервативность стиля, он должен был признать, что выглядит необычайно представительно. Даже ботинки подошли.

Спускаясь по лестнице, он репетировал короткую речь. Мэйсон поджидал его внизу.

— Вы сказали — мистер Кондукис? — осведомился Перигрин.

— Да, сэр. Мистер Вэссил Кондукис. Сюда, сэр, будьте любезны.

Мистер Кондукис стоял в библиотеке перед камином, и Перигрин спросил себя, как это его угораздило не узнать столь знаменитую личность, фотографии которой буквально не сходили со страниц газет. Говорили, что лицо на этих фотографиях совершенно не соответствует характеру его обладателя. Оно было смуглым, почти оливковым, а глаза — неожиданно светлые, почти бесцветные, невыразительные. Как решил впоследствии Перигрин, именно они являются виновниками всех досужих домыслов. Рот тоже оставлял двойственное впечатление: с одной стороны, его линию можно было назвать жёсткой, с другой — неуверенной, уязвимой. Подбородок тяжёлый. Волосы тёмные, вьющиеся, с сединой на висках. В общем и целом мистер Кондукис выглядел как человек, стоящий невесть сколько миллионов.