Джон Карр - Смерть и Золотой человек

— Знаете, что это значит? — осведомилась она.

Нейсби был раздражен, а Дуайт озадачен.

— Что значит?

— Вот. Если бы я умерла — или умирала…

— Элинор, — очень спокойно остановил дочь Дуайт.

Данный эпизод остался для наблюдателей непонятным — по крайней мере, до какого-то времени. Элинор вдруг расхохоталась, но тут же осеклась и взяла себя в руки — как будто насыпала порох в гильзу. Глаза ее сияли; щеки раскраснелись от выпитого.

— Извините! — проговорила она так искренне и покаянно, что оба ее собеседника вздохнули с облегчением. — Кажется, сегодня мне урежут порцию. Что ж, не повезло. Скоро наступит новый, 1939 год. Что-то он нам принесет?

Элинор залпом выпила виски.

— Ничего хорошего, — кисло отозвался Нейсби. — Предупреждаю: ничего хорошего.

— Ну, не знаю, — возразил Дуайт. — Если бы только можно было не допускать этих ужасных коммунистов…

— А теперь по второму вопросу, — заявила Элинор. Под воздействием спиртного в голове у нее зашумело. — Пункт первый. — Она посмотрела на свои руки. — Почему мой отец держит картины в таком месте, откуда их легче всего украсть? Вы только что обсуждали это. Я слышала.

Дуайт и Нейсби быстро переглянулись.

— Вопрос второй, — продолжала Элинор. — Почему все так стараются выдать меня, moi qui vous parle,[2] за очень богатого капитана Доусона?

Она задумалась.

— Нет, вообще-то я не против выйти за Рыжика Доусона. Может быть, получится даже забавно.

— Брак, молодая леди, — возразил ей мистер Нейсби, — вещь отнюдь не забавная.

— Это вы мне говорите? — удивилась Элинор.

— Послушайте…

— Видите ли, я страдаю от несчастной любви. Я бы не раздумывая выскочила за Винса Джеймса, если бы он попросил моей руки. Да только он не попросит. Так почему не Рыжик? И даже не милый Буллер? Буллер, вы бы взяли меня в жены? — Она подмигнула потрясенному мистеру Нейсби. — Если кто-то вам скажет, что в наши дни не «устраивают» браки, как в Викторианскую эпоху, вы послушайте меня и не верьте. Хотя, по-моему, так нечестно. Почему выбрали меня? Почему не Бетти? Ей бы понравилось. Она прирожденная жена. Иногда я думаю, совершала ли она в жизни…

Здесь в дело вмешалась упрямая судьба. Она устроила так, что Николас Вуд, пытаясь изменить позу, нечаянно задел ногой портьеру, и она закачалась.

— Черт! — негромко выругался он.

Их положение становилось нелепым; скоро оно грозило стать нестерпимым. В душном алькове было жарко и очень пыльно. Оба еле сдерживались, чтобы не чихнуть.

В тишине голос Элинор казался особенно звонким.

— Иногда я думаю, совершила ли она в жизни хоть один недостойный поступок. — Элинор очень задумчиво посмотрела блестящими глазами на портьеру.

— Может, пойдем вниз? — предложил Дуайт.

— Да, пошли! — Элинор, спотыкаясь, выбежала из-за стойки, одергивая на себе платье. — Я просто думала, что забыла здесь портсигар, — добавила она.

И она направилась прямо к тайному укрытию.

Бетти и Вуд по-прежнему видели руки хозяина дома. Правой ладонью Дуайт Стэнхоуп похлопывал левую, лежащую на стойке. Мистер Нейсби повернулся через плечо; личико его прорезали глубокие морщины. Ник подумал: если он хоть чуть-чуть разбирается в женщинах, Бетти не станет злиться на Элинор за то, что она их разоблачит; она будет злиться на него.

Элинор двигалась проворно и ловко. Вначале она оглядела кресла миниатюрного зрительного зала. В прорезь отлично видны были ее смеющееся лицо, возбужденно-лукавый взгляд и жемчужные бусы, оттенявшие смуглую шею.

— Портсигар, — бормотала она. — Портсигар… Портсигар…

Обойдя помост, она приблизилась к портьере. Потом беззаботно заглянула в щель. Так как она стояла на свету, подробностей она не видела, однако разглядела все, что нужно. Глаза ее широко раскрылись; в них появилось выражение такой глубокой радости, что она стала похожей на маленькую девочку.

Потом Элинор Стэнхоуп совершила поступок, за который один мужчина готов был в благодарность вечно жать ей руку. Она отвернулась.

— Нет, — громко заявила она. — Его здесь нет. Здесь ничего нет. Пойдемте вниз!

Взяв под руки отца и мистера Буллера Нейсби, она потащила их к двери. Голова ее, достававшая отцу только до плеча, находилась на одном уровне с головой странно оробевшего мистера Нейсби. Элинор ни разу не оглянулась на портьеру с секретом. Но когда Бетти и Николас вышли, до них донесся ее звонкий, радостный голос:

— А я все-таки думаю, что тот малый — исследователь!

Внизу, в гостиной, Кристабель Стэнхоуп беседовала с Винсентом Джеймсом. Точнее, говорила Кристабель, а Джеймс подбрасывал игральные кости и слушал.

— Посмотрим, — говорила Кристабель. — Какой у нас сегодня день?

— Четверг.

— Значит, Новый год наступит в ночь с субботы на воскресенье. Ну и повеселимся мы! Дети со всей округи ждут не дождутся…

— Вы каждый год празднуете?

— Да, в театре наверху. В этом году у нас фокусник и мультфильмы. У Дуайта никак не получается стать настоящим деревенским сквайром, как мистер Радлетт, — у того все схвачено. Но по крайней мере, устроим развлечение детворе. — Кристабель помолчала. — Наверное, мистер Джеймс, вас удивляет, зачем мой муж купил такой дом?

— Боже правый, нет!

— Дом нелепый и вычурный. — Кристабель склонила голову. — Я знаю, все так говорят у меня за спиной.

— Вам это только кажется!

Кристабель оглядела длинную, просторную комнату. В дни Флавии Веннер было модно копировать стиль венецианских вилл. Но даже в то время архитектор не мог не понимать, что белый мрамор с розовыми прожилками в английском климате усиливает ощущение холода. В стены были вделаны панели, имитирующие гобелены. В мраморном, громадном, как мавзолей, камине разожгли жаркий огонь — на таких кострах в эпоху Возрождения жгли еретиков. Приглушенный свет подчеркивал удобство современной мебели и оттенял пышность, наследие венецианских дожей.

В отдалении, за широкой аркой, начиналась столовая. Там было темно, если не считать крошечных желтых лампочек над картинами.

Картин было всего четыре, четыре ярких пятна на стенах, однако они обладали поистине гипнотическим действием. Флавия Веннер обожала испанских художников — точнее, ей нравилась пылкая страстность их полотен. Со своего места у камина Кристабель видела маленького Эль Греко. Картина, уникальная по содержанию для этого художника, висела над буфетом.

Кристабель взяла из портсигара, лежавшего рядом, сигарету. Винсент Джеймс тут же поднес ей спичку.

— Спасибо. Наверное, вам известно, — хозяйка дома глубоко затянулась, — что когда-то я выступала на сцене?

— Ну конечно! Я часто видел вас в дет… — Винсент закашлялся и осекся. — То есть несколько лет назад.

— Я не обижаюсь, — заверила его Кристабель. — Дело было очень давно.

— Тогда я вас обожал. И сейчас обожаю.

Кристабель смерила молодого человека пристальным взглядом:

— Лесть. Грубая лесть! Но мне нравится.

Жар огня, ослепительно сверкающая стена; казалось, что воздух дрожит. Джеймс снова принялся подбрасывать кости за столиком для игры в бакгаммон.

Кристабель размышляла. Так вот он какой, предмет воздыханий Элинор! Молодой человек, которого часто приглашают в гости за то, что он принадлежит к высшему обществу, умеет играть в крикет, охотиться и к тому же обладает выдающимися и какими-то нечеловеческими талантами почти во всех видах спорта.

Впрочем, юноша вполне обычный. Может быть, глуповат. Иногда чуть надменен. Однако держится скромно, обладает обворожительной внешностью и привык принимать как должное то, что он всем нравится. Года тридцать два или около того. Высокий, как Дуайт; квадратный подбородок с ямочкой посередине, кудрявые светлые волосы, улыбка, пытливый взгляд…

Сейчас он был даже более пытливым, чем обычно.

— Ставите пенни, миссис Стэнхоуп?

Короче говоря, вот мужчина, в которого влюбилась Элинор. А что же он сам? Он, как честный английский джентльмен, терзается муками совести, поскольку у него нет денег.

Кристабель рассмеялась вслух.

— Что тут смешного, миссис Стэнхоуп?

— Извините. — Кристабель стало немного стыдно. — Я просто думала…

— О чем?

— О том, что Дуайт живет в доме Флавии Веннер и притом его невозможно уговорить устроить бал-маскарад. Он ненавидит маски и переодевания. Но купил мне этот дом, потому что знал, что я хочу жить в нем.

Так и было. Дуайт Стэнхоуп женился на ней, когда ему было двадцать пять лет — вдовец почти без гроша в кармане; и с тех самых пор он ее буквально боготворит. Кристабель следила за дымком от сигареты, который, извиваясь кольцами, уходил в потолок. Вовремя и тактично поданный совет будет нелишним…