Колин Декстер - Убийство на канале

– Как ее зовут?

– Здесь ее зовут «Несси».

– Потому что родилась возле озера Лох-Несс?

– В озере, Льюис.

Оба рассмеялись, но, несмотря на это, инцидент был неприятен, и Льюису было особенно не легко стряхнуть воспоминания о нем. Еще пять минут он пытался расспрашивать Морса о других пациентах и Морс рассказал ему о последнем пути на рассвете бывшего офицера Индийского корпуса. Потом еще пять минут они обменивались репликами о полицейском участке в Кидлингтоне; о семье Льюиса; о далеко не светлых перспективах перед матчами «Оксфорд Юнайтед» в текущем первенстве по футболу. Но ничто не могло зачеркнуть тот факт, что «кошмарная сестра» (как называл ее Морс) бросила мрачную тень на вечерний визит и определенно омрачила настроение Льюиса. А сам Морс внезапно почувствовал жар и потливость и (да, это надо признать) легкую усталость от разговора.

– Ну, я лучше пойду, сэр.

– Что еще у вас в пакете?

– Ничего…

– Льюис! Мой желудок может предать меня в любой момент, но ничего подобного нельзя сказать о моих ушах, черт побери!

Для Льюиса темные тучи начали понемногу рассеиваться, и когда после продолжительного колебания он решил, что старшая таможенница на данный момент исчезла, то извлек небольшую плоскую бутылку, завернутую в тонкую шуршащую темно-синюю бумагу, очень похожую по цвету на униформу Несси.

– Только когда разрешат официально, – прошептал Льюис, всовывая воровато бутылку в руку Морса под одеялом.

– Не «Бэллс[2]» ли? – спросил Морс.

Льюис кивнул. Для обоих это был счастливый миг. В этот момент внимание всех привлек звонок, раздавшийся неизвестно откуда, и посетители начали прощаться, приготовившись к отъезду; некоторые с симптомами нежелания, но большинство – с признаками плохо скрываемого облегчения. Когда Льюис поднялся уходить, он снова порылся в пакете и извлек свой последний дар – книжку в мягкой обложке, озаглавленную «Синий билет», с вызывающим рисунком символично одетой мадамы на обложке.

– Я подумал… я подумал, что, может быть, вам будет приятно почитать что-нибудь легкое, сэр. Моя жена не знает…

– Надеюсь, что она никогда не ловила вас за чтением такого мусора, Льюис!

– Я еще не читал, сэр.

– Ладно, хотя бы заголовок короче того…

Льюис кивнул и двое приятелей счастливо засмеялись.

– Боюсь, что пора уходить, – улыбнулась им Прекрасная Фиона, а потом улыбнулась персонально Льюису (как ему показалось), для которого внезапно последняя туча исчезла из прогноза синоптиков. Что касается Морса, то он с удовольствием остался один, и когда палату покинул последний посетитель, больничная система бесшумно, неумолимо настроилась снова на лечение и заботу о больных.

И сразу после очередных измерений пульса и давления, и после раздачи лекарств Морс получил возможность прочитать аннотацию второго литературного произведения (ну, литературного до известной степени), попавшего к нему в руки.

Нырнув в воду, молодой Стив Мингелла сумел вытащить девчушку на борт взятой в аренду яхты и попробовал неловко использовать свой вариант искусственного дыхания – в виде спасающего жизнь поцелуя. Чудом шестилетний ребенок ожил, и несколько дней подряд в яхт-клубах по всему побережью Флориды поднимали тосты в честь Стива. Возвратившись в Нью-Йорк, он получил письмо, а внутри конверта – билет от отца маленькой девочки – плейбоя и владельца самых изысканных, самых дорогих и самых экзотических ночных заведений Нью-Йорка, специализировавшихся на удовлетворении самых невероятных сексуальных фантазий. События начинают развиваться, когда Стив робко ступает на толстый ковер этого эротического рая и показывает блондинке топлесс на рецепции присланный ему билет – билет, окрашенный в темно-синий цвет…

Спустя полчаса после ухода Льюиса, Фиона снова подошла к кровати Морса и попросила его опустить нижнюю часть пижамы, лечь на левую сторону и оголить правый бок. По факту исполнения этого приказа (как имел обыкновение выражаться Морс, поскольку он изучал классическую литературу и историю), она позвала мрачную Несси, которая должна была сделать ему укол бесцветной жидкости. Эта процедура (Морс ничего не видел через правое плечо) была выполнена, как ему показалось, без должной профессиональной тонкости и он прорычал «О, Господи», а тело его невольно дернулось, когда нечто наподобие железного вертела, воткнулось ему в заднюю часть, после чего он ощутил нажатие на поршень.

– Сейчас вы немного поспите, – было лаконичным комментарием страшилища из Лох-Несс и Фиона, оставшись одна, налила какую-то дезинфицирующую жидкость на кусочек марли, которым начала энергично растирать пораненное место.

– Эта женщина в Бухенвальде получила бы самый высокий пост! – отозвался Морс. Но по непонимающему выражению лица Фионы, он вдруг осознал, что нацистские концентрационные лагеря были настолько же далеко в прошлом для молодой медсестры, насколько снятие осады Мафекинга[3] для него самого. Это заставило его ощутить свои годы. Уже сорок пять лет прошло после окончания Второй мировой войны… а эта молоденькая… сестра… не может быть старше… Морс почувствовал себя крайне усталым и истощенным.

– Я хочу сказать… (он с известным трудом поддернул вверх нижнюю часть пижамы) – …она такая… резкая!

Да, как раз это слово употребил Льюис.

– Вы наверняка поняли, что это мой первый укол? Извините, если было больно – я научусь.

– Я было подумал, что…

– Да, знаю. – Она ему улыбнулась, и отяжелевшие веки Морса опустились на усталые глаза. Несси бы сказала, что он чувствовал себя немного…

Его голова упала на грудь и Фиона устроила ее снова на подушке, бросив на него милый взгляд. Она подумала, уже который раз за свою жизнь, почему все мужчины, которые ее привлекали, были или давно, давно счастливо женаты, или же бесконечно, бесконечно стары для нее.

Морс почувствовал на правой кисти чью-то руку с мягкими пальцами и открыл глаза, чтобы оказаться лицом к лицу с исключительной на вид личностью. Это была очень худенькая старушка, вероятно около восьмидесяти лет, с поседевшими прядями волос, с сильно морщинистым некрасивым лицом, со старомодным слуховым аппаратиком, пристроенным на ее левом ухе, шнур от которого тянулся к батарейке в кармане грязной, растянутой серой шерстяной жилетки. Она, похоже, блаженно не осознавала, что полагается извиниться, если уж разбудила истощенного пациента. Кто была эта женщина? Кто позволил ей войти? На часах в палате было 9:45 вечера и дежурными ночью были две медсестры. Убирайся! Убирайся отсюда, глупая старая ворона!

– Мистер Хорс[4]? Мистер Хорс, не так ли? – слезящиеся глаза близоруко сощурились в направлении пластмассовой таблички, а рот с искусственной челюстью растянулся в улыбке.

– Морс! – отозвался Морс. – «МО…»

– Знаете ли, мне кажется, что ваше имя написали с ошибкой, мистер Хорс. Мне придется постараться, чтобы не забыть сообщить…

– Морс! МОРС!

– Да, но, понимаете ли, этого надо было ожидать. Они мне уже сообщили, что Уилфриду, ему оставалось всего несколько дней. А ведь мы все путники, не так ли? Приближаемся туда с каждым днем.

Да, да, исчезай! Я умираю от усталости, не видишь что ли?

– Пятьдесят два года, и все время вместе.

Морс с опозданием осознал, кем она была, и теперь уже кивнул с большим сочувствием:

– Достаточно времени!

– Знаете ли, ему здесь нравилось… Он был так вам всем благодарен…

– Боюсь, что я… я поступил сюда только пару дней назад.

– Именно поэтому он хотел поблагодарить вас всех – всех его здешних старых друзей. – У нее был точеный, аккуратный выговор и дикция учительницы по латыни на пенсии.

– Он был утонченным человеком… – начал Морс с известным отчаянием. – Мне бы очень хотелось получше с ним познакомиться. Но, как я сказал вам, я тут всего несколько дней… проблемы с желудком – ничего серьезного…

Слуховой приборчик пронзительно запищал в ответ на какой-то невидимый внутренний контакт, и пожилая дама начала безрезультатно вертеть колесики аппарата.

– Именно поэтому – (теперь она начала чеканить слова) – я вам принесла эту небольшую книгу. Он так ею гордился. Он не говорил этого естественно – но гордился. Она отняла у него много времени и день, когда я ее отпечатала, был для него одним из очень счастливых дней.

Морс кивнул с благодарностью, когда она подала ему тонкую брошюру в обложке бутылочно зеленого цвета.

– Очень мило с вашей стороны, потому что, как я уже сказал, я здесь едва…