Рекс Стаут - Второе признание (сборник)

Мы со Сперлингом условились, что я выдам себя за сына его делового партнера, который якобы увлечен фотографией и собирается запечатлеть Стоуни-Эйкрз для нужд корпорации. Эта легенда понадобилась нам по двум причинам: во-первых, мне в любом случае надо было как-то представиться, а во-вторых, я хотел получить удачные снимки Луиса Рони.

Четыре часа спустя, перезнакомившись со всеми домочадцами, перекусив и обойдя все поместье, вдоволь нащелкавшись двумя фотокамерами с самым профессиональным видом, какой мне только удалось на себя напустить, я стоял на краю бассейна и сгонял муху с ноги Гвен. Мы оба только что вылезли из воды, и с нас ручьями текла вода.

– Эй, – воскликнула она, – не надо хлестать меня полотенцем, пусть лучше муха кусает – если она тут вообще пролетала!

Я заверил ее, что муха была.

– Ладно, в следующий раз сначала предупредите, может, я сама ее прогоню. Не хотите ли снова нырнуть с вышки? Где ваша «лейка»?

Она приятно удивила меня. После рассказов ее папаши я ожидал встретить здесь невзрачную интеллектуалку, однако наружность ее оказалась достаточно интересной, чтобы отвлечь внимание от внутреннего содержания. Сногсшибательной красоткой она не была (с этакими-то веснушками!), да и лицо ее – в сущности, вполне милое, – на мой вкус, было, пожалуй, чуть более круглым, чем хотелось бы; но и записывать ее в дурнушки я не торопился: те части тела, что предстали взору, когда она появилась в купальном костюме, заслуживали безоговорочного одобрения. Мне нипочем не заметить бы муху, не пялься я на ножку, которую та облюбовала.

Я опять нырнул, на этот раз неудачно. Когда я вылезал, откидывая назад мокрые волосы, рядом возникла Мэдлин:

– Что вы творите, Алекс! Шею хотите себе сломать? Обормот несчастный!

– Пытаюсь произвести впечатление, – ответил я. – У вас есть трапеция? Я умею висеть, уцепившись носками за перекладину.

– Не сомневаюсь. Весь ваш репертуар известен мне куда лучше, чем вы думаете. Подите-ка сюда, садитесь, я приготовлю вам коктейль.

Мэдлин вполне могла отвлечь мое внимание, вознамерься я в угоду Вульфу приударить за Гвен. Она была эффектнее Гвен: стройная, но не тощая, с гладким смуглым лицом и большими темными глазами, которые она любила томно прикрыть, чтобы затем неожиданно распахнуть и совершенно пленить вас. Я уже знал, что ее муж, пилот бомбардировщика В-17, погиб в сорок третьем в небе над Берлином, что она полагает, будто все на свете уже повидала, но ее можно убедить взглянуть еще разок, что ей нравится имя Алекс и что она надеется услышать от меня несколько забавных историй, которые ей прежде не попадались. Да, Мэдлин вполне могла отвлечь мое внимание от Гвен.

Я подошел и сел рядом с ней на скамью, залитую солнцем, но обещанного коктейля не получил, потому что тележку с закусками и напитками окружили трое мужчин, и один из них что-то готовил для остальных. Это был Джеймс Сперлинг-младший. На год или два старше Мэдлин, он почти ничем не напоминал своего отца. Взглянув на его изящную фигуру, гладкую загорелую кожу или широкий капризный рот, никто бы не сказал, что он похож на шахтера. Прежде мы с ним не встречались, но кое-что я о нем слыхал. Не поручусь за точность выражений, но, кажется, это был упорный малый, который прилежно взялся за учебу, чтобы найти свое место в отцовской корпорации, и начал разъезжать по шахтам, мотаясь то в Бразилию, то в Неваду, то в Аризону, но быстро утомился и вернулся в Нью-Йорк восстановить силы – здесь хватало тех, кто был готов составить ему компанию.

Рядом с ним у тележки стояли двое гостей. Поскольку нас занимали лишь Рони и Гвен, поначалу я почти не общался с остальными, разве только из вежливости, но позже мне пришлось обратить внимание и на кое-кого еще. Складывалось такое впечатление, будто тут начало происходить кое-что любопытное, и я немного расширил сферу своих интересов. Если я что-нибудь понимал во флиртующих женщинах, то миссис Эмерсон (для друзей и врагов просто Конни) явно строила глазки Луису Рони.

Но прежде о тех двоих у тележки. Один из них был крутой парень, чуть старше меня, по имени Уэбстер Кейн. По моим сведениям, он был экономистом, выполнял кое-какую работенку для Корпорации континентальных шахт и считался другом семьи. Обладатель крупной красивой головы и шевелюры, явно не знакомой с расческой, небрежно одетый, он ни разу не искупался в бассейне, зато все время пил. Через десяток лет он вполне мог бы сойти за сенатора.

Я был рад случаю запечатлеть крупным планом другого мужчину, ибо мне частенько доводилось слышать, как Вульф разбирает его по косточкам. В шесть тридцать вечера пять дней в неделю Пол Эмерсон вел на Питтсбургском радио аналитическую программу, спонсируемую Корпорацией континентальных шахт. Примерно раз в неделю Вульф слушал его, но редко дослушивал до конца; он в раздражении выключал приемник и без обиняков высказывал все, что думает об этой передаче и ее ведущем. Главная его мысль всегда сводилась к тому, что Полу Эмерсону место скорее в гитлеровской Германии или франкистской Испании. Итак, поначалу я обрадовался возможности взглянуть на него вблизи, но был несколько сбит с толку тем, что он оказался в точности похож на школьного учителя химии из Огайо, который вечно ставил мне отметки выше, чем я заслуживал. Кроме того, я не сомневался, что у него (то есть у Пола Эмерсона) язва: он пил только содовую с одним-единственным кусочком льда. В плавках он смотрелся на редкость жалко, и, чтобы потрафить Вульфу, я несколько раз заснял его в самых эффектных ракурсах.

Так вот, то, чем, судя по всему, занималась в настоящий момент супруга Эмерсона, Конни, имело непосредственное отношение к цели, определенной Вульфом. Этой особе оставалось всего четыре-пять лет беззаботной жизни, прежде чем ей стукнет сорок, и посему меня она уже не интересовала, однако она вовсе не заблуждалась, полагая, будто вполне еще может позволить себе показаться в купальнике у бассейна при свете дня. Она была из той редкой породы блондинок, которым идет загар, да и по части фигуры, по совести говоря, обставила Гвен или Мэдлин, а блеск ее лучистых голубых глаз был заметен даже с противоположной стороны широкого бассейна. Там, на другом краю бассейна, она сейчас и устроилась возле Луиса Рони, пытаясь отдышаться, ибо только что продемонстрировала ему двойной подколенный захват, легко уложив его на спину, а он был отнюдь не дохляк. Эта оригинальная форма флирта имела очевидные преимущества; так или иначе, у Конни в запасе было много других приемов, которые она не задумываясь пускала в ход. За ланчем она намазывала для него булочки маслом. Подумать только!

Я был озадачен. Если те двое и беспокоили Гвен, она ничем себя не выдала, хотя от меня не укрылись несколько быстрых взглядов, брошенных ею на парочку. Возможно, притворяясь, будто ей больше нравится помогать мне фотографировать и смотреть, как я ныряю, она таким образом наносила ответный удар, но кто я такой, чтобы подозревать в притворстве симпатичную веснушчатую девчонку? Мэдлин принялась подшучивать над Конни и ее маневрами, но было не похоже, что они действительно ее волнуют. Что до мужа Конни, Пола Эмерсона, то кислое выражение, с каким он взирал на супругу и ее приятеля, мало о чем говорило, поскольку оно не сходило с его бесцветной физиономии, куда бы он ни взглянул.

Сам Луис Рони представлял собой загадку. Предполагалось, что он всеми силами добивается Гвен, то ли потому, что влюблен, то ли по каким-то иным причинам; если так, то для чего все эти шуры-муры с загорелыми блондинками не первой молодости? Может, он хочет подзадорить Гвен? Конечно, я внимательно изучил его, не преминув отметить контраст между суровой, мужественной физиономией и намеками на грядущий жирок, который через пару лет начнет перевешивать мускулы, однако к окончательным выводам пока не пришел. Не ограничившись отчетами Бэскома, я навел о нем справки и теперь знал все об этом защитнике карманных воров, вымогателей, наемных убийц, скупщиков краденого и тому подобной швали, но так и не сумел решить, кто он – кандидат на лавры нового Эйба Хаммела[2], коммунист, пробующий раздуть шумиху с помощью новых методов, лейтенант армии Арнольда Зека (а то и кто-нибудь чином повыше) или же обыкновенный простак, которым вертят как хотят.

Однако в данный момент меня больше волновала одна конкретная проблема. Вместо того чтобы гадать, до чего дойдет у них с Конни Эмерсон, или чье топливо он заливает в свой бензобак, я спрашивал себя: почему он никак не оставит в покое водонепроницаемый бумажник или кошелек, спрятанный у него в плавках? Я заметил, что он уже четырежды украдкой проверял, на месте ли тот; мое любопытство дошло до предела, когда на четвертый раз – сразу после того, как Конни продемонстрировала свой приемчик, – он не удержался и вытащил его, осмотрел и снова засунул обратно. Со зрением у меня все было в порядке, и никаких сомнений по поводу увиденного не осталось.