Агата Кристи - Рождество Эркюля Пуаро

Хильда продолжала молчать.

– Нет, она сделала все как надо. Она была святой женщиной. Она следовала своему горькому жребию, не жалуясь, до конца.

– Все же, видимо, не совсем без жалоб, Дейвид, – возразила Хильда, – иначе ты бы не знал так много о ее страданиях.

Его лицо просветлело, и он сказал мягко:

– Да, кое-что она доверяла мне... Потому что знала, как сильно я любил ее. А когда она умерла...

Он смолк и провел рукой по волосам.

– Хильда, это было ужасно! Такие страдания! Она была еще молодой, она не должна была умирать. Это он убил ее – мой отец! Это он виноват в ее смерти, потому что разбил ее сердце. Тогда-то я и решил никогда больше не жить в его доме и сбежал от всего этого.

– Ты поступил совершенно правильно, – согласилась она.

– Отец хотел ввести меня в дело. Это означало бы, что мне придется жить дома, а я бы этого не вынес. Я не понимаю, как может выносить Альфред, как он мог терпеть это все эти годы.

– Разве он никогда не протестовал? – с интересом спросила Хильда. – Ты ведь рассказывал однажды, что ему пришлось отказаться от другой дороги в жизни.

– Да, Альфред хотел идти служить в армию. Впрочем, отец не возражал. Альфред – старший и должен был поступить в какой-нибудь кавалерийский полк. Гарри и я должны были заняться фабрикой, а Джордж – делать политическую карьеру.

– А затем все вышло иначе?

– Да. Гарри прогорел! Он всегда был вертопрахом. Влезал в долги и постоянно оказывался в затруднительном положении. В конце концов в один прекрасный день он сбежал с несколькими сотнями фунтов, ему принадлежащими, оставив записку о том, что конторское кресло не для него и что он хочет посмотреть мир.

– И с тех пор вы больше ничего о нем не слышали?

– Как же! – засмеялся Дейвид. – Даже чересчур часто слышим. Он телеграфирует со всех концов земного шара. Просит денег! Ну, впрочем, и получает их всегда!

– А Альфред?

– Отец заставил его уйти с военной службы и управлять фабрикой.

– Альфред был против этого?

– Вначале он был просто в отчаянии. Но отец всегда мог вертеть Альфредом, как хотел, да и сейчас тоже, я думаю.

– А ты от него сбежал.

– Вот именно. Я уехал в Лондон и посвятил себя занятиям живописью. Отец, правда, ясно дал понять, что на такие пустяки он выделит мне минимум денег, пока жив, но после его смерти я не получу ни гроша. С момента того резкого разговора я никогда больше не видел его, но, тем не менее, никогда ни о чем не жалел. Я знаю, конечно, что никогда не стану великим художником, но ведь мы все-таки счастливы здесь, в нашем доме, где у нас есть все необходимое для жизни... А когда я умру, ты получишь деньги за страховку моей жизни.

Он немного помолчал. Потом ударил ладонью по письму.

– А теперь вот это. Отец просит меня вместе с женой отпраздновать Рождество у него. Чтобы мы однажды собрались все вместе, как одна семья! И что он только задумал?

– А что, он обязательно должен был что-то задумать для этого? – спросила Хильда. – Разве не может это просто означать, что твой отец постарел и потихоньку становится сентиментальным по отношению к своей семье? Такое иногда бывает.

– Возможно, – ответил Дейвид неуверенно. – Действительно, он старый и одинокий... Ты хочешь, чтобы я поехал туда, не правда ли, Хильда?

– Знаешь, я считаю жестоким отказывать таким просьбам. Я старомодна, мой бедный Дейвид. Я верю в рождественское послание о мире и примирении на земле.

– После всего, о чем я тебе рассказал?

– Но ведь все это давно позади, все это пора позабыть.

– Я не могу забыть.

– Потому что ты не хочешь, Дейвид. Или я не права?

Его губы твердо сжались.

– Таковы уж мы – семейство Ли. Годами помним о чем-то, все время думаем об этом, это всегда свежо в нашей памяти.

Тут и в голосе Хильды проскользнуло легкое нетерпение:

– И что, это такое уж хорошее качество, что им можно гордиться? Я не нахожу.

Он посмотрел на нее задумчиво, исподлобья. А затем настороженно сказал:

– Значит, ты не придаешь большого значения верности воспоминаниям.

– Я верю в настоящее, а не в прошлое. Если мы будем пытаться сохранять живым прошлое, то получится в конце концов искаженная картина, и мы будем видеть все в искаженном свете и строить ложные перспективы.

– О нет! Я помню каждое слово, каждое событие тех дней совершенно ясно и отчетливо! – взволнованно воскликнул Дейвид.

– Да. Но вот именно этого ты и не должен делать, милый, потому что это неестественно. Ты смотришь в прошлое взглядом мальчика, вместо того чтобы быть зрелым мужчиной...

Хильда запнулась, она почувствовала, что неумно и дальше говорить на эту тему. Однако речь шла о вопросах, по которым она давно хотела высказаться.

– Я думаю, – сказала она, немного помолчав, – что ты считаешь своего отца каким-то дьяволом. Ты не видишь его таким, какой он есть на самом деле, а представляешь его олицетворением всех зол. Когда ты снова увидишь его сейчас, то поймешь, что он просто человек, жизнь которого прошла небезупречно, но именно потому он и человек, а не какое-то чудовище.

– Ты не можешь меня понять. Как он обходился с моей матерью!...

– Бывает такого рода покорность, такого рода слабость, которая будит в мужчине самые низменные инстинкты, а решительность и мужество могли бы сделать его совсем другим человеком.

– Не хочешь ли ты сказать, что моя мать сама была виновата?

– Нет, конечно, нет! Я убеждена, что твой отец обходился с нею очень плохо. Но супружество – очень странная и сложная штука, я сомневаюсь, чтобы кто-то со стороны, даже собственный ребенок, имел право судить о нем. Кроме того, твоя ненависть все равно уже не поможет твоей бедной матери, ведь все уже в прошлом, остался только старый больной человек, который просит, чтобы ты приехал на Рождество.

– И ты хочешь, чтоб я выполнил эту просьбу? Хильда подумала секунду, а затем сказала решительно:

– Да. Я хочу, чтобы ты поехал и раз и навсегда покончил с этим призраком.

***

Джордж Ли – депутат из Вестеринхэма – был дородным сорокалетним господином. Его голубые, слегка навыкате глаза постоянно выражали легкую скуку, у него был широкий затылок, говорил он всегда медленно и педантично. Так изрек он со значением и на этот раз:

– Я же говорил тебе, Магдалена, что считаю своим долгом поехать туда.

Его жена, стройное, как тростинка, создание с платиновыми волосами, выщипанными бровями на овальном лице, нетерпеливо передернула плечами. Она могла, если хотела, делать лицо, на котором совершенно ничего не выражалось. Именно такую мину она сейчас и состроила.

– Милый, это становится невыносимым.

– И кроме того, – не обратил внимания на ее возражения Джорж Ли, – мы можем на этом еще сэкономить. Рождество всегда очень дорого обходится. Прислуге мы дадим на чай и отпустим.

– Как скажешь. Рождество в конце концов скучный праздник.

– Конечно, они ждут от нас рождественского угощения, – продолжал Джордж. – Достаточно будет хорошего куска жареного мяса. Можно обойтись и без индейки.

– Кто ждет? Прислуга? О, Джордж, прекрати. Ты всегда так печешься о деньгах.

– Кто-то же должен о них думать.

– Согласна. Но нельзя же быть таким мелочным. Почему ты не попросишь больше денег у своего отца?

– Он и так ежемесячно присылает нам солидную сумму.

Магдалена посмотрела на него. Ее карие глаза стали внимательными и подозрительными.

– Он ведь очень богат, не правда ли, Джордж? Миллионер. Или даже еще богаче?

– Дважды миллионер, если не больше.

– Откуда у него столько денег? – спросила завистливо Магдалена. – Он что, все заработал в Южной Африке?

– Да, в молодости он там сделал себе состояние. Главным образом на алмазах. А когда вернулся в Англию, вложил свои деньги в разные предприятия, причем так умно, что его капитал удвоился или даже утроился.

– А что будет, когда он умрет?

– Об этом отец никогда не говорил. Я предполагаю, что большая часть денег достанется Альфреду и мне... Альфреду, наверное, больше, чем мне. Дейвид определенно не получит ничего. Отец ему в свое время угрожал, что лишит наследства, если тот раз и навсегда не покончит со своей живописью, или чем он там занимается. Но Дейвида это не особенно заботит.

– Глупо! – презрительно фыркнула Магдалена.

– Ну, потом моя сестра Дженнифер... Она вышла замуж за иностранца, испанского художника, одного из друзей Дейвида. Год назад она умерла, но оставила дочь, насколько я знаю. Наверное, что-нибудь завещает и этой внучке, но явно не много. Да, ну и, конечно, Гарри...

Он замялся в некотором смущении.

– Гарри? Кто это – Гарри? – удивленно спросила Магдалена.

– Мой... хм... мой брат.

– Я не знала, что у тебя есть еще один брат!

– Видишь ли, нельзя сказать, что он... гордость семьи, любовь моя. Мы не говорим о нем. Он ведет себя просто несносно. Мы несколько лет ничего о нем не слыхали, даже думали, что он умер.