Жорж Сименон - До самой сути

Машину он, как обычно, оставил во дворе, осмотрел загон, проверил, все ли лошади на месте, потом распахнул дверь и разом нахмурился. В кухне, откуда тянуло вкусным запахом кофе и бекона, слышались голоса.

Прежде чем его присутствие было замечено, прошло несколько секунд — ровно столько, сколько нужно, чтобы обменяться двумя-тремя фразами. Слов он не разобрал.

Почему этого оказалось достаточно, чтобы у него сложилось впечатление, что собеседники успели подружиться и теперь весело болтают о чем попало?

Нора уже встала. А ведь обычно, уснув на рассвете, она ни за что не поднималась раньше полудня. Случалось, весь день проводила в постели. С неподражаемой, только ей свойственной ленью она предпочитает обойтись вообще без еды, чем включить электроплитку и сварить себе яйца.

Так вот, она уже на ногах. Запуская мотор, он, видимо, разбудил ее, и у нее хватило духу встать с постели.

А может быть, она услышала, что проснулся Доналд?

— Как там на реке? — поинтересовалась Нора. — Уже не проехать, да? Я звонила Смайли, и они сказали…

Она сразу заметила, что Пи-Эм раздражен. Как он ни старался держать себя в руках, раздражение все равно вырывалось наружу. В кухне сидел его брат. На нем были вчерашние, теперь уже просохшие брюки и свежая, накрахмаленная до хруста рубашка: Нора, без сомнения, взяла ее из мужнего гардероба. Обутый в домашние туфли Пи-Эм, он следил, чтобы не пережарились тосты.

На кухонном столе уже стояли приборы для всех троих. В посудомойке громоздились стаканы, убранные из гостиной.

— Кажется, Рауль все-таки перебрался на своей лошади, — добавила Нора.

У них в долине и не выходя из дома можно быть в курсе самых незначительных происшествий. В каждом доме, на каждом ранчо без устали трещит телефон.

— Что с тобой? — спросила Нора, посмотрев на Пи-Эм.

— Со мной? Ничего.

Нет, врать не стоило: Нора, пожалуй, еще умнее, чем м-с Ноленд. Правда, ум у нее несколько иного склада.

Отец Лил Ноленд имел три ранчо в Мексике, был совладельцем рудников в Дугласе и даже предприятий в Европе. Лил еще ребенком объездила весь мир. Училась в Париже и в Швейцарии. Владеет французским, испанским и немного итальянским. Унаследовала в качестве единственной дочери все отцовское состояние, но живет так же скромно, как любая женщина в долине.

В доме у нее жуткий беспорядок — такого нигде, пожалуй, не встретишь.

Нора тоже богата — не так, как Лил, но все-таки богата: Честер Мак-Миллан, ее первый муж, оставил ей это ранчо и акции многих предприятий в Тусоне и Ногалесе.

Разница между ними, вероятно, в одном: Нора сознает, что у нее есть ум, вкус, образование, а маленькая Ноленд не придает всему этому никакого значения.

Тот же нюанс чувствуется и в их отношении к мужьям.

Думать об этом неприятно, Пи-Эм предпочитает не думать об этом вовсе, но, в сущности, они с Нолендом почти в одинаковом положении. И тот и другой женились, не располагая мало-мальски серьезными деньгами.

В Лэрри Ноленде есть что-то от быка и барана одновременно. От быка — размеры и неистовость в минуты срывов. От барана — покорность в обычных житейских обстоятельствах, особенно когда рядом Лил.

Он, разумеется, не то что Пи-Эм. Кроме лошадей и скота, не разбирается ни в чем и лишь благодаря усилиям жены выучился играть в бридж, да и то прескверно.

Тем не менее Лил старается выглядеть самой послушной и любящей женой, по крайней мере на людях. Никогда не позволяет себе перечить мужу. Если ему захотелось выпить, что случается довольно часто, она лишь снисходительно посмотрит на него и ни за что не отберет стакан.

А вот Нора всегда на равных с Пи-Эм. Он предпочитает так думать. В сущности…

— Признайся, у тебя что-то не в порядке… За стол!

Яйца готовы.

Она знает. Она всегда знает. И вечно это показывает, Недаром она так красноречиво посмотрела на Доналда, когда тот нес тосты.

Взгляд ее означал: «Догадываюсь: ты взбесился потому, что я встала, и решил — из-за твоего приятеля. Ну и что? Разве я не имею права на любопытство?»

Вслух же она сказала:

— Эрик — самый симпатичный парень на свете. И хозяйничать умеет, как никто.

На мгновение Пи-Эм опешил: какой еще Эрик? Забыл, что накануне сам придумал брату это имя.

— Мы тут немножко поболтали, пока готовили завтрак.

Все это она делает нарочно. Чувствует: что-то не так и Пи-Эм не в своей тарелке. Полуголой она осталась тоже нарочно.

Другие женщины в долине напяливают на себя не больше тряпок, чем Нора, но у нее это получается особенно вызывающе. Круглый год, кроме тех случаев, когда она выезжает верхом, весь ее туалет состоит из коротеньких шортов, смахивающих скорее на купальные трусики, и чего-то вроде лифчика, откуда то и дело выскакивает то одна, то другая грудь. Ноги в сандалетах, обязательно без чулок; красные, напедикюренные ногти.

Правда, сложение у нее как у мальчика: бедер почти нет, грудь не больше, чем у пятнадцатилетней девочки.

— Эрик говорит, друзья вряд ли заедут за ним.

При имени Эрик Пи-Эм всякий раз хмурится. Боится запутаться. Ему же неизвестно, что успел наговорить брат.

— Почему ты никогда о нем не рассказывал?

— А почему я должен тебе рассказывать обо всех своих знакомых по колледжу и университету?

— Не очень любезно по отношению к нему!

— Он знает: у меня скверный характер.

Самое удивительное, что Доналд слушает с таким видом, как будто все это совершенно его не касается. Лил находит его печальным? Нет, он не печален — он отвратительно равнодушен. Ни один мускул в лице не дрогнет.

Сидит и спокойно ест яйца с беконом, словно у себя дома, рядом с Милдред и детьми. Смотрит куда-то в пространство, за окно, где снова зарядил дождь.

В конце концов, кто из них больше рискует? Это-то и приводит Пи-Эм в бешенство. Доналда, конечно, могут поймать. Ну и что? Он все-таки бежал из тюрьмы, верно?

Хотя по логике должен был бы сидеть еще долгие годы.

И виноват в этом он сам, а не Пи-Эм.

Этого Нора знать не может.

По-настоящему рискует он, Пи-Эм. Он никого не убивал. А ведь они родились от одних и тех же родителей в одном и том же деревянном эпплтонском доме. Шансы преуспеть были у них тоже одинаковые.

Разве Доналд при всей своей отрешенности — ох уж этот его пресловутый печальный вид! — осмелился бы сказать, что Пи-Эм не прав?

Лучшее доказательство того, что начинали они с одинаковыми козырями, — их младшая сестра Эмили.

Точно Пи-Эм не помнит — мало жил с ней вместе и плохо ее знает. Она тоже пробилась, создала себе в Лос-Анджелесе солидное положение — занимает видный пост в одной косметической фирме, может быть, даже стала ее совладелицей.

Ради этого Эмили пришлось крепко поработать, и она, несомненно, во многом себе отказывала, как долгие годы отказывал Пи-Эм: если без всякой помощи из дому он закончил юридический факультет, то лишь потому, что вкалывал буквально дни и ночи.

А теперь Доналд поочередно наносит им визит и даже ухом не ведет.

«Милдред с детьми ждет по ту сторону границы; надеюсь, ты меня перебросишь?»

Эмили отдала ему всю свою наличность. Выходит, сочла, что это в порядке вещей?

Интересно, что бы она сказала, если бы, например, Пи-Эм, подхватив чуму или холеру, ввалился к ней, плюхнулся на ее постель и объявил: «Надеюсь, ты выходишь меня? А если заразишься сама, тем хуже».

А ведь положение совершенно то же самое. Даже почище: Доналд опаснее чумы.

И все-таки, не успел он появиться и провести здесь несколько часов, как две женщины уже интересуются им, готовы помочь ему, взять его под защиту.

Лил Ноленд! Как это она сказала?

«В вашем приятеле есть что-то очень печальное».

А Нора, которая так гордится своей невозмутимостью и здравомыслием, вскакивает с постели в половине десятого утра и бежит готовить завтрак вместе с неизвестным ей человеком!

И в довершение подозревает собственного мужа в том, что он грязно ревнует ее к своему приятелю.

Зазвонил телефон. Нора поднялась, вышла в гостиную, но голос ее был слышен и в кухне:

— Да… Алло!.. Да, Лил… Нет, пока ничего не сказал… Едим яйца с беконом… Разумеется! Прекрасная мысль!.. Что? Алло! Не понимаю… Нет, не рассказывал…

Он сегодня с утра дуется… Да… Правда?.. Мне так не показалось… Нет… Конечно, в полной норме…

Пи-Эм покраснел и невольно метнул яростный взгляд на брата, спокойно продолжавшего есть. Ему все ясно. Очевидно, секрет, доверенный им маленькой м-с Ноленд, привел ее в такое возбуждение, что она тут же бросилась звонить Hope.

— Сейчас поговорю с ним… Мы, во всяком случае, приедем… А потом вы все — к нам… Ну еще бы!.. Нет, не одета — никак с духом не соберусь… До скорого!

Вернувшись, она объявила, словно Пи-Эм и без того не догадался:

— Это Лил.

И, посмотрев на мужчин, иронически скривила уголки рта: эту мину она всегда делает, когда кажется сама себе особенно проницательной.