Жорж Сименон - Отпуск Мегрэ

Что касается обворованной мадам Медар, она уже побывала в комиссариате.

– Ты забрался к ней в сад, где она прошлой ночью развесила белье на просушку. Ты уже не в первый раз к ней лазил. На прошлой неделе забрался в крольчатник и стащил двух самых жирных кроликов.

– Не брал я никаких кроликов.

– Она официально опознала одну из шкурок, которую нашли у тебя.

– Я скорняк и выделываю шкурки кроликов. Это мое ремесло.

– Значит, обрабатываешь шкурки, когда еще кроличье мясо находится внутри?

Мансюи, щечки которого покраснели, так и сыпал вопросами.

– Откуда у тебя белье?

– Один человек продал его мне прямо на улице.

– Где?

– На улице.

– На какой улице?

– На той.

– Как она называется?

– Я не знаю.

– Ты его раньше видел?

– Не знаю.

– И он обратился прямо к тебе, чтобы продать простыни и женские рубашки?

– Я же так и говорю.

– Ты хоть сам-то понимаешь, что судья тебе не поверит и отправит за решетку?

– Это несправедливо!

От Полита исходил запах, который сильно напоминал дух ночлежек Армии спасения.

Этот тип был упрям, и чувствовалось, что он будет запираться еще несколько часов. Было ясно, что от него трудно чего-либо добиться, да к тому же этот хитрюга заявил:

– Вы же видите, что от меня нет никакого толку.

Наконец два агента увели его, держа все так же в наручниках. Мегрэ остался в кабинете комиссара с открытыми окнами в пустом здании комиссариата, если не считать пары агентов внизу.

– Вот, видели, чем приходится заниматься? Это нисколько не похоже на дела, к которым вы привыкли, не правда ли?

– А вы не забыли позвонить супрефекту?

– Да я и так знаю. Он просто хочет пригласить меня завтра на обед. Вы не знакомы с нашим супрефектом?

Очень приятный человек. Вы мне только что говорили о месье Беллами. Что вы обо всем этом думаете? Ведь это человек с сильным характером, правда? Я работаю в Сабль всего два года, но уже со всеми познакомился. Всех главных лиц города вы тоже уже видели – народ довольно серьезный. Но доктор Беллами даже среди них выделяется.

У меня была возможность как-то поговорить о нем с одним другом, медиком из Бордо. Так вот, Беллами сегодня является одним из известнейших невропатологов. Долгое время работал простым врачом в парижских больницах, где и составил себе имя. Мог бы сейчас преподавать медицину, но предпочел жить здесь вместе с матерью.

– Его семья родом из Сабль?

– Да, здесь обитало несколько поколений его предков.

Вы не видели еще его мамашу? Старая, но очень крепкая, невысокого росточка коренастая женщина. Шагает с палкой, которую держит прямо, как саблю! Раз в неделю обязательно обходит рынки.

– Отчего умерла девушка?

– Как я полагаю, именно, чтобы поговорить об этом, меня и приглашает супрефект. Он еще утром звонил мне по этому поводу. Конечно, он поддерживает связь с доктором Беллами. Они вообще с ним частенько встречаются…

Мегрэ было здесь хорошо и спокойно сидеть, покуривая трубку. Потом походить по кабинету, заглядывая в окна, и вести ленивый разговор короткими фразами.

– В городе много говорили об этом несчастном случае. Удивительно, что вы не слышали…

– У меня здесь мало знакомых.

– Это случилось… сейчас скажу… два дня назад… Ну да, третьего августа. Рапорт должен находиться в кабинете моего секретаря, но сейчас его достать не могу.

В общем, доктор Беллами возвращался на машине из Ла-Рош-сюр-Йон вместе со своей свояченицей…

– Сколько ей было лет?

– Девятнадцать. Странная девица, скорее интересная, чем красивая. Но не подумайте чего-нибудь дурного. Если Лили Годро была просто приятной, то ее сестра, на которой женат доктор Беллами, одна из самых красивых женщин, какую только можно себе представить. К сожалению, увидеть ее вам вряд ли удастся, поскольку она редко выходит из дома.

– А ей сколько? – опять спросил Мегрэ.

– Около двадцати пяти. О любви Беллами к своей жене у нас ходят легенды. Все вам скажут, что это настоящая страсть, что он ревнив безумно. Некоторые вообще считают, что он ее держит взаперти, когда выходит из дому или даже отправляется после полудня ежедневно поиграть в карты… Впрочем, сам я не очень-то в это верю… Правда, еще заметили, что мамаша Беллами никогда не выходит, если сын отсутствует, и я не удивлюсь, если окажется, что она специально следит за невесткой.

Вы сами видели, как доктор звонит по телефону. Он и двух часов не может пробыть, чтобы не поговорить с ней или, может быть, убедиться, что она на месте.

– А она из какой семьи?

– Жизнь ее матери проходила очень сумбурно. Если вас это интересует, я расскажу. По крайней мере, то, что мне известно. Жену доктора Беллами зовут Одетта, а девичья фамилия Годро. Их мать, вообще-то, из благополучной семьи морского офицера, как мне помнится. Она до сих пор остается довольно красивой женщиной. Однако в Сабль она являла собой воплощение греха. Не знаю, приходилось ли вам жить в провинции и поймете ли вы меня. Замужем она не была. Находилась на содержании у двоих-троих мужчин, в том числе и у месье Лурсо, которого вы видели за картами. Она была такой заметной, что когда проходила по улице, то шевелились сразу все занавески от выглядывавших голов. Вслед ей смотрели все подростки и женатые мужчины, а женщины сразу смолкали и поджимали губы, едва она заходила в магазин. У нее родились две дочери, отцовство которых приписывают ряду мужчин, – Одетта и Лили.

Одетта превратилась в девушку еще более красивую, чем мать. А доктор Беллами знал ее, когда ей не было еще и двадцати. На ней он и женился.

Я уже говорил вам, что это человек с сильным характером. Хотя он женился на дочери, мать ее на дух не переносил. Назначил своей теще пенсию, чтобы только она уехала отсюда. Кажется, теперь она живет в Париже с неким промышленником, который отошел от дел.

Поскольку на момент его женитьбы у Одетты была тринадцатилетняя сестра, доктор забрал и ее. У него она и воспитывалась. Сегодня, или, точнее сказать, вчера, ей было девятнадцать лет.

Вот с ней он и поехал в Ла-Рош-сюр-Йон в собственной автомашине.

– А Одетта?

– Они поехали одни. Лили была пианисткой и посещала все концерты. Концерт в Ла-Рош давали в четыре часа.

Муж сестры ее и повез туда. Когда же они возвращались…

– В котором часу?

– В начале восьмого, было еще светло. Дорога далеко не пустынная. Я все это говорю, поскольку детали довольны важны. Дверца в машине оказалась плохо закрытой, и Лили Годро выпала на дорогу. Машина шла на большой скорости. У доктора была привычка гонять вовсю, пользуясь тем, что знакомые жандармы замечаний ему не делали…

– В общем, типичный несчастный случай.

– Да, несчастный случай.

Комиссар Мансюи задумался, даже рот приоткрыл.

Мегрэ вопросительно на него смотрел, но тот повторил:

– Да, несчастный случай.

– И ничего другого нельзя предположить?

– Я, по крайней мере, считаю, что ничего.

– Вы мне уже говорили, что в интимную связь доктора с девицей Годро трудно поверить?

– На этого человека не похоже.

– А другие водители поблизости были?

– Метрах в ста позади ехал маленький грузовичок.

Водителя, конечно, допросили. Но ничего особенного он не заметил. Машина доктора пронеслась мимо него с большой скоростью, а несколько минут спустя он увидел, как распахнулась дверца и кто-то выпал на дорогу.

Если бы маленький большеголовый комиссар лучше знал Мегрэ, он сразу заметил бы, как изменился его собеседник за последние несколько минут.

Еще недавно это был грузный, несколько нерешительный мужчина, который курил трубку и без особого интереса поглядывал по сторонам. Теперь же он весь подобрался. Шаги стали тверже, а жесты замедлились.

Знающий его ближе инспектор Люка, например, все понял бы сразу и обрадовался.

– Я еще, наверное, увижусь с вами завтра, – проворчал Мегрэ, протягивая маленькому комиссару огромную лапищу.

Собеседник был сбит с толку. Он собирался проводить Мегрэ и даже выпить с ним по стаканчику. А его оставляли здесь, в кабинете, которому только что оказали честь своим посещением?

Желая показать, будто он тоже хотел бы выйти, Мансюи взялся за свою каскетку, лежавшую на столе.

– Вы забыли позвонить супрефекту, – напомнил ему Мегрэ.

Сказано это было без всякой насмешки или нарочитости. Просто он уже думал о другом, вот и все. Он размышлял. А еще точнее, просто перебирал в уме возникшие смутные образы.

Уже на пороге Мегрэ обернулся:

– Девушку сумели допросить?

– Нет. До самой смерти, то есть до прошлой ночи, она оставалась в коме.

У нее проломлен череп…

– Кто ее лечил?

– Доктор Буржуа.

Ну и дела! В день ее смерти муж сестры, как и обычно, отправился играть в бридж в пивную!

Все по-прежнему оставалось смутным и туманным.

Если уж Мегрэ и был тяжеловат, то, как говорили в уголовной полиции, в наивности его никак нельзя было обвинить.