Филлис Джеймс - Ухищрения и вожделения

— Вас, наверное, вызвали в Норфолк помочь в поимке Свистуна?

— Да нет. Слава Богу, это дело норфолкского отделения уголовного розыска. В Скотланд-Ярд в таких случаях чаще обращаются в романах, чем в реальной жизни.

— Все равно очень удобно, что вы едете в Норфолк, не важно, по какой причине. Мне бы вовсе не хотелось доверить эти гранки почте. Но мне казалось, ваша тетушка живет в Суффолке. И кто-то упоминал, что мисс Дэлглиш умерла. Это правда?

— Она действительно жила в Суффолке пять лет тому назад. Потом переехала в Норфолк. И вы правы — тетушка умерла.

— Ну, знаете, Суффолк, Норфолк — разница невелика! Но я сожалею, что она умерла. — Она примолкла на минуту, словно размышляла о том, что человек смертен, и одновременно сравнивала два графства, не находя достоинств ни в том, ни в другом. — Если вдруг мисс Мэар не окажется дома, — снова заговорила она, — не оставляйте, пожалуйста, пакет у двери, хорошо? Я знаю, что в сельской местности все необычайно доверчивы, но, если вдруг гранки пропадут, это будет просто катастрофа. Если Элис Мэар нет дома, может, вы застанете ее брата. Алекс Мэар — директор атомной электростанции в Ларксокене. Впрочем, я передумала. Пожалуй, не стоит и ему оставлять эти гранки. Мужчины бывают ужасно безответственными.

Дэлглиш удержался от соблазна напомнить мисс Гэрни, что Алекс Мэар — один из ведущих физиков страны и на нем лежит ответственность за атомную электростанцию. Кроме того, если верить газетам, ему почти наверняка прочат новый пост — главы Комитета по ядерной энергии. Если уж ему нельзя доверить пакет с гранками… Но он сказал только:

— Если мисс Мэар дома, я вручу пакет ей в собственные руки. Если нет, я буду хранить его до тех пор, пока она не объявится.

— Я сообщила ей по телефону, что пакет уже в пути, так что она будет вас ждать. Я очень четко надписала адрес печатными буквами. «Обитель мученицы». Надеюсь, вы знаете, как туда добраться.

Костелло не выдержал:

— Он умеет пользоваться картой. Он ведь полицейский, вы не забыли?

Дэлглиш заверил мисс Гэрни, что знает, где находится «Обитель мученицы», и знаком, хоть и не очень близко, с Алексом Мэаром. Правда, сестру его он не встречал. Тетушка вела довольно замкнутый образ жизни, но в сельской глубинке соседи так или иначе встречаются и знакомятся друг с другом. И хотя Элис Мэар в то время отсутствовала, ее брат нанес Дэлглишу формальный визит, чтобы выразить свои соболезнования по поводу кончины мисс Дэлглиш.

Наконец пакет, устрашающе обмотанный крест-накрест клейкой лентой и на редкость большой и тяжелый, оказался в руках у Дэлглиша, и лифт неспешно понес его вниз, в подвал. Оттуда можно было выйти прямо в небольшой гараж издательства, где ждал Адама его «ягуар».

Вырвавшись из узловатых щупалец восточных предместий Лондона, Дэлглиш смог наконец прибавить скорость и к трем часам уже проехал деревню Лидсетт. Правый поворот увел его с прибрежного шоссе на узкую, но гладкую асфальтовую дорогу меж двух заполненных водой рвов, в золотистом мареве тростниковых зарослей, колеблемых ветром. И тут ему впервые подумалось, что он наконец-то снова чувствует запах моря. Тот сильный и резкий, но как бы живущий лишь в воображении запах Северного моря, что пробуждал в нем ностальгические воспоминания о детстве, о школьных каникулах, об одиноких прогулках в ранней юности, когда он сражался с непокорными рифмами первых своих стихов, о тетушке, худой и высокой, с биноклем на шее, шагавшей бок о бок с ним к местам обитания столь любимых ею птиц. А вот и такие знакомые старые деревянные ворота, что по-прежнему громоздятся здесь, перегораживая дорогу. Их неизменное существование на этом месте всегда поражало Адама, поскольку ворота не служили никакой видимой цели. Возможно, правда, что они символически отгораживали мыс от Большой земли, заставляя проезжего задуматься, действительно ли ему стоит ехать дальше. Ворота, качнувшись, легко открылись при первом же толчке, но закрывать их, как всегда, было значительно труднее. Пришлось подтаскивать створки на место, чуть приподняв от земли; когда Дэлглиш наконец накинул проволочное кольцо, запирая ворота, его охватило знакомое предвкушение необычного: он оставил за собой суетливый будничный мир и ступил на землю, которая, как бы часто ни приезжал он сюда, навсегда останется для него чуждой территорией.

Теперь он ехал через открытое пространство мыса к дальним соснам у самого берега моря. Единственный жилой дом по левой стороне дороги — дом приходского священника, старый, викторианских времен. Квадратное тяжелое строение из красного кирпича казалось совершенно неуместным за неухоженной зеленой изгородью из кустов рододендрона и лавра. Справа земля плавно поднималась к подножию южных скал. Можно было разглядеть черную пасть бетонного дота, уцелевшего со времен войны и, казалось, так же не поддающегося разрушению, как противостоящие ударам волн бетонные громадины — остатки старых фортификаций, наполовину утонувшие в прибрежном песке. На севере, на фоне смятой волнами синевы моря, золотились в лучах низкого солнца разбитые арки и обломки колонн разрушенного бенедиктинского аббатства. Преодолев невысокий взлобок, Дэлглиш наконец увидел верхнее крыло Ларксокенской мельницы, а за ней, темным силуэтом на фоне неба — серую громаду Ларксокенской АЭС. Дорога, по которой он ехал, плавно забирала влево и вела к самой станции, однако, насколько он знал, теперь почти не использовалась. Все движение, включая тяжелый транспорт, шло по новой подъездной дороге к АЭС, проложенной чуть севернее этой. Мыс был пустынен и почти совсем гол: редкие, далеко разбросанные друг от друга деревья, искалеченные ветром, изо всех сил цеплялись корнями за скудную, не слишком добрую к ним почву. Проезжая мимо еще одного почти совсем разрушенного дота, Дэлглиш вдруг подумал, что весь мыс похож на мрачное, заброшенное поле битвы; тела убитых давно вывезли прочь, но воздух по-прежнему содрогается от пушечных выстрелов и винтовочного огня давно проигранных битв, а здание АЭС нависает над искореженной землей, словно грандиозный памятник неизвестным жертвам прошлых войн, воздвигнутый сегодня.

Раньше, когда Дэлглиш наезжал в Ларксокен, он видел «Обитель мученицы» далеко внизу, из окна комнатки под крышей, на самой верхушке мельницы. Тетушка и он — оба любили смотреть оттуда на пространство мыса, уходящего в море. Однако ему не приходилось видеть коттедж вблизи, и теперь, подъехав к нему вплотную, Дэлглиш был поражен тем, как мало подходит сюда слово «обитель». Солидный двухэтажный дом в форме буквы «Г» стоял к востоку от дороги. Стены его выложены из мелкозернистого песчаника и кое-где оштукатурены. Со стороны, противоположной дороге, меж двумя крыльями дома — выложенный каменными плитами дворик, откуда открывается вид на кустарниковую пустошь; за ней, метрах в пятидесяти, дюны, поросшие травой, а за ними — море. Никто не вышел ему навстречу, и, прежде чем протянуть руку к дверному звонку, Дэлглиш приостановился — прочесть надпись на каменной плите, врезанной в песчаник справа от двери.

В обители, стоявшей на этом месте, жила Агнес Поули, мученица протестантка,

сожженная в Ипсвиче 15 августа

1557 года в возрасте 32 лет.

Екклезиаст, Глава 3, Стих 15.

Доска была простая, без украшений, глубоко вырезанные в камне буквы элегантны, в стиле Эрика Гила.[10] Дэлглиш вспомнил: тетушка говорила, что доска была сделана прежними владельцами дома в конце двадцатых годов, когда он был впервые перестроен.

Религиозное воспитание имеет то преимущество, что человек способен вспомнить хотя бы наиболее известные тексты из Священного писания. Здесь же и усилий никаких не требовалось: девятилетний неслух-приготовишка, он как-то должен был переписать самым красивым почерком всю третью главу из Екклезиаста. Его учитель, старый Гамбойл, привыкший быть экономным во всем, глубоко верил, что переписывание должно преследовать сразу несколько целей, сочетая наказание за провинность с воспитанием литературного вкуса и религиозным образованием. Строки, написанные округлым детским почерком, навсегда врезались в память Адама. Интересный же текст выбрали эти люди, подумал он.

Что было, то и теперь есть, и что будет,

то уже было: и Бог воззовет прошедшее.

Он позвонил, и ему не пришлось долго ждать: дверь почти сразу же открылась. Перед ним оказалась высокая женщина с правильными чертами лица, одетая с тщательно продуманной небрежностью. Черный шерстяной свитер, шелковая косынка у горла и светло-коричневые брюки — все это было дорогое, элегантное и в то же время выглядело совершенно по-домашнему. Дэлглиш узнал бы ее повсюду, так похожа была она на своего брата, хоть и выглядела на несколько лет старше. Считая само собой разумеющимся, что каждый из них знает, с кем имеет дело, Элис Мэар отошла от двери и жестом пригласила Дэлглиша войти.