Раймонд Чэндлер - Кровавый ветер

Кто-то пробормотал что-то в ответ.

— Да? — едко спросила она. — Кретины, а вы знаете, что отель оцеплен? Он оставил внизу полдюжины своих братков.

Это их проняло. Снова еле слышное бормотание, затем поспешный отход. Она закрыла дверь. Ни звука, ни движения.

Я шагнул к ней:

— Розалинда, я и мои братишки, вся моя семья в долгу перед вами. Мы вам, извините, не очень доверяли, но…

— Оставьте благодарность при себе, — сухо ответила она. — И идите баиньки.

— Прежде всего, премия, — сказал я, схватил ее и крепко поцеловал. Каким-то образом умудрился в губы.

Она не отбивалась. Замерла, выждала, а после поцелуя я услышал ее тяжелое дыхание.

— Хороший мальчик, — похвалила она наконец. — Может, плюнешь на свои хитрые замыслы и отвалишь отсюда — сейчас же?

— Сударыня! — прошептал я. — Покинуть вас в этот час…

Я услышал, что она отвернулась.

— Как хотите. Лезьте в свое окно и продолжайте развлекаться.

Она открыла дверь и вышла. А я направился к окну.

Проснулся я около четырех. Оторвался от стены — спал я сидя, прислонившись к ней, — и прислушался. Это наконец он. Тот, кого я ждал. Я уставился в направлении двери. Немного подождал. Вот заскрипели ролики ножек умывальника. Дверь отошла, в щель упал лучик света. Я приподнялся на колени, ожидая развития событий. Щель расширилась уже до шести дюймов. Ролики замолкли. Я встал.

— Хлоп!

Пуля, посланная из пистолета с глушителем, врезалась в стену за моей спиной. Я развернулся к окну, выстрелил и рухнул на пол. Отзвенело эхо, и в комнате повисла тишина. Дверь с умывальником помалкивали. Они свое дело сделали. В то время как я, баран бараном, глазел на оживший умывальник, гость приблизился со стороны окна. А сейчас он уже оказался в комнате. И замер, так же как и я. Мы оба дружно ждали. Какой-то звук донесся от противоположной стены, я нажал на курок.

Еще не раздался выстрел, как я понял, что допускаю очередную ошибку. Любой мог бы понять по звуку, что кто-то запустил в стену карандаш. Но — неодолимый инстинкт. Тут же что-то обожгло мне плечо, я метнулся под кровать и затаился. Кто-то, кажется, стоял возле изножья кровати. Я лежал и вслушивался.

Должно быть, есть во мне доля индейской крови. В сравнении со мною камень намогильный покажется суетливой сучкой. Дышать, конечно, приходилось, но я и этим не злоупотреблял.

Он шевельнулся первым. Возможно, подумал, что я уже готов. Шевельнулся в трех футах от меня.

Больше он не шевелился.

Еще не отзвенело в ушах, как я услышал тяжелый топот из коридора. Я выкатился из-под кровати и только успел встать и принять пристойную позу, как в комнату ввалились четверо: первым сержант Руни, за ним трое копов в форме. Чуть позже привидением вплыл Колман Фуллер. Белый, как простыня.

— Что ж вы без дамы? — спросил я. — Скучное мужское общество.

Не успел я договорить, как ввели и ее.

— Вы меня почти накололи, Дезди, — обратился я к ней. — Я, дурак дураком, глазел на дверь, которую вы открывали. Но вы заслужили этот приз за оказанную мне помощь.

Она глянула на меня, как на выплюнутую жвачку. Я больше не был мальчиком-паинькой.

— Чем это я вам помогла?

— Вы старались удержать банду на расстоянии от меня. Не настолько, чтобы оказаться вне выстрела, но вне общения. Опасались, что я им открою, как ваш дружок пытался их надуть. Одно дело, они хлопнули бы меня из автомобиля, другое дело — здесь. Здесь вы решили предоставить меня на десерт вашему любезному.

Она открыла рот, закрыла, покосилась на Фуллера, потом на меня:

— С чего вам вздумалось, что он мой дружок?

— Просто очередное гениальное умозаключение, — скромно пояснил я. — Я не сразу сообразил, что вы та дама, которую я видел с мистером Фуллером в «Юнайтед Траст», — тут Фуллер безмолвно ахнул, да так и забыл закрыть рот, — но потом, когда вы так резво вспомнили, что кто-то, уж Лыоис или не Льюис, выскользнул за сержантом Руни и его компанией, я понял, что вы на страже некоего конкретного индивида. Надо воздать должное тому, кто это заслужил.

Руни огласил воздух негромким, но выразительным англосаксонским словцом.

— Ты хочешь сказать, что убийца прятался в комнате, когда мы туда пришли?

— Не совсем так, сержант. Он был в комнате с вами. Но он не прятался.

— Не пря… — Взгляд Руни ясно давал понять, что один из нас идиот. — Но, черт, кто тогда… где…

— Отвечу одним драматическим жестом, сержант.

И я действительно позволил себе жест, исполненный пошлейшего сценического драматизма: отпихнул от стены кровать.

Перед нашими взглядами предстало — точнее, возлегло — тело мистера Харли Бонда. Нет, не мертвое тело. Мистер Бонд мирно спал, и не сразу его удалось разбудить.

Я получил премию после того, как старшина присяжных вымолвил свое веское слово. Капитан полиции Старр присутствовал при сей сладостной процедуре и по-отечески похлопал меня по плечу.

— Несложный случай, капитан, — скромно признал я. Скромность весьма уместна в общении с полицейским чином, особенно если ты частный детектив. — Сначала я потрепыхался, потому что воображал, что Бонд вошел в комнату с полицией. Поезд за окошком гремел, то-се… Но потом подумал: нет никаких причин считать, что его там не было и раньше, что это не он говорил с Джобсоном.

Капитан задумчиво покачал головой:

— Ведь он способный парень. А влип в такую ситуацию.

И с философским видом добавил:

— Выступил в суде за банду, вошел с ней в контакт, увидел, как плывут в руки легкие деньги… И вот результат. Запаниковал. Испугался. Что за Джобсоном следят, он знал. Позвонил нам, сказал, что встретится с ним, и пригласил на полчаса позже для обмена информацией. Обеспечил подход и отход. Хитрый парень.

— Очень хитрый парень, — с готовностью согласился я с капитаном, складывая чек. — Но не самый хитрый, — добавил я себе под нос.

— А в вас, мистер Фуллер, должно быть, проснулся материнский инстинкт, когда вы узнали, что я один-одинешенек направляюсь в «Стоповер-инн», — обратился я к мистеру студенту, когда мы с ним вышли из управления. — И вы решили подстраховать меня полицией.

— Совершенно верно, — кивнул он как-то механически.

— Представляете себе, что вам угрожало, если бы сержант появился раньше положенного и сгреб бы приз себе?

Он снова кивнул, точно так же. Я даже всмотрелся в его лицо повнимательнее: уж не робот ли он?

— И вы, конечно, представляете себе, на что потратит такую кучу денег простак вроде меня?

— Совершенно верно, — опять механически кивнул он, но сопроводил кивок жестом неожиданной человечности: сунул руку в карман и протянул мне плоскую пинтовую фляжку.

После того как я к ней основательно приложился, он прикончил содержимое и сказал нормальным человеческим голосом:

— Как раз хватит, чтобы дойти до уютного местечка, где можно спокойно пообщаться.

Я снова глянул на него. На этот раз он мне понравился.

— Совершенно верно, — согласился я.

«Манхэттенский кошмар» — первый роман Томаса Уолша (1908–1984) и одно из самых захватывающих произведений о работе полицейских — был по праву удостоен премии Эдгара По в номинации «Лучший детектив 1950 года».

Уолш, однако, начал писать криминальные романы еще в 1933 году. Свои многочисленные произведения он публиковал в таких известных иллюстрированных журналах, как Collier's и The Saturday Evening Post, некоторые из его рассказов печатались и в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine. Еще раз он получил премию Эдгара По в 1978 году за рассказ «Второй шанс».

В том же году по рассказу сняли фильм «Станция „Юнион“». Совершенно очевидно, что под названием этой станции подразумевался Центральный железнодорожный вокзал Нью-Йорка. Режиссеру успешно удалюсь перенести рассказ на экран, и фильм никоим образом не утратил атмосферы напряжения, которую столь искусно создал писатель. Действие рассказа длится на протяжении 48 часов. Нагнетаемая неизбежность развязки, ставшая неотъемлемым элементом современных триллеров, являлась довольно свежим приемом в те времена, когда Уолш писал свой первый из одиннадцати романов.

В 30-е годы Томас Уолш опубликовал в журнале «Черная маска» около полудюжины рассказов. «Двойная проверка» стал первым из них, а появился он в июльском номере за 1933 год.

Дивайн был юрким человеком небольшого роста, щуплым, с тонкими чертами лица. Его волосы и щеточки усов над верхней губой отливали жгучей чернотой. От уголков проницательных глаз тянулись лучики морщинок. Когда он заговорил, в его взгляде одновременно чувствовались беспокойство и наигранная легкость.