Джон Карр - Девять плюс смерть равняется десять

Макс коротко обрисовал ему факты.

– Только помалкивайте, – предупредил он. – Чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше. Впоследствии…

– Ш-ш! – зашипел Латроп.

Булькающие звуки и сменившее их бормотание, как если бы кто-то пробуждался от дремоты, заставили Макса обернуться. Мистер Хупер из Бристоля спал на высоком парчовом стуле. Свет тусклой лампы едва касался его. Короткое толстое тело прижималось к спинке стула, возвышавшейся над его головой, а подбородок опустился на грудь. Коротко стриженные волосы серо-стального цвета были темнее закрученных усов, вздрагивающих при каждом движении губ. Щеки порозовели от послеобеденного бренди. Опущенные веки придавали лицу почти детское выражение, а руки были сложены на животе.

– Говорите тише, – сказал Латроп. – Старик неважно себя чувствует. Его сын очень болен, поэтому он и спешит домой. И все же…

– Все же – что?

– Кто-то убил эту женщину.

Макс впервые осознал, что они приближаются к зоне ужаса, подобно тому как корабль приближался к зоне субмарин. Но он попытался отогнать это ощущение.

– Ну? Вы пойдете в каюту Б-37?

– Естественно. Сделаю все, что смогу. Вы тоже пойдете туда?

– Не сейчас. Я должен найти эконома, а он – отыскать фотографа. Вы спускайтесь первым. Но, строго между нами, что вы думаете о ситуации с отпечатками пальцев?

Латроп поднялся из-за рояля. Он выглядел обеспокоенным.

– Я склонен согласиться с вашим братом. Какой-то псих… ну, вы понимаете. Мы должны добраться до него. Но полагаю, теперь будут допрашивать каждого. «Где вы были в такое-то время?»

– Едва ли всех, учитывая наличие отпечатков.

– Лично я не могу подтвердить свое алиби, – усмехнулся Латроп. – Большую часть времени я провел на палубе, несмотря на погоду. Единственным человеком, с которым я говорил, и то в начале вечера, была кудрявая девушка, которая утром лежала с морской болезнью. Стюард сказал мне, что ее фамилия Четфорд.

– Особа с рыбьей физиономией в белом меховом манто?

Латроп уставился на него:

– То есть как это с рыбьей физиономией? Она очень красивая и хорошо воспитанная. Правда, я говорил с ней недолго, но она показалась мне приятной девушкой.

– От таких только боль в затылке.

Латроп снова недоуменно уставился на него, но Макс сам удивлялся своему тону. Словно давая выход чувствам, он вложил в эти слова всю злость, проистекавшую из совсем других причин.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Латроп. – Хотя не понимаю, почему вы так взъелись на бедняжку. Сейчас я спущусь к вашему брату.

Макс мрачно кивнул.

Когда он подъезжал в лифте к офису эконома на палубе «В», в его голове эхом звучало слово «бедняжка». Кабинет оказался закрытым, но клерк эконома, сидящий рядом перед кучей паспортов и формуляров, дал ему указания.

– Здесь его нет. Если он не в салоне и не в курительной, вы, вероятно, найдете его в каюте мистера Кенуорти – Б-70 по левому борту.

Именно в этом месте Макс и нашел эконома. Его громкий хохот, сменяемый куда более тихим сардоническим смехом собеседника, был слышен за закрытой дверью каюты. На стук Макса отозвался собеседник:

– Если это Уолшингем, то убирайтесь. Я не могу выносить даже вида яичницы-болтуньи. Если вы мне еще раз ее принесете, я вымажу ею вашу физиономию.

Макс открыл дверь. Мистер Гризуолд – судовой эконом – был толстым добродушным на вид мужчиной в больших очках и с улыбкой от одного уха до другого. Он удобно расположился в кресле возле койки больного и курил сигару.

– Входите, – пригласил эконом. – Не обращайте внимания на мистера Кенуорти. Он немного расстроен.

– Расстроен? – отозвался достопочтенный Джером Кенуорти. – Черт бы вас побрал, я умираю, и это никого не заботит. – Он повернулся к Максу: – Прошу прощения. Я думал, это Уолшингем – стюард, который страдает иллюзией, будто постоянная диета из яичницы-болтуньи, даваемой в случае необходимости насильно, способна исцелить любой недуг – от простого несварения до бубонной чумы. Не оставляйте дверь открытой. Входите и будьте свидетелем того, как я испускаю дух.

Позднее Макс узнал от эконома, что его любимым развлечением было доставать Джерома Кенуорти. Но молодой человек был болен по-настоящему. В течение суток он не мог принимать никакой пищи и выглядел соответственно.

Достопочтенный Джером, один занимавший просторную трехместную каюту, лежал, откинувшись на мятые подушки и устало глядя на дверь. Это был тощий долговязый парень, чьи преждевременные морщины и бледность были лишь частично обязаны болезни. Прядь волос падала ему на один глаз, а восьмиугольные очки без оправы придавали обманчиво серьезный вид. Но глаза и рот свидетельствовали о чувстве юмора, даже если сейчас оно оказалось на заднем плане. Эконом пускал дым в его сторону.

– Я не шучу, Гризуолд, – сказал молодой человек. – Я не могу это выносить.

Улыбка исчезла с лица эконома.

– Что именно?

– Говорю вам, я умираю, – с серьезным видом прошептал Кенуорти. – Недавно я попробовал встать и тут же шлепнулся. Это произошло, когда вы пытались сыграть со мной одну из ваших идиотских шуток…

– Чепуха. Я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти плюхнулся на спину и закрыл глаза.

– Гризуолд, – обратился он к потолку, – я признаю, что вы имеете права расквитаться со мной за то плавание в августе. Но не сейчас. Подождите, пока я смогу дать сдачи. Это в десять раз хуже самого жуткого похмелья, какое у меня когда-либо было. – Внезапно вспомнив о присутствии Макса, Кенуорти повернулся на бок и открыл один глаз. – Прошу прощения. Чем могу вам помочь?

– Простите за вторжение, – в свою очередь извинился Макс. – Я искал эконома. Его зовет капитан.

Гризуолд выпрямился.

– Чего ради я вдруг понадобился старику? – недоверчиво осведомился он.

– Не знаю, но дело, кажется, серьезное. Можете пойти к нему сразу?

– Должно быть, кто-то перерезал ему горло, – беспечным тоном заметил эконом. – Я к вашим услугам. – Поднявшись, он повернулся к Кенуорти: – Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто я мешаю пассажирам принимать пищу. И, честное слово, я не знаю, о чем вы говорите. Повторяю: я не играл с вами никаких шуток.

Кенуорти снова закрыл глаза.

– Убирайтесь, – злобно огрызнулся он. – Я вышколил Уолшингема и проделаю то же самое с вами. Убирайтесь и больше не приходите. Мы не шутим.

– Да, но что такого я сделал?

Кенуорти опять открыл один глаз.

– Некоторым кажется забавным надеть противогаз, внезапно открыть дверь и уставиться на меня, и именно в тот момент, когда эту старую калошу мотало из стороны в сторону, а я отдавал концы.

Эконом недоуменно заморгал:

– Противогаз?

– Вот именно. Не видел ничего подобного с тех пор, когда у меня была белая горячка в Майами. Это свиное рыло глазело на меня и не шевельнулось, когда я с ним заговорил.

– Вы серьезно?

– Еще как. Убирайтесь.

– Старина, даю вам честное слово, что я никогда…

– Слушайте, – прервал Кенуорти. – Я специально выбрал каюту напротив уборных. Ровно через минуту я схвачу халат и помчусь туда со скоростью триста восемьдесят пять миль в час, так что не попадайтесь на моем пути. Иными словами, если вы не понимаете намек, сжальтесь над страданиями сильного мужчины и идите по своим делам.

– Но…

– Вон!

– Простите, старина. Я пришлю к вам доктора.

– Только попробуйте, и я запущу в него яичницей. Я хочу побыть один.

Толкая перед собой Макса, эконом выключил свет, вышел в коридор и закрыл дверь.

– С этим парнем всегда одно и то же, – виновато произнес он, когда они шли по коридору. – Мы с Крукшенком обожаем его поддразнивать.

– Вы имеете в виду, что он постоянно видит людей в противогазах, открывающих дверь и смотрящих на него?

Эконом усмехнулся:

– Вероятно, он пытается свести со мной счеты. Вы читаете детективы?

– Очень часто.

– Во время прошлого плавания я сказал Кенуорти: «Если вы хотите кого-то отравить, это лучше всего сделать на лайнере. Подождите, пока у жертвы начнется морская болезнь, и дайте ей яд. Она будет чувствовать себя все хуже и хуже, а врач станет только улыбаться и предписывать побольше сухого печенья. В результате жертва умрет, прежде чем кто-нибудь успеет что-то заподозрить». Мистер Кенуорти позеленел, услышав это… – Гризуолд осекся, вероятно осознав, что говорит с братом капитана «Эдвардика». Его смех перешел в кашель. – Но я не хочу, чтобы вы думали… – быстро начал он.

– Нет-нет.

– Так что хочет от меня старик? И где он?

Беспечное выражение исчезло с лица эконома, когда Макс объяснил, в чем дело.

– Хорошо, – кивнул он. – У меня в офисе есть чернильный валик для снятия отпечатков пальцев. Мы можем расположить их на карточках, указывающих места в столовой. У фотографа тоже имеется подходящий аппарат. Скажите старику, что мы придем через пять минут. Прошу прощения. – И эконом начал спускаться к своему офису.