Йен Броган - Конфиденциальный источник

Но каким образом Леонард догадался, что это я? Он запомнил интервью на благотворительном веломарафоне? Неужели мой хриплый голос так узнаваем? Или я выдала себя частыми цитатами из газет?

Я повесила трубку, как только он назвал мое имя. Хотя какая разница: дальше все равно пошла бы реклама. И почему я всегда иду у себя на поводу? Зачем звоню каждый вечер?

Тысяча квадратных миль — слишком небольшая территория для штата. Род-Айленд следует присоединить к Массачусетсу. Произошло бы культурное слияние. В Провиденсе все бы слушали передачи из Бостона.

После дюжины клятв никогда больше не звонить на радио я решила, что пора ложиться спать, выключила светильник и направилась в ванную. Квартиру освещал лунный свет. Проходя мимо стола, я заметила маленький квадратик — забытый билет.

Осталась надежда: выиграю миллион долларов и перестану переживать из-за собственного идиотизма. Подобрав билет, я вернулась к окну. «Грин покер» — ярко-зеленая карточка, на которой изображен эльф с игральными картами. Защитный слой сходил плохо, будто билет провалялся на прилавке слишком долго, но я справилась. У эльфа оказалось две дамы.

Я занялась своими картами. Под первым квадратиком — тройка треф. Под вторым быстро очищенным квадратиком меня порадовала дама бубен. Надо полагать, под следующими двумя будут провальные пятерка пик и восьмерка треф. Не теша себя надеждой, я стерла последний.

Дама червей. Вот повезло! Пара, или, на жаргоне лотереи «Грин покер», двойная госпожа удача. Пятьдесят баксов, на тот момент — гигантский выигрыш.

Нет, все-таки Род-Айленд имеет право на статус независимого штата.

В это время года, когда по улицам не ездят машины туристов, от моего дома в Провиденсе до офиса в Саут-Кингстоне около двадцати пяти минут езды. Я работаю в длинном здании, и мне приходится парковаться под самыми окнами. Иногда появляется желание проехать через стекло прямо к столу.

Я пришла первой и была вынуждена искать ключи на дне рюкзака. Главная редакция газеты «Провиденс морнинг кроникл» находится в самом центре города, небольшие бюро разбросаны по всему штату. Создавая их, исходили из того, что жителям отдаленных районов нравится видеть у себя журналистов и иметь возможность заглянуть к нам, забросить пресс-релиз родительского комитета или отчет о спортивных достижениях школьной команды. Бюро в Саут-Кингстоне, втиснутое между клубом серфингистов и кафе «Завтрак у Поппи», представляет собой комнату с ярко-белыми стенами и линолеумом под мрамор, в которой стоят три стола и два компьютера.

Порой я не понимаю, какого черта делаю в этой дыре, да и вообще в Род-Айленде. Уходя из бостонского «Леджера», я обещала себе никогда больше не заниматься журналистикой, не поддаваться эмоциям. Однако после трех лет метаний, в течение которых я перепробовала самую разную работу — от агента по связям с общественностью до официантки и барменши, я начала все заново в маленьком офисе, в сравнительно маленькой газете и в невероятно маленьком штате.

Из-за хронической смены работы, перемежавшейся с ее же поиском, у меня накопилась уйма долгов, включая крупную сумму у матери. «Могло быть и хуже, — напомнила я себе, повернув ключ в замке и настежь распахнув дверь. — Продолжала бы прислуживать космополитам».

Я подобрала с тротуара стопку свежих номеров «Кроникл» и положила на прилавок, преграждавший путь в помещение. Теперь газеты видно с улицы через стеклянную стену, и люди станут заходить и спрашивать, можно ли купить номер. Как ни странно, согласно правилам, мы должны ответить им «нет» и направить в «Поппи», в дверь напротив, или в аптеку, в самом дальнем углу здания.

Я подошла к столу, повесила пиджак на спинку стула и кинула рюкзак на пол. В верхнем ящике лежал кусок мрамора, украшенный бронзовым пером и старомодной чернильницей. Награда за очерк о Техиане — последнюю статью, написанную для «Леджера». Обычно я держу ящик закрытым.

Взяв блокнот, я позвонила местному диспетчеру и спросила, не поступали ли звонки в полицию или пожарную службу. Наше бюро освещает события в Саут-Кингстоне, Наррагансете и Норт-Кингстоне — прибрежных районах. В мертвый сезон здесь достаточно спокойно. Все, на что я могла надеяться, — это на драку во время студенческой вечеринки в Род-Айлендском университете.

Самой крупной новостью оказался пожар в мусорном контейнере у парковки супермаркета «Ро-Джекс». Пока я передавала в Провиденс сообщение на пять строк, заскрипела входная дверь и вошла Кэролайн Ризуто, мой менеджер и босс.

— Привет, — сказала она, рассеянно перебирая стопку конвертов.

По утрам Кэролайн часто бывает рассеянна. Хотя начальница старше меня всего на восемь лет, между нами пропасть. К своим сорока трем годам она уже дважды вышла замуж, дважды развелась и родила двух дочерей, которых теперь растит одна.

Она стояла надо мной со странной улыбкой, зажав под мышкой пакет с рогаликами.

— Что случилось?

Кэролайн опустила на стол конверт.

— Это было в почтовом ящике. Ты не заметила?

Я покачала головой. Без почтовой марки, лишь с надписью маркером «Для Хэлли Ахерн».

Начальница пошла дальше, скинув на ходу голубой кожаный пиджак, который повесила в шкаф, а не на спинку стула. Затем принялась разрезать рогалики на дощечке рядом с кофеваркой.

— Будешь арахисовое масло и сливочный сыр? — спросила Кэролайн, стоя ко мне спиной и роясь в маленьком кубическом холодильнике.

— Нет, мне как обычно, — ответила я и вскрыла конверт.

Внутри оказался розовый листок, на котором от руки было написано:

Дорогая Хэлли!

Прости, что я вчера назвал твое имя. Пожалуйста, не прекращай звонить на шоу.

Леонард.

Когда подошла Кэролайн, я опустила письмо в верхний ящик стола.

— Вот почему у тебя такой вид, — сказала она, кладя передо мной рогалик на бумажной салфетке.

Она говорила это почти каждое утро и часто вечером, если я забывала взять печенье к чаю. Кэролайн — женщина в теле, не то чтобы толстая, но с большой грудью и широкими бедрами, которые отказывались худеть, несмотря на занятия аэробикой во время обеденного перерыва. Сама я бегаю каждое утро на рассвете, избавляясь от лишнего веса; впрочем, мне не помешало бы заняться чем-то другим.

— Ты видела новые бюстгальтеры в «Виктория сикрет»? Выглядят весьма естественно, — сказала начальница, взглянув на мое бесформенное тело. — Даже под футболкой.

«Туфли тоже имеют большое значение, — любила она повторять, показывая мне каталог „Найн Уэст“. — И украшения».

Видимо, она была уверена, что серебряные полумесяцы у меня в ушах вообще не в счет.

А на прошлой неделе Кэролайн глубокомысленно произнесла:

— Немного теней на верхние веки, и ты изумишься, насколько голубыми покажутся твои глаза. — И, пристально взглянув на меня, добавила: — После того как выщиплешь брови, конечно.

Кэролайн так помешана на красоте и столь искренне верит в мое преображение, что я не могу не злиться. Хотя насчет бровей она права.

Зазвонил телефон, и начальница подняла трубку. Судя по ее тону, речь шла о неискоренимой привычке ее старшей дочери забывать дома школьные тетради с выполненным заданием. Я откусила рогалик и попробовала разжевать. Леонард, должно быть, бросил конверт в ящик вчера ночью по пути домой. И к чему так утруждать себя?

— Ладно, завезу тебе тетради в обеденный перерыв, — сказала Кэролайн. — Но в последний, самый последний раз. — Она швырнула телефонную трубку на рычаг. Затем повернулась ко мне: — Тебе повезло, что у тебя нет детей.

Я уклончиво кивнула. В бюро мы работаем вдвоем, и мой статус одинокой женщины радует Кэролайн, только когда ее дети заболевают и мне приходится выполнять лишние обязанности. В остальное время Кэролайн с обидой подчеркивает мое преимущество.

— Сегодня придет твой друг? — спросила она, имея в виду Уолтера.

Уолтер заботится обо мне. Мы познакомились на встрече для людей, злоупотребляющих лекарственными препаратами, и Уолтер помог мне соскочить со снотворного, к которому я пристрастилась после смерти брата, Шона. Уолтер работает таксистом в Бостоне и иногда ночует на моем хлопчатобумажном матраце — когда подрабатывает игрой на гитаре в Провиденсе.

— Да, — ответила я и сочла нужным добавить: — Он обручен с моей близкой подругой.

Кэролайн пожала плечами с таким видом, будто это не препятствие. Судя по ее рассказам о своей личной жизни, сама она не считает предосудительным разбить чужую семью. Однажды Кэролайн свела меня с сослуживцем бывшего мужа, который был женат и якобы собирался разводиться.

— Ой, брось, это вопрос времени, — убеждала она меня.

Не было смысла снова объяснять ей, что Уолтер заменил мне брата. Она не понимает, что такое платонические отношения.