Андрей Стрельников - Я — убийца

Илюшка пожал плечами и направился в манную, бормоча себе под нос что-то о гормонах и письменном столе.

Сергей проводил его внимательным взглядом и спросил:

— Танюш, а кто такой этот Димка?

— Кажется, олигарх в масштабе их класса. Папа — владелец какой-то живодерни рядом с метро, то ли чебуречная, то ли пельменная. На родительские собрания присылает официантку.

— А как этот Димка учится?

— Редко.

— Действительно, олигарх.

— Мамуля! Чур мне самый маленький окорочок, а макаронов совсем не надо!

— Окорочок я тебе дам самый средний, а макарошек — чуть-чуть. Совсем без гарнира нельзя, ты же не троглодит.

— Если троглодитов не кормят макаронами, хочу быть троглодитом.

— Не спеши, сынок. — Сергей смачно хрустнул маринованным огурцом. — Если так дальше пойдет, скоро все станем троглодитами.

— А я, между прочим, буду из вас самой толстой троглодиткой, — заявила Татьяна, с задумчивым видом обсасывая косточку.

— Не понял. — Сергей долго наматывал на вилку длинную макаронину. — Это ты к чему?

— Кирюша звонила. — Татьяна тяжело вздохнула. — Предложила какую-то новую формулу для похудения. Двести долларов.

Сергей усмехнулся, наливая Илюшке сок.

— Лучше бы она подсказала, где эти деньги заработать.

— Подсказала. — Татьяна вытерла руки салфеткой и, брезгливо поморщившись, бросила ее в пустую уже тарелку.

— Что, колготки продавать? — Сергей внутренне напрягся, понимая, что не в состоянии ничего противопоставить даже торговле колготками.

— Да нет. Еще почище. Домработницей к «новому русскому». Пятьсот в месяц. Я так понимаю, за честность.

— Пятьсот — чего? — спросил Сергей, внимательно глядя на жену.

Татьяна, старательно отводя глаза, пожала плечами.

— Долларов, конечно.

— Домработница? Пятьсот долларов?! — Сергей вскочил из-за стола и убежал в ванную. Долго, тщательно мыл руки. Вернувшись, сел и уставился куда-то в пространство.

— Начальник моего отдела получает триста долларов — в рублях, конечно. Я, ведущий инженер проекта, — двести. Ты, кандидат наук, — меньше ста. А домработница — пятьсот! Положительно, мир сошел с ума.

— Пойми, Сережа, — осторожно начала Татьяна. — Платит-то не какой-то обобществленный мир и не безличное государство, а предельно конкретный человек, которому нет никакого дела ни до твоего проекта, ни до моих научных заслуг. А вот домработница ему нужна, и за свой жизненный комфорт он готов платить столько, сколько считает необходимым.

— Откуда они взялись, Тань? Откуда у них такие деньги? — в задумчивости пробормотал Сергей.

— Не знаю, Сереженька. Не исключено, что он сумел продать свой проект раньше и удачнее, чем ты — свой.

— Не верю! — В глазах мужа зажегся знакомый фанатичный огонек. — Не верю!

И ты не веришь! Человек, работающий столько, сколько работаю я, никогда не швырнет пятьсот долларов на домработницу! Никогда! Ему деньги нужны! Бумага — раз! Оборудование — два! Компьютеры — три! Есть еще четыре, пять, шесть — и так далее! Бред какой-то… — Он немного успокоился. — Домработница — кандидат наук. Надеюсь, я слышу это в последний раз.

— А с Димкой английским языком занимается тетя — тоже кандидат наук, — решил поучаствовать в разговоре Илюшка. — Его папа говорит, что английский сейчас важнее, чем русский и математика.

— Может быть, может быть, — кивнул отец. — Хотя глупость все это. Если учить один английский, на нем не о чем будет говорить. — И вдруг, словно прозрев, внимательно уставился на сына. — Послушай-ка, друг мой. Что это ты нам здесь зубы заговариваешь, а? Ну-ка, марш спать!

— А почитать… — заныл Илюшка, скорчив кислую мину. — Мне Майн Рида на три дня дали…

— Хорошо. Полчаса, не больше. Завтра вставать рано.

Термометр на стене показывал +130. Максим массировал жуткий шрам на правой ноге и жмурился от удовольствия. Боль, давно ставшая привычной, боль, с которой он жил последние три года, — уходила. Он знал, что это не навсегда, что через несколько часов боль вернется, но эти два часа были для него и орденом, и премией, и всеми существующими наградами. Все, в чем отказало ему благодарное правительство — из двенадцати лет службы два года пришлись на Афганистан, еще полтора — на Чечню, — он получал здесь, в сауне фитнесс-центра. А всего-то и делов — ежедневная горячая сауна. Из-за нее он и устроился сюда, когда после полуторагодичного скитания по госпиталям и больницам вынужден был уволиться из МВД с пенсией, которой хватало аккурат на два посещения сауны. А куда, собственно, еще податься бывшему офицеру УЭПа, заслужившему несколько медалек и нищенское пособие в обмен на изуродованную миной ногу?

Поежившись несколько минут под ласковыми струями душа Шарко, Максим натер шрам бальзамом и оделся. До начала рабочего дня оставалось немногим менее часа, и он отправился осматривать вверенный его заботам объект.

Тренажерный зал, как обычно, сверкал идеальной чистотой, а сами тренажеры попахивали еще магазинной смазкой. Не потому, что были новыми, — просто мало кто ими пользовался. В массажных кабинетах, естественно, царил полный бардак. Но Максима это не касалось. Через полчаса приедет массажист и отвезет груду грязных простыней в прачечную. Потом, к восьми вечера, одна из «ночных массажисток» привезет чистое и выглаженное белье обратно. Обычная, давно налаженная процедура.

Дальше — кабинет косметолога. Ключ — только у Киры, даже хозяева не заходили сюда без ее ведома. Превращения здесь происходили поистине голливудские. Максим часто видел, как заходили сюда посиневшие от буженины жены новой номенклатуры, а выходили через часок-полтора здоровые, розовощекие деревенские девки. Хоть сейчас на сеновал. Мужья их забегали к Кире перед важными встречами — убрать с носов фиолетовые прожилки. Неизвестно, надолго ли их физиономии оставались плакатно-здоровыми, но шли они сюда косяками. Иногда, в отсутствие хозяев, Кира с очаровательной улыбкой просила Максима помыть сауну. Это означало: «Пускаю клиента в обход кассы. Ты ничего не видел». В конце удачного дня такая слепота материализовывалась в сорок-пятьдесят лишних долларов, а совесть мучила его значительно меньше, чем боль в ноге. В российском малом бизнесе закон сообщающихся сосудов работает, как ни в одном учебнике. Если хозяин отлучается с рабочего места ради побочного заработка, доходы его предприятия почему-то резко уменьшаются. «Три толстяка», как называли владельцев фитнесс-центра, отлучались часто, и обвинить их можно только в плохом знании законов физики. Откровенно говоря, им вполне хватало и того, что проходит через кассу. Хотя бы потому, что касс, как в любом уважающем себя предприятии, было две: одна — для хозяев, вторая — для инспектора налоговой службы, большого любителя ночных массажей и блинчиков с икрой. Он любил также «неожиданно» нагрянуть двадцатого числа каждого месяца ровно в двадцать два часа. Если что-то мешало — звонил и заранее предупреждал. Полное взаимопонимание между наиболее умными налогоплательщиками и службами, контролирующими их доходы, — величайшее завоевание капитализма, облаченного в российские лапти. Есть, с кого брать пример: Газпром, АвтоВаз и прочие налогов не платят, а называется это все «дифференциацией задолженности». Или — «реструктуризацией долгов». Словом, какого-то хорошо оплачиваемого филолога словесно пронесло… А Самому чья-то мудрая голова посоветовала внести в декларацию целый «БМВ», что он по простоте душевной и сделал, дав богатую пищу сочинителям анекдотов.

Максим мельком осмотрел раздевалки, машинально поправил вешалки и вернулся на свой пост. Включил для проверки все камеры. Работают. Как часы. Внешняя показала Володю Кровеля, стоящего перед центром и упорно перебирающего огромную связку ключей.

«Если будет пробовать все по очереди — здесь и состарится», — подумал Максим и нажал кнопку электрозамка. Володя от щелчка вздрогнул и начал подозрительно оглядывать стены — не знает, что ли, где камера? Камера, правда, меньше булавочной головки, но Максим, придя сюда впервые, опытным взглядом обнаружил ее сразу.

Надо заметить, что название фитнесс-центра «Три толстяка» не совсем соответствовало истине. Толстяков было двое — Костя Баргузов и Петя Генин. Кровель, третий совладелец, был высоким, худым, сутуловатым, как все бывшие волейболисты. В центре он появлялся редко, крутил заработанные деньги на каком-то продовольственном рынке. Тем же, только на вещевом рынке, занимался и Генин, Так что полновластным — хозяином центра являлся, по сути, один Костя.

— Здорово, Макс. — Володя бросил. на стол сумку и оглядел коридор. — Зги два коммерсанта еще не появлялись? — В его голосе послышались неприязненные нотки, и Максим, в который уже раз, отметил: не все так безоблачно во взаимоотношениях троицы.