Гэвин Лайл - Венера с пистолетом

Минутку. Он сказал – единым большим пакетом – так?

– Похоже, это будет серьезная коллекция, – заметил я. – Что у вас есть? И где?

– Большинство еще не куплено.

Я нахмурился.

– Возможно, мои услуги и не понадобятся. Я хочу сказать, что законы по экспорту произведений искусства повсеместно не столь уж жестки. Исключая Испанию, Португалию, Италию…

– А-а. Но мы думаем, что ваше участие в некоторых случаях будет необходимо, и вы должны быть с нами. Так или иначе, предстоит иметь дело с некоторым риском. И мы за это платим.

Я встал и прошелся по маленькому кругу: просто вокруг моей конторки не было большего пространства.

– Вы подразумеваете, что возьмете меня на жалование и пригласите в совместные деловые поездки? На какой срок?

– Я полагаю – месяц.

– На месяц… Чтобы если вы подцепите что-то, требующее моих специфических услуг, то я был под рукой и наготове, да?

– А-а…

Я так понимал, что дело предстоит крутое. Если они считают, что во мне нуждаются, значит предполагают купить нечто весьма ценное: шедевры, о которых даже я, вероятно, слышал. Можно вывозить все, что угодно, практически откуда угодно, если только переправляете вещи обычного, среднего класса. Но они планируют в течении месяца производить покупки картин совсем иного сорта. Я не особенно знаю, как собираются вместе, в единую коллекцию, Пикассо, Матисс и Гейнсборо, но точно знаю, что это требует чертовски большого времени, куда больше, чем месяц. Исключая тот случай, когда вы действительно собираетесь пустить по ветру огромные суммы.

Ну хорошо, может быть они так и собираются сделать? Так какого черта я валяю дурака?

– Мне бы очень не хотелось оставлять магазин. Ведь придется его закрыть.

Он вежливо приподнял брови.

– В это время года?

– Это как раз то время, когда люди продают коллекции, чтобы платить налоги. Я могу пропустить много отличного товара по дешевке.

– А-а. Хорошо, я могу предложить вам пять фунтов в день и пять фунтов сверх – за ваш магазин. Проезд и проживание за границей, конечно, оплачиваются.

Он конечно ожидал от меня, что я немедленно клюну. Но я добавил:

– И специальная плата за каждую отдельную работу.

Вежливое движение бровей.

– Я не вижу…

– Должны видеть. Большая разница между перевозкой Пикассо из Франции и громадных замызганных статуй из Италии.

– Я думаю, никаких статуй не будет. Но… Я полагаю, ваше уточнение мы примем… Ну, теперь вы едете?

– Думаю, да. Когда? Куда?

– Париж. Завтра. – Он снова полез в карман. – Вот билет на самолет и 15 фунтов на первые расходы. Разумеется, вам надлежит отчитываться за расходы.

Я только кивнул.

Он встал и после тщательного обдумывания высказал следующую мысль:

– Мистер Кемп, вы всегда так одеваетесь?

– Что? – Про себя я подумал: «Как это?» Ради первых дней года я даже надел сегодня один из моих костюмов. Ну хорошо, согласен, он был слегка поношен на рукавах и локтях, и, может быть, чуть больше чем надо измазан маслом на лацканах – не следует носить светло-серый костюм, когда возитесь с оружием – но, черт возьми, это был все-таки костюм.

Я сказал:

– У меня есть другой костюм. Что-то вроде бурого с зеленым. Твид, я полагаю.

Он выдавил деланную улыбку.

– А-а… Хорошо… Возможно, вы окажетесь в некоторых респектабельных местах.

– Обо мне не беспокойтесь. Я не подведу.

– А-а – он вздохнул. – Встретимся в самолете.

Он протянул руку, я пожал ее и он вышел.

Я просто стоял за прилавком и внимательно рассматривал франки, билет компании «ВЕА» и визитную карточку. Подобрав карточку, машинально провел по ней ногтем, убедиться, что надпись выполнена не офсетным способом. Так оно и было, конечно. Надутый сноб. Будет он меня учить, как одеваться. Я порвал карточку и выкинул ее. Между прочим, он не должен был ее оставлять. Липовая конспирация, если мы собираемся заниматься нелегальной работой, а контрабандная перевозка произведений искусства – именно такая работа. Ну хорошо, предполагается, что такая.

Затем я изучил авиабилет. Он был на мое имя, так что этот тип был вполне уверен, что наймет меня. Затем я пересчитал франки и оказалось, что все правильно. И месяц означал, скажем… тридцать дней. Так вот, это значило триста фунтов. Надбавка за магазин и плюс плата за выполненную работу. Это совсем неплохо, что бы я не наговорил Макгрегору.

При условии, что мне не придется обосноваться в итальянской тюрьме.

Продажа старинного огнестрельного оружия – не такой уж плохой способ зарабатывать на хлеб. В конце концов, даже надувательство клиента – вполне легально. И всегда существует шанс прикупить что-то действительно классное у некоего одноклеточного, ничего не знающего о ценности вещей, или подобрать пару к дуэльному пистолету для настоящего любителя, который и забыл, когда потерял свой. Неплохой бизнес. И вдруг кто-то приходит, выкладывает билет и кучу франков на вашу конторку, и вы уже опять на холодной неприветливой улице. И вы испуганы… Ну ладно, не испуганы, просто… И все же, если честно – испуганы. Вы уже староваты для такого рода занятий.

Бог мой! Ты действительно стареешь. Ты даже забыл выяснить, на кого будешь работать!

Так или иначе, на следующий день я сидел в самолете.

Я поместил свои лучшие и самые ценные образцы в банк, предупредил владельца дома, закрутил водопроводные краны и упаковал два места багажа: большой чемодан с жестким каркасом – для известной работы, как раз такой величины, чтобы можно было таскать его и не казаться подозрительным, и сумку для ручной клади. В последнюю минуту я даже оплатил несколько счетов. Потом по пути в аэропорт купил пару рубашек, которые планировал использовать все это время. И наконец поспел на посадку.

Я не люблю самолеты. Особенно не люблю реактивные. Старинные поршневые, к примеру, так приятно и умиротворяюще гудят, что вы знаете – моторы исправно делают свое дело и не превратятся вдруг в пылающие факелы.

С Макгрегором я встретился в последнем зале вылета (чертовски бодрящее название) и уступил ему место у окна. Мне вовсе не хотелось быть в курсе дела о текущем расстоянии от земли.

Мы выполнили обычное вступление к полету, когда самолет становиться на хвост, двигателей совсем не слышно и кажется, что они совсем остановились и пилотов приключился сердечный приступ. Экипаж включает мягкую музыку, чтобы отвлечь ваши мысли от ожидания самого ближайшего будущего… И тем не менее все получилось. Стюардессы забегали вокруг с маленькими сэндвичами и пустыми чашками, игнорируя типов вроде меня, стенающих и жаждущих чего-нибудь покрепче.

Карлос взглянул на часы и бодро заявил:

– Отлично, мы вылетели точно по расписанию.

– Изумительно, – нашел я силы отозваться и продолжал дрожать дальше. В салоне было весьма тепло, но…

Он взглянул на меня и слегка улыбнулся. Затем вытащил черный кожаный портсигар и закурил длинную желто-коричневую сигарету. Теперь я даже не был в состоянии уловить запах дыма, когда двигатели охватит огонь.

Карлос достал листок и, просмотрев его содержимое, сказал:

– В «Монталамберте» на ваше имя заказан номер. Знаете, где это?

– Думаю, да. В районе Сен-Жермен, верно?

– А-а.

– Ладно, прекрасно. Но не пора ли мне узнать, на кого я работаю?

– А-а… Я бы сказал вчера, но вы не спрашивали. Донна Маргарита Консуэло Сантана… Довольно длинное имя, поэтому скажем просто – донна Маргарита Умберто.

Фамилия о чем-то напоминала. Я нахмурился, пытаясь вспомнить, затем поймал его чуть удивленный взгляд.

– Вы должны ее помнить, если лет двадцать назад вас хоть немного интересовал теннис, мистер Кемп.

Ну, я, конечно, не следил за событиями в мире тенниса, но в дни Уимблдона газеты и радио были напичканы им до краев. И Маргарита Умберто появлялась в Уимблдоне первые несколько лет после войны. Она ничего не выиграла, но газеты ей симпатизировали. Они называли ее «испанской катапультой», или как-то еще. Ее знали многие.

Карлос продолжал:

– Теперь она вдова. Она вышла замуж за дона Лоренцо – крупного землевладельца, имевшего отношение к политике, – и он умер ровно семь лет назад.

– А теперь она тратит наследство на коллекцию шедевров, да?

– Скажем, что-то вроде того.

– И много вы собираетесь истратить?

Казалось, какое-то мгновение он был в замешательстве. Но потом сказал:

– Ладно, так или иначе, вы все равно услышите, как будут упоминаться какие-то цифры, так что лучше сообщить вам точную сумму. Где-то два с половиной миллиона фунтов.

После довольно продолжительной паузы мне удалось кое-как перевести дух и я даже нашел силы удивленно присвистнуть.

– При таких деньгах незачем копаться в залежах паршивой мазни. Мадам не пожелает просто для разнообразия приобрести несколько старинных пистолетов?

– Боюсь, не пожелает, мистер Кемп.