Мари Юнгстедт - Неизвестный

Ничего нельзя было выбрасывать, любую находку, даже самую мелкую, следовало сохранить и задокументировать, поскольку после их группы раскопки на этом участке производиться уже не будут. Место считалось отработанным, «потерянным» для следующих поколений, и поэтому на археологах лежала огромная ответственность: сберечь всё, что могло поведать о том, как жили люди в этих краях в глубокой древности.

Мартина была вынуждена устроить себе небольшой перерыв. Её мучила жажда, и она пошла за рюкзаком, в котором лежала бутылка воды. Девушка присела перевести дух на перевёрнутый ящик и стала растирать плечи, наблюдая за остальными. Ребята сосредоточенно работали: кто стоя на коленях, кто сидя на корточках, а некоторые лежали на животе на бровке у своего квадрата и усердно копались в земле.

Мартина ощутила на себе взгляд Марка, но виду не подала. Её сердце было занято, и девушка не хотела давать приятелю напрасную надежду. Она предпочла бы сохранить с ним дружеские отношения.

Юнас — симпатичный парень с юга Швеции, с серьгой в ухе и в повязанной вокруг головы бандане, — заметил, как Мартина пытается размять плечи:

— Затекли? Хочешь, помассирую?

— Да, пожалуйста, — отозвалась девушка на ломаном шведском. Она почти не владела этим причудливым языком, родным для её покойной матери, и при случае с радостью в нём упражнялась, несмотря на то что все вокруг общались на английском.

Они с Юнасом успели сдружиться, с ним ей всегда было весело. Мартина с удовольствием приняла его предложение, хоть и догадывалась, что им движет не только участие. Ей льстило внимание товарищей, но по большому счёту её это волновало мало.

Он ехал по просёлочной дороге, и за его красным пикапом взвивались клубы пыли. Светало, первые солнечные лучи пробивались из-за горизонта. Всё вокруг ещё дремало, даже коровы на мелькавших за окном пастбищах лежали, прикрыв глаза и тесно прижавшись друг к другу. Лишь изредка спокойствие нарушал какой-нибудь кролик, пересекающий поле длинными прыжками. Он курил и слушал радио. Давно уже он не чувствовал себя таким довольным.

На узкой грунтовке двум автомобилям было не разъехаться, поэтому то тут, то там встречались расширения, обозначенные специальным дорожным знаком. Особой необходимости в них не было — машины здесь появлялись редко. Их хутор располагался в самом конце дороги, дальше уже не проехать. Он не мог припомнить, чтобы к ним хоть раз наведались гости. Ребёнком его это мало заботило, ему казалось, что все живут так же, как они. Та действительность была единственной известной ему — оставалось лишь приспособиться.

Каждый раз, когда дом его детства показывался из-за последнего поворота, на него как по заказу накатывал знакомый приступ паники: начинало давить в груди, сводило мышцы, становилось тяжело дышать. Симптомы проходили достаточно быстро, но он не переставал удивляться тому, что они неизменно возвращаются. Будто его организм даже по прошествии всех этих лет продолжает реагировать словно сам по себе, без его участия. Так же обстояло дело и с эрекцией, которая возникала совершенно неожиданно для него.

На хуторе стоял деревянный жилой дом, выкрашенный в жёлтый цвет и когда-то довольно красивый, правда, со временем вся краска облупилась. По одну сторону от него протянулся обветшалый коровник, по другую — небольшой сарай для сена. Остатки навозной кучи позади дома напоминали о тех временах, когда они ещё держали скот. Сегодня прилежащие луга пустовали, так как последних животных продали после смерти родителей годом ранее.

Он припарковался за сеновалом, больше по привычке, потому что эта мера предосторожности была, в общем-то, не нужна. Открыл багажник, вытащил мешок и широкими шагами пересёк двор. Дверь коровника скрипнула, затхлый воздух ударил в нос. С потолка свешивались густая паутина и полоски липкой ленты, усеянные засохшими трупиками мух.

Старая морозильная камера стояла на прежнем месте, хотя ею давно никто не пользовался. Несколько дней назад он подключил её и убедился, что она ещё работает.

Он открыл камеру, и оттуда дохнуло холодом. Без труда запихнув мешок внутрь, он быстро захлопнул крышку и с помощью мокрой тряпки и мыла оттёр морозилку снаружи. Она, наверное, ещё никогда не была такой чистой. Потом взял тряпку и свёрток с одеждой и положил всё в пластиковый пакет.

За коровником он вырыл глубокую яму, куда и затолкал этот пакет, затем засыпал его землёй и прикрыл соломой и ветками — теперь ничего не выдавало его тайник.

Оставалось разобраться с автомобилем. Он сходил за шлангом и больше часа усердно отмывал машину и внутри, и снаружи. В заключение снял фальшивые номера, повесив на место настоящие. Никто бы не упрекнул его в неосмотрительности.

Покончив с делами, он пошёл в дом готовить завтрак.

Над лугами, ещё влажными от ночной росы, стлался свежий утренний туман. Он пробирался между колосьями и травинками, лаская метёлки камышей, где пара лебедей старательно чистила белый наряд из перьев. Над заливом с криком носились чайки, недалеко от берега покачивались на привязи плоскодонки, а на берегу у самой воды теснились ветхие рыбацкие хижины, давно заброшенные.

Утро выдалось необыкновенно пригожее. Такое летнее утро с удовольствием вспоминаешь, когда зима накрывает Готланд тёмным плащом.

Двенадцатилетняя Агнес проснулась раньше обычного. Ещё не было половины девятого, когда она растолкала младшую сестру. Та, сонная, поддалась на уговоры съездить искупаться до завтрака. Бабушка сидела на ступеньках крыльца с кофе и газетой и помахала девочкам вслед, когда те вскочили на велосипеды, привязав к багажникам полотенца. Им предстояло проехать примерно километр по просёлочной дороге, идущей поверху вдоль берега, прежде чем свернуть к морю в той части пляжа, где разрешено купаться.

Агнес держалась впереди, хотя девочки спокойно могли бы ехать рядом, ведь машины здесь почти не встречались, даже сейчас, в разгар туристского сезона. Просто старшей сестре всегда хотелось опережать младшую. Агнес посасывала сорванную у дороги травинку — сладковатый сок пришёлся ей по вкусу.

Сначала грунтовка вела через лес, но потом он закончился, открыв прибрежные просторы. Поля и пастбища тянулись вдоль самого моря, которое не пропадало из виду на протяжении почти всего пути. Сёстры гнали велосипеды мимо хуторов с белёными домиками из известняка, мимо лугов, где паслись лошади, коровы и овцы. В конце дороги у последнего хутора, перед тем как свернуть к морю, девочки поравнялись с просторным пастбищем. В это время года здесь сутки напролёт паслись лошади: три готландских пони и один пони фьордовой норвежской породы — и тут же местные овцы с длинной шерстью. Нарядней всего смотрелись бараны с лихо закрученными рогами, словно по кренделю у каждого уха. Животные принадлежали хозяину хутора. Его дочка, немного постарше девочек, иногда брала сестёр с собой прокатиться на пони, когда Агнес и Софи приезжали в Петесвикен погостить у бабушки с дедушкой. Родители сестёр работали в Висбю, и девочки проводили большую часть летних каникул здесь, в юго-западной части острова.

— Постой, давай поздороваемся с лошадками, — предложила Агнес и, подъехав к изгороди, слезла с велосипеда.

Она начала свистеть и прищёлкивать языком, это сразу сработало: все животные тут же подняли голову и затрусили в сторону девочек.

Самый крупный баран вдруг подал голос, вслед за ним заблеял другой, и вскоре к хору присоединились остальные. Спустя пару минут все обитатели загона толпились у калитки, рассчитывая на угощение. Девочки гладили тех, до кого могли дотянуться, не решаясь зайти внутрь изгороди.

— А где же Понтус?

Агнес окинула взглядом луг. В загоне паслись только три пони, а их любимого, чёрно-белого мерина, видно не было.

— Он, наверное, вон там, у деревьев. — Софи указала на узкую полоску леса, которая тёмно-зелёной лентой пересекала луг.

Сёстры стали звать любимца, но тот так и не появился.

— Ладно, поедем лучше купаться, — предложила Софи.

— Странно, что Понтус не выходит. — Агнес озабоченно наморщила лоб. — Он ведь обычно такой резвый.

Взгляд девочки скользнул по склону пастбища, мимо бака с водой, брикетов соли для животных и деревьев поодаль.

— Да брось! Ну что о нём беспокоиться? Лежит где-нибудь да спит. Ты ведь купаться хотела, так давай поедем, — сказала Софи, толкнув локтем старшую сестру, и залезла на велосипед.

— Здесь что-то не так. Понтус должен был выйти к нам.

— Наверное, его увели с луга, может, Вероника собралась покататься.

— А вдруг он сейчас лежит где-нибудь больной и не может встать? Вдруг он сломал ногу или ещё что-то с ним приключилось? Нужно пойти проверить.

— Ну вот ещё глупости! Увидим его на обратном пути.