Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Найдем, — уверенно заявила девочка и с готовностью стала шарить по земле.

— Она найдет! Эта обязательно найдет! — хмыкнула Матрена.

Соня незаметно достала из-под платья перстень, бросила его под ноги.

— Вот! — сказала. — Вы эту вещь ищете?

— Ну, надо же! — обрадовалась Матрена. — А я чего говорила?

Толстый гость взял перстень из руки девочки, поднес к глазам.

— Умница, — благодарно погладил ее по голове. — Это очень дорогая вещь. Она стоит всего, что я привез твоему отцу. — И он растроганно поинтересовался: — Как тебя зовут, детка?

— Соня, — улыбнулась она. — Соня Золотые Ручки.

— Какая Соня? Какие золотые ручки?! — возмутился Лейба. — Зачем ты морочишь голову взрослому человеку, Сура?

— У вашей дочки большое будущее, — заметил гость. — У нее хороший глаз и в самом деле золотые ручки.

Мужчины ушли в дом, Соня завернула за угол к черному входу, открыла скрипучую дверь и тут была перехвачена Евдокией. Мачеха жестко взяла ее за локоть, привлекла к себе.

— Признавайся, детка, ты перстень украла?

— Вы что, пани Дуня? — попыталась освободиться Соня. — Я нашла его и отдала пану. Спросите у папы!

— Сначала украла, потом нашла. Ты воровка, детка.

— Не хватайте меня так, пани!

Мачеха не отпускала.

— Запомни, детка: в моем доме ничего не должно пропадать. Воруй где угодно, только не здесь. Замечу — убью.

Неожиданно Соня резко оттолкнула Евдокию от себя, со злой ухмылкой заметив:

— Смотри, Дунька, как бы я тебя не убила.

И нарочито не спеша, поднялась наверх в спальню.

Соня проснулась от сильного стука в ворота. Стук повторился, потом послышались крики на польском языке:

— Откройте! Сейчас же откройте, пан Соломониак! Полиция! Откройте, пан Соломониак!

Девочка соскользнула с постели, подбежала к окну, чтобы посмотреть со второго этажа на происходящее. Двор был пустой, вечерние гости уехали. Только сонная Матрена стояла в растрепанной ночной сорочке и кричала во весь голос:

— Чего вы ломитесь, окаянные?! Ворота развалите!

Девочка увидела, как из дома в белом исподнем выбежал отец, заспешил к воротам.

— Открою, сейчас открою! Кто там? Что стряслось? Матрена, сейчас же скройся!

Матрена нехотя покинула двор. Лейба открыл ворота, и во двор тут же ринулись около десятка полицейских.

— В чем дело, панове? — пытался остановить незваных гостей Лейба. — Я прошу объяснить, Панове, причину вашего визита.

Полицейские оттолкнули его, решительно двинулись в сторону дома. В доме испуганно заорала Матрена, полицейские ударом распахнули дверь, оттолкнули причитающую служанку. Лейба не отставал, пытаясь остановить хоть кого-то из визитеров. Он бросил растерянный взгляд на вышедшую из дома Евдокию и, увидев вдруг рядом невысокого худощавого пана в цивильной одежде, зацепился за него.

— Нижайше прошу вас, пан офицер, объясните бедному Лейбе, что вы хотите найти в его нищенском доме?

Худощавый мельком взглянул на него, на ходу бросил:

— Тебе лучше знать, что мы хотим найти!

Соня набросила на себя какую-то кофту и побежала вниз по лестнице. По пути ее чуть не сбили с ног трое полицейских, направляющихся в спальные комнаты. Девочка посторонилась, пропуская ночных гостей, и поспешила в гостиную, откуда раздавался грохот.

В гостиной Лейба и окружившие его испуганные женщины растерянно наблюдали, как во всю старались полицейские. Те выдвигали комоды и сундуки, били посуду, переворачивали вверх дном мебель и даже ломали ее, искали что-то под матрацами, под дощатым полом, в темном подвале. Соня, прижавшись к старшей сестре, ждала окончания кошмара. Матрена изредка вырывалась вперед и возмущенно водружала какую-нибудь вещь на место.

— Почто машете лапами?! Убирать, небось, мне придется! Чтоб вам гореть в огне!

Соня стояла рядом с Фейгой, не сводя с происходящего глаз.

— Панове, прошу вас! Не надо делать бедлам! — кричал Лейба, мечась между полицейскими. — Кто даст мне денег на ремонт? На чем будут спать мои несчастные дети? Не надо ломать мебель, панове! Не крушите стены! Скажите, что ищете, и я вам все выложу на блюдечке, панове!

На него не обращали никакого внимания, пару раз сильно толкнули, а худощавый полицейский ударил его так, что Лейба отлетел к своим детям.

— Вот, — жалостливо объяснил он высокой Фейге, — твой отец обращается к ним, как к людям, а они бьют его, как скотину.

— Так они сами ведут себя как скотина! — не выдержала Матрена.

— Сейчас же замолчи! — прикрикнул на нее Лейба.

Соня придвинулась к отцу, одними губами спросила:

— Они что-нибудь найдут?

Отец бросил на нее испуганный взгляд, едва заметно отрицательно повел головой. К ним тут же быстро подлетел худощавый господин.

— О чем ты спросила у папы, девочка?

Соня молчала, глядя на пана большими немигающими глазами.

— Она спросила, — вмешался Лейба, — может ли отлучиться по-маленькому.

— Я не пана спрашиваю, а панну. Что панна сказала своему папе?

Соня молчала.

— По-маленькому она хочет, — снова вмешалась Матрена. — По-маленькому, пан офицер!

— Матрена! — взорвался Лейба.

— Ой, не орите вы на меня, если полицейских испугались, — отмахнулась та.

— Пан начальник, — подала голос Фейга, — оставьте ребенка в покое.

— Не мешайте, пани. Я веду допрос.

— У вас дети есть? — не отставала Фейга.

— Есть, двое, — ответил полицейский. — А при чем тут это?

— Окажись они в положении этого ребенка, они бы не только описались, но и обкакались.

Соня хохотнула в кулачок, Лейба испуганно взглянул на старшую дочь, а Евдокия от противоположной двери укоризненно покачала головой.

Была глубокая ночь. В доме стоял полнейший бедлам — все было разбросано, развалено, разрушено. Из домочадцев никто не спал: ни Евдокия, ни Фейга, ни Соня. Дети сидели на обломках кровати, мачеха продолжала стоять в дверном проеме. Матрена расставляла по местам какие-то вещи. Все наблюдали за допросом, который вел господин в цивильной одежде.

За спиной Лейбы стояли несколько полицейских, сам он сидел на обломках, которые с трудом можно было назвать стулом. Человек в цивильном расположился напротив. Он смотрел на старого еврея внимательно, с нескрываемой неприязнью.

— Ну что, пан Лейба? Будем признаваться или в очередной раз морочить голову?

Тот виновато улыбнулся, с готовностью кивнул.

— Конечно признаваться, пан офицер. Только сначала объясните, в чем я должен признаться?

— В который раз вы меня видите?

— В своем доме?

— Да, в вашем доме.

— Наверное, в первый… Знаете, я старый больной человек, и у меня плохая память на лица. Особенно на такие.

— Напомню, в пятый. Загадка: почему это я так часто к вам наведываюсь со своими людьми?

Лейба пожал плечами, улыбнулся:

— Наверно, кто-то вам здесь понравился. Может, даже моя старшая дочь.

Пан офицер перевел брезгливый взгляд на напрягшуюся Фейгу, придвинулся почти вплотную к Лейбе, свистящим шепотом сообщил:

— Скупка ворованного, перепродажа, контрабанда. Фальшивые деньги. Все это висит на тебе. И я поймаю тебя, Лейба. Сегодня не поймал — поймаю завтра.

Тот захлопал ладонями по тощим ляжкам, поднял глаза к потолку, забормотал:

— Боже мой, боже мой, за что ты меня так наказываешь? — И с недоумением спросил офицера: — Хотелось бы знать, кто наговорил вам обо мне столько глупостей?

— У заборов есть уши, а у домов глаза.

Лейба неожиданно расплакался:

— Чтоб эти уши завяли, а глаза полопались! Вы видите, пан офицер, в какой нищете живет бедный Лейба и его несчастные дети?!

— Пан офицер, — подала голос Матрена, — перестаньте издеваться над старым человеком.

— Замолчи, наконец! — сделал суровое лицо Лейба. — Если уважаемому человеку приятно издеваться, пусть издевается. Мне даже нравится. Я благодарен Богу, что Он послал такого хорошего человека в мой дом.

Пан офицер обвел насмешливым взглядом понурое семейство, в упор посмотрел на самого Лейбу.

— Когда от тебя уехали блатыкайные?

— Блатыкайные?! От меня, честного еврея? Вы, пан офицер, держите меня за полного бандита! Как можно принимать в правоверном доме блатыкайных?

— Блатыкайные уехали от тебя два часа назад, — раздельно произнес офицер.

— Боже мой! — вскинул руки Лейба. — Если вы знали, во сколько они уехали, так почему не задержали их? О боже! И такие люди работают в полиции!

— Что ты сказал? — побледнел пан офицер.

— Я сказал, что, будь я вашим начальником, вы давно бы маршировали младшим чином. Без погон! — хмыкнул еврей и, дернув плечом, добавил: — Надо же, знали, что были блатыкайные, и не задержали. Погром устроили бедному еврею!