Татьяна Полякова - Строптивая мишень

— Кровь.

— Что? — не понял он.

— Кровь, — повторила я, уже сообразив, что сваляла дурака: человек, как известно, крепок задним умом. — У тебя на пиджаке кровь.

Он ошарашено уставился на свой пиджак, начисто забыв о том, что мы все еще стоим перед запертой дверью. Об этом вспомнила я, открыла дверь и сказала:

— Нам лучше войти.

— Что? — Он дернул головой, понемногу выходя из транса. Я терпеливо ждала.

— Там что-то произошло, — сказал он наконец.

Подумать только, до чего сообразительный парень. Я кивнула:

— Наверное. Только нам до этого нет дела. Или есть?

— Как же… — растерялся он. — Не можем мы уйти, ничего не сделав…

— Я могу, — созналась я. Он тряхнул головой.

— Это ведь кровь, верно? Значит там, — указал он на дверь, — произошло что-то нехорошее.

— Мы можем позвонить администратору, — предложила я, поняв, что имею дело с гражданином, к тому же любопытным. — В гостинице должна быть служба охраны, это по их части.

Но Аркадий уже шагнул к приоткрытой двери напротив. Толкнул ее и громко спросил:

— Есть кто-нибудь? Ответьте, пожалуйста. У вас все в порядке?

У типа, что лежал на полу, безусловно, все было в порядке — в том смысле, что ничего больше ему в этой жизни не было нужно. Со своего места я отлично видела труп. Наконец его увидел и упрямец Аркадий, взвизгнул неожиданно тонко и выскочил в коридор.

— Он мертвый? — только и спросил жалобно.

— Вне всякого сомнения, — ответила я и поняла, что влипла в скверную историю.

Разглядывать покойника мне совершенно не хотелось, поэтому я вошла в номер 311, села в кресло и воззрилась в потолок. Любопытного мало, но как-то успокаивает. Аркадий влетел следом и кинулся к телефону.

— Может, нам не следует вмешиваться? — предложила я, впрочем, без всякой надежды.

— Что значит «вмешиваться»? Произошло убийство, и мы видели убийцу.

— Лично я никого не видела.

— Что? — Он стал менять окраску с бледно-зеленой на пунцовую.

— Я никого не видела, — повторила я равнодушно.

— Как ты можешь? — тихо сказал он, а я пожала плечами. Тут его осенило:

— Он, возможно, еще жив…

— Это вряд ли, — заметила я. — Под ним лужа крови, и он чересчур пристально смотрел в потолок.

Аркадий опять стал зеленеть и торопливо звонить по телефону, а я махнула рукой. И какого черта меня сюда понесло? Вопрос, к сожалению, риторический.

Следующие несколько часов остались в памяти как весьма неприятные. Для меня неприятности начались, как только милиционер поинтересовался моим именем. Я на чем свет стоит проклинала свою лень: почему было сразу не сказать Аркадию, что я вовсе не Наташа? Теперь это было затруднительно: в соседнем номере труп, а я вдруг заявляю, что я не Наталья Павловна Егорова, и не могу внятно объяснить, зачем мне понадобилось выступать под чужим именем. Аркадий с высоты своей гражданской позиции усмотрит в этом Бог знает что. Прикинув, чего мне это может стоить, я решила отложить решение данной проблемы на завтра, а пока оставаться Наташкой — какая, в общем, разница? Это я себя так успокаивала, заведомо зная, что история обернется большими хлопотами. Наташкина была идея отправить меня к Аркадию Юрьевичу, вот и будет пожинать плоды… Ох, как мне все не нравилось… Я начала злиться.

Аркадий увлеченно свидетельствовал, милиционер терпеливо записывал. А я поражалась способности людей обманываться, или видеть то, чего и нет вовсе, или просто фантазировать — наверно, всего понемногу. Вот, к примеру, Аркадий уверял, что предполагаемый убийца был высок и широкоплеч, брюнет, в темном костюме и светлой рубашке. Между тем ростом он был не выше самого Аркадия, то есть среднего, волосы имел русые, одет в джинсы, зеленую водолазку и замшевую куртку. В левом ухе болталась серьга в виде крестика, а во рту недоставало двух нижних зубов. Все это я держала при себе, впутываться во что бы то ни было — не в моих правилах. Хотя, судя по всему, я уже впуталась.

— У него были усы. Правда, Наташа? Никаких усов, это уж точно. Я покачала головой.

— Не разглядела. Я же видела его меньше секунды. Он налетел на нас и скрылся. Если я его сейчас в коридоре встречу, вряд ли смогу узнать.

Милиционер оказался человеком с понятием и удовлетворенно кивнул: словоохотливость Аркадия начинала его тревожить. В конце концов наступил момент, когда и она иссякла. Аркадий с сожалением замолчал. На этаже к этому моменту было столпотворение. По коридору сновали разные люди, в форме и без. По обе стороны отгороженного пространства томились постояльцы гостиницы, пытались заглянуть в приоткрытую дверь триста десятого номера и получали явное удовольствие, несмотря на позднее время, когда самым разумным было бы лечь спать. Жаль, так думала одна я.

В душе зрело беспокойство. Я попыталась понять причину: подвела Наташку, Геру и сама оказалась в двусмысленном положении… Нет, не только это… Беспокойство нарастало, крепло и начинало походить на предчувствие. Мне вдруг очень захотелось исчезнуть, оказаться как можно дальше от этого места. Ближе к утру таковая возможность представилась.

Наташке я позвонила из автомата.

— У меня новость.

— Пять утра, — зло прошипела она.

— А у меня плохая новость, как раз ко времени.

— Ты надавала ему пощечин?

— За что, интересно? Он семьянин и гражданин, к сожалению.

— Давай свою плохую новость.

— В номере напротив убили парня. Кажется, мы видели убийцу.

— Что значит «кажется»?

— Аркадий Юрьевич утверждает, что видел. Я же, конечно, ничего не видела, не слышала, следовательно, свидетельствовать не могу. Зато на него потратили тонну бумаги.

— Он что, псих?

— Похоже на то… Твоя была идея подсунуть меня вместо своей особы?

— Ну?..

— Вот и выкручивайся, свидетель. Наташка что-то заверещала, но я повесила трубку. Села в машину, включила «дворники» и призадумалась. Домой мне совершенно не хотелось, к Наташке тем более. Кажется, больше не к кому. Аркадия Юрьевича поместили в номере в другом крыле гостиницы (попросился все-таки подальше от покойника), и сейчас он скорее всего спал крепким сном, удовлетворенный сознанием выполненного долга. Я вздохнула и завела машину. Было одно место на свете, где я могла спрятаться от всех и на досуге поразмышлять над причинами неожиданно накатившего страха. В двадцати километрах от города в тихой деревушке стоял старый дом, доставшийся мне от какой — то неведомой тетки по отцовской линии. Я была так мудра, что никому о нем не рассказывала. Туда я и направила свои стопы, вернее, колеса.

Дождь зарядил надолго. Бесконечный дождь в деревне кого хочешь доконает, я не исключение. Слоняясь из угла в угол, смотрела из окна, как мокнет под дождем Наташкина машина, и думала о разной чепухе. Например, как здорово бежать под дождем, шлепая босыми ногами по теплым лужам. Пробовать, однако, не стала: холодно, и ничего, кроме простуды, такая затея не сулила. Я без конца пила чай и бродила по дому. Через два дня мне все надоело, и я решила: вернусь. Гера с Наташкой за это время если и не смогли избежать неприятностей, то хотя бы успокоились и не станут насылать на мою голову кару небесную. Утешив себя таким образом, я после полу дня поехала домой.

Дождь кончился, а я боялась, что он будет лить до конца света. Солнце робко пробивалось сквозь серую пелену, радуя торжеством светлого начала над темными силами. Два дня абсолютного безделья явно пошли мне на пользу.

Я подъехала к дому со стороны задних ворот, но въезжать внутрь не стала: Наташа скорее всего сейчас у меня, и законное средство передвижения надобно ей вернуть. Калитка почему-то оказалась открытой, что было странно: Наталья человек аккуратный, а про Геру и говорить нечего. Неужели они так на меня разозлились, что изменили своим привычкам?

Сад выглядел уныло, столик с парой стульев как-то жалко, а все в комплексе мне почему-то не нравилось. Я обошла дом: тишина и странное запустение, точно отсутствовала я не два дня, а два года. Возле гаража стояла моя машина с открытой дверцей. Страх накатил мгновенно, сдавив горло и сбивая дыхание. Я направилась к парадной двери, дернула ручку: заперто. Вновь обошла дом и толкнула дверь кухни — она с неожи данным скрипом открылась. Я тревожно огляделась: пусто, чисто, внешне безопасно. Войдя в коридор, громко позвала Наталью. Дом отозвался гулкой тишиной, точно замок Спящей Красавицы. Я направилась к своей спальне и тут почувствовала, что ковер под ногами странно чавкает. Из ванной доносился слабый шум, из — под двери сочилась вода. Уже зная, что сейчас увижу, я рванула дверь. Наташка лежала на полу возле раковины, одетая в мое синее кимоно. Руки раскинуты в стороны, одна нога странно вывернута… Лица не было: выстрел в упор превратил голову в кровавое месиво.

Кран закрыли неплотно, вода лилась через края ванны. Стакан с коньяком и лимон дольками на столике рядом. Я до отказа закрутила кран, села на мокрый пол и заревела.