Евгений Монах - Братва: Век свободы не видать

Писатель считает, что обладает преимуществом перед другими авторами этого жанра — своим глубоким и техничным знанием современного преступного мира. Со временем Монах хочет порвать также с тематикой, которая его занимает сегодня, чтобы писать книги романтических и лирических рассказов.

Пилар Боннет

Опять все тот же надоедливый, с непонятной периодичностью повторяющийся сон: иду с неизвестным молчаливым попутчиком по ночному лесу. Мертвая тишина, лист не шелохнется, хотя в вышине явно свирепствует буря — клочковатые облака бешено несутся по небу, словно их нахлестывает кто-то невидимый. При бледном свете полной луны вдруг разглядел под деревьями неподвижно сидящие человеческие силуэты. Их было не меньше сотни.

— Кто это? — спрашиваю у сопровождающей меня темной личности.

— Все они убиты тобой, — глухо отвечает странный незнакомец, не поворачивая головы.

На этом сон, как обычно, прервался.

Очнулся, ясно, с чугунным шариком в голове и мутной хмарью на душе. Вышибить из мозгов воспоминание о неприятном сновидении не смогло в этот раз даже привычное действенное «лекарство» — рюмка марочного коньяка.

«Пора кончать с этой дурацкой бодягой!» — Я решительно поднял телефонную трубку и набрал домашний номер Цыпы.

Еще не было и восьми часов утра, но Цыпа отозвался моментально и бодрым голосом. По ходу, соратнику хватает для общения с Морфеем всего-то нескольких часов — ведь расстались мы с ним далеко за полночь. Здоровый молодой организм, ничего не скажешь. Даже зависть берет. После традиционных приветствий я перешел к делу:

— Слушай сюда, брат. Найди по справочнику координаты какого-нибудь авторитетного местного психоаналитика и заезжай за мной. Только давай без лишней канители. Думаю, за часик запросто управишься. Ладушки?

— Все будет в лучшем виде, Евген. Минут через двадцать пять нарисуюсь как штык. Гарантия.

— Действуй! — Я вернул трубку на рычаг и поплелся в ванную комнату принимать контрастный душ. Раз французский коньяк оказался бессилен, может, горячие и ледяные отечественные струи приведут мои растрепанные нервы в относительный порядок. Чем черт не шутит.

Сверхсамоуверенный Цыпленок, как всегда, преувеличил собственные возможности и со временем промахнулся. Правда, на несколько минут всего — появился у меня примерно через полчаса.

— Отыскал знатного психоспециалиста! — с порога похвастался подручный. — А зачем он тебе? Хочешь использовать в какой-то хитрой акции?

— Пальцем в небо, браток! Просто желаю идти в ногу с цивилизованным западным обществом. Там каждый приличный человек имеет личного психоаналитика. Мода такая, — пояснил я, не желая вдаваться в подробности своих регулярных ночных видений.

— Ясно. — Цыпа помолчал, скорбно поджав губы. — Опять «крыша» дымится? Я ж тебе говорил, Евген, не налегай ты так сильно на коньяк! Не доведет он нашего брата до добра, гарантия!

— Не каркай! Я уже почти завязал с выпивкой. Сегодня, к примеру, всего лишь одну рюмку принял. Исключительно для аппетита.

— В натуре? Вот замечательно, Евген! — обрадовался наивный Цыпа. — Так и дальше стой!

— Как скажешь, братишка, так и будет, — легко согласился я, набулькивая себе в рюмку новую дозу ароматной огненной жидкости.

— А это что — для улучшения пищеварения? — подозрительно уставился на меня соратник своими небесно-голубыми глазами, явно намереваясь добавить нечто саркастическое.

— Ошибаешься, брат. Это всего лишь дань старинной русской традиции. «На посошок» называется. Мы ведь сейчас к твоему эскулапу поедем. А добрые традиции, как ты должен уже давно усвоить, я запостоянку свято чту. Приверженность к ним в крови каждого истинного российского интеллигента!

Отправив содержимое хрустальной емкости по прямому назначению, я оперативно сменил влажный махровый халат на свой обычный прикид — черные джинсы и кожанку. Неразлучный «братишка» занял привычное место под мышкой.

— По коням, труба зовет! — пошутил я и, чтоб ободрить насупившегося Цыпу, хлопнул его по литому плечу, направляясь к выходу из квартиры.

До резиденции частного психоаналитика Льва Карловича Рисселя шипованные колеса «мерса» доставили нас менее чем за четверть часа.

Трехэтажный дом из белого силикатного кирпича производил приятное впечатление солидной добротности и даже некой аристократичности. Наверно, из-за старинных готических арок и витражей.

Лев Карлович занимал четырехкомнатную квартиру на втором этаже. Открыл нам дверь лично сам. По ходу, экономил на прислуге, как и все рачительно-скуповатые немцы. Хотя, если судить по ушам-«пельменям», он скорее смахивал на еврея. Российские иудеи ведь так грамотно навострились переделывать свои ФИО, что ни в жизнь не догадаешься об их истинном происхождении. Разве что в городской бане их можно сразу определить, но, как известно, евреи общую баню посещать брезгуют. Либо просто не желают «засвечивать» посторонним свое смешное «обрезание». Смешное уже потому, что оно в корне противоречит, насколько я знаю, святому Евангелию, благой вести то бишь.

Впрочем, во всем остальном внешность Льва Карловича была вполне импозантной: аккуратно зачесанные назад благородно-серебряные волосы над высоким «профессорским» лбом, умные светлые глаза неопределенного цвета, волевой, гладко выбритый подбородок, телосложение симметричное и даже спортивное, несмотря на угадывающуюся полноватость. Вместо костюма на психоаналитике были надеты демократичные синие джинсы и такая же рубашка.

— Без предварительной записи принимаете? — поинтересовался я. — Сумма вашего гонорара никакого значения не имеет. Мне просто нужно проконсультироваться по поводу некоторых мелких отклонений…

— Вас прислали из районной поликлиники?

— Нет, уважаемый Лев Карлович. Сей ранний визит предпринял чисто по своей личной инициативе, будучи широко наслышан о вашем высоком уровне профессионализма.

— Как, простите, вас звать-величать, господин хороший?

— Евгением Михайловичем. А это мой шофер господин Цепелев. Ему ваши аналитические услуги не понадобятся.

— Прекрасно. Проходите, любезный Евгений Михайлович, прямо в кабинет, а ваш водитель пусть в приемной подождет, журнальчики полистает на досуге.

Первая комната имела весьма скромную меблировку — кожаный диван, несколько кресел и низенький полированный столик, заваленный всевозможными журналами в ярких глянцевых обложках.

Мы со Львом Карловичем сразу прошли во вторую, смежную, комнату, оставив Цыпу любоваться продукцией отечественной полиграфии в приемной.

Кабинет специалиста по людским психозавихрениям выглядел более внушительно и презентабельно. Роскошный желтый ковер с длинным мягким ворсом покрывал все двадцать квадратных метров пола. Посередине стояли массивный письменный стол и два глубоких велюровых кресла, стены интеллигентно украшали деревянные стеллажи с уймой книг в красивых переплетах с золотым тиснением на корешках. Вся литература на медицинские темы, наверно. Все это хозяйство мягко освещалось настольной лампой под зеленым абажуром, так как окна были тщательно задернуты плотными темными портьерами. Ну, тут все на поверхности — таким нехитрым способом эскулап создавал атмосферу интимной доверительности. Понятно, что нервным пациентам легче базарить про сокровенное в электрической полутьме, чем при ярком солнечном свете.

— Так в чем ваши проблемы, любезный Евгений Михайлович? — подбадривающе-участливым бархатным голосом спросил эскулап, когда мы удобно устроились в креслах по разные стороны письменного стола.

Я без утайки поведал аналитику давно преследующий меня пакостный сон о мертвых под деревьями. Не скрыл от врача и приступы черной депрессии, регулярно накатывающие девятым валом на мои чувствительные нервы.

— Во время данных сновидений вы испытываете страх или, возможно, даже ужас? — Лев Карлович с интересом глядел на меня, как на заморскую диковину какую-то.

— Ничего подобного! — отмел я унизительное предположение аналитика. — Трупов я не боюсь. Как говорится, мертвые не кусаются. Поражаюсь лишь просто, откуда их столько много взялось? Непонятно и потому очень неприятно. Такое ощущение, будто кто-то внаглую вешает на меня чужие мокрухи.

— Понимаю… То есть некоторое количество лесных фигурантов за вами все же числится? Я правильно понял?

— Ну да. Но это все в далеком прошлом. Ошибки юности, так сказать. За них государству сполна уплатил тремя пятилетками строгой изоляции. Нынче я нормальный российский бизнесмен.

— Пьете много?

— Как все. В меру сил и возможностей. Впрочем, стараюсь ограничивать себя. Чтоб сохранить голову на плечах: в моем нелегком бизнесе она должна быть трезвой. Хотя бы частично.