Элмор Леонард - Будь крутым

Она поет в составе группы, выступающей по клубам и по заказам, на домашних вечеринках в пригородах Лос-Анджелеса, так что если он легок на подъем и желает вдоволь посмеяться… Говорила она с растяжкой, с выговором, показавшимся ему не южным, а скорее присущим уроженкам Дальнего Запада. Группа, сказала она ему, называется «Цыпочки интернешнл» — цыпочка белая, черная и цыпочка азиатского вида, и на каждом из их выступлений стыда не оберешься, потому что занимаются они перепевами, своего они не поют — его у них просто нет. Помнится, он сказал, что многие начинают подобным образом — надо же время, чтобы притереться друг к другу. Но она возразила, дескать, если хочешь пробиться, надо петь собственные вещи и «иметь свой стиль». Ему эти слова понравились. Потом она сказала, что перепевы их хуже некуда: «Мы берем песни „Спайс герлс“, а девчонки и петь-то толком не умеют».

После этого наступила пауза.

Чили стоял возле писсуара с прилипшей ко рту сигарой и слышал голос Линды в телефонной трубке: «Простите, это связь прервалась». Он спросил, как ее зовут, и она ответила: «Линда. Линда Мун».

Разговор длился еще несколько минут, и все это время шла запись. Он прослушал разговор еще раз, чтобы услышать этот выговор с легкой растяжкой, этот тон, искренний, неподдельный. В следующий раз он прослушает это, уже имея в голове сюжет: о девушке, которой нравилось петь, но не нравилось то, что она пела. Почему же она не бросит все это к черту?

Чили пошел обратно к столику, на ходу придумывая, что он скажет Томми. Его надо удивить, изобразить заинтересованность, начать импровизировать сценарий. Парню, списанному с Томми Афена, предстоит быть в центре. Звать его будет… Томми Аморе, как поется в песне, где еще луна кажется похожей на огромную пиццу. Что же касается девушки… Она поет в составе группы, но хочет петь по-своему. Она приходит в рекорд-студию к Томми, и с первого взгляда тот теряет голову, и дело начинает пахнуть керосином, черт его дери совсем. Что ж, она действительно талантлива? Правильнее будет сказать — из нее может выйти толк, если она будет слушаться Томми, делать все, как он велит. Но Линда своенравна и имеет собственное мнение. Она постоянно воспринимает в штыки то, что говорит Томми. В то же время развивается, так сказать, дополнительная сюжетная линия — тип, который, как подозревает Томми, преследует его… Тут настоящий Томми начнет кивать, потому что, может быть, ты попал в точку. Словом, все как в «Поймать Лео»: придумываешь сюжет, раздобываешь себе звезду для того, чтобы картина получилась, а дополнительная сюжетная линия — это стараться, чтобы тебя не убили, пока ты занимаешься картиной. Да, сделать так, как ты расскажешь. Как, похоже, и делаются все фильмы.

Выходя из «Эпикурейца», Чили Палмер взглянул на часы. Был час пополудни, и день стоял прекрасный — солнечный день середины сентября, когда на градуснике 25°, и машины по Беверли-бульвар идут ровным потоком, и пробок нет, как это чаще всего бывает в середине дня.

С Лорел-авеню из-за поворота на Беверли выкатил большой, с четырьмя дверцами, немытый седан. На повороте он вынужден был на несколько секунд встать, а Чили, подносивший в это время спичку к потухшей гаванской сигаре, оказался как раз напротив. Он обратил внимание на человека на переднем сиденье и рассмотрел его с расстояния не больше пятнадцати футов, потому что волосы того как-то не подходили его лицу. Лицо казалось гораздо старше, чем эта густая и черная шевелюра, похожая на парик, слишком большой по размеру. Мужчина повернулся, и Чили заметил, что на нем были солнечные очки. Мужчина глядел прямо на Чили, нет, глядел он мимо него, а потом седан тронулся, свернул на Беверли, очень медленно свернул, миновал припаркованные у тротуара машины и среди них машину Томми — белый «роллс», нарядный, как свадебный торт, — поравнялся с «фордом»-пикап и встал. Чили ждал. Это было похоже на сцену из кинофильма.

Передняя дверца седана открылась, и мужчина в парике вылез наружу. Жилистый такой, небольшой, лет пятидесяти. Нацепил на голову парик — волосы какой-нибудь кореянки, чтобы выглядеть моложе. Чили пожалел его. Не понимает, что в парике он выглядит дурак дураком. Надо бы ему это сказать, а сказав, тут же пригнуться. Похоже, мужчина этот из тех коротышек, что вечно настороже и в каждом слове усматривают обиду. Чили увидел, что мужчина смотрит в сторону кафе «Эпикуреец». Внимательно смотрит. А потом Чили увидел, что мужчина поднял обе руки, и в руках у него, о, господи, пистолет — на ярком солнце сверкнул металл. Теперь мужчина держал пистолет в одной руке и тянул эту руку вперед. Чили успел только крикнуть: «Томми!» Громко крикнуть, но было поздно. Мужчина в парике стрелял в Томми, выпуская пули одну за другой, как в тире. Стрельба была оглушительной, и тут же раздались вопли, скрежет стульев, люди бросились под столики на землю, послышался звон стекла — это разбилась витрина позади того места, где сидел Томми, а сам он продолжал сидеть неподвижно в своем кресле, свесив голову, весь усыпанный осколками и с осколками в волосах. Чили видел, как мужчина в парике оглядел картину содеянного им разрушения, видел, как он повернулся к машине, дверца которой так и оставалась открытой, и сунул руку внутрь, к ветровому стеклу. Он не спешил и сейчас глядел в его сторону, глядел прямо на Чили. Окинув его внимательным взглядом, он сел в машину, и она укатила.

Какая-то женщина воскликнула: «О, боже!» — и, отвернувшись, попыталась выбраться из толпы, собравшейся поглазеть на Томми Афена, тяжело осевшего в кресле. В толпе стоял и Чили, чувствуя, как люди все прибывают. Они спрашивали, попал или не попал и вызвали ли «скорую». Спрашивали, знаменитость ли Томми. Кто-то сказал:

— Вызвали по девять-одиннадцать.

Другой мужчина, стоявший рядом с Чили, спросил его:

— Ведь вы были с ним, не так ли?

Другой сказал:

— Да, они вместе были.

Судя по всему, пуля угодила Томми в голову. Всего одна пуля из пяти выстрелов, которые насчитал Чили и которые все еще отдавались в его ушах, но и одной пули оказалось достаточно. Чили стоял молча. Он видел все произошедшее, но предвидеть это не сумел и теперь чувствовал страх. Господи, он еще пожалел этого в парике, тратил время на жалость, вместо того чтобы крикнуть Томми, едва этот тип вылез из машины!

Чили знал, что должен немедленно убираться отсюда, если не хочет провести остаток дня в обществе сыщиков из отдела убийств, которые станут приставать с расспросами о том, что у него общего с Томми Афеном и почему они завтракали вместе. И почему его не было за столиком, когда шлепнули Томми. Сыщики станут искать Томми в компьютере. Они станут искать в компьютере их обоих, черт побери, и часами будут копаться в их прошлом.

Однако уйти он не мог. Как уйти, когда вокруг столько свидетелей, добропорядочных граждан, только и ждущих отправить его в полицию, оказать следствию посильную помощь. Он огляделся и увидел направленные на него взгляды. Когда он смотрел на них, люди отводили глаза и сторонились его, когда он пробирался в толпе, — какие-то хорошенькие девушки и несколько парней — костюмов с галстуками на них, конечно, не было. Но не успел он добраться до угла, как прибыли детективы — черный и белый, и полицейские в формах распорядились всем оставаться на местах и не покидать места происшествия. Потом первое, что сделали полицейские, это проверили водительские права у каждого свидетеля — у всех, говоривших, что видели парня раньше, чем от выстрела разлетелась витрина.

Детективы прибыли в «краун вике», и им тут же указали на Чили Палмера, с которым они побеседовали несколько минут, после чего спросили, не согласится ли он проехать с ними в Уилширский полицейский участок на углу Ла-Вреа и Венис-бульвар, пообещав доставить его обратно, чтобы забрать автомобиль.

Чили не выразил согласия, но и несогласия тоже не выразил. Он помалкивал, прокручивая в голове всю сцену, как бы мысленно записывая ее. Значит, парня, играющего Томми, делать главным героем нельзя. Какая звезда согласится, чтобы его шлепнули спустя десять минут после начала картины?

Нет, но это может стать зачином картины о музыкальном бизнесе.

Они провели Чили с заднего хода в дежурку, похожую на ту, что изображалась в «Барни Миллере», только эта была гораздо больше: сдвинутые столы, на каждом — компьютер, папки, картотеки с броской надписью: «Дела арестованных». Через дежурку его провели в кабинет, где детектив, отрекомендовавшийся Даррилом Холмсом, предложил Чили чашечку кофе. Чили сказал, что не возражал бы, черный, пожалуйста, и добавил:

— Знаете, впервые коп предлагает мне что-то, кроме как подписать «согласованное признание вины».

— Да? — сказал Даррил Холмс — Вам и это приходилось подписывать?

— Ничего и никогда я не признавал, и обвинение бывало снято, — сказал Чили. Он чувствовал, что Даррилу нравится его откровенность и что обходить острые углы с ним не нужно. Они смогут найти общий язык — два парня, черный и белый, оба в отличных костюмах — у Даррила костюм был бежеватый, — мирно болтающие в кабинете начальника сыскной службы.