Майкл Ридпат - Последняя сделка

— О'кей, — произнес Джил с глубоким вздохом. — Давайте решать, согласны ли мы вложить в дело еще три миллиона долларов. Ты, Фрэнк, насколько я понимаю, решительно против?

Мой тесть кивнул, подтверждая свой отказ.

— Ты, Арт, согласен на новые инвестиции?

— Нет.

— Рави?

Рави бросил взгляд через свои очки полумесяцем на мою памятную записку. Вьющиеся седые волосы, галстук бабочкой, широкое мясистое лицо делали его похожим на университетского профессора, а вовсе не на представителя венчурного бизнеса. Немного подумав и, видимо, приняв во внимание настроение партнеров, он отрицательно покачал головой.

— Дайан?

Дайан внимательно прислушивалась к дискуссии. Теперь все взоры обратились на нее. Единственная дама-партнер сидела, выпрямив спину, темные волосы обрамляли красивое лицо с высокими скулами. Она молчала, задумчиво выпятив нежные, прекрасной формы, губки, а я напряженно ждал ее слова.

— Думаю, что нам все же стоит продолжать, — произнесла она наконец. — Я понимаю позицию Фрэнка, но в то же время прекрасно помню, что, заключая договор, мы были готовы инвестировать в «Нет Коп» пять миллионов. Рынок выглядит весьма многообещающим, и нельзя исключать, что Крэг — именно тот человек, который одержит победу.

Я послал ей улыбку. Поддержка немного запоздала, но не оценить ее было невозможно.

— Спасибо, Дайан, — сказал Джил, уважительно выслушав девушку.

Все молчали, пока Джил еще раз изучал лежащие перед ним бумаги. Закончив читать, старший партнер немного подумал, откинулся на спинку кресла и, скрестив руки на груди, вынес свой вердикт.

— Нет, — твердо произнес он.

Теперь все смотрели на меня. Я чувствовал себя так, словно мне дали пощечину. Я проиграл схватку за проект. Видимо, мною была совершена какая-то ошибка, и она скорее всего не имела прямого отношения к «Нет Коп» или компании «Ревер». Чтобы привлечь на свою сторону Джила, мне следовало более тщательно обработать политическую почву. Нельзя было позволить Фрэнку напасть на меня из засады.

— Прости, Саймон, — видимо, жалея меня, произнес Джил. — Но в этом случае я на стороне Фрэнка. Если проект оказывается неудачным, нам всем приходится нести потери. В том числе и моральные. На то, чтобы понять это, у нас ушли годы. Учеба, поверь, досталась нам дорогой ценой. Теперь я прошу тебя поработать с юристами, чтобы те могли представить наше решение Крэгу самым благоприятным для нас образом. Учти, что я не хочу терять два инвестированных нами миллиона. Надо постараться вернуть хотя бы часть средств.

— Без дополнительных трех «Нет Коп» конец, — пробормотал я. — Мы с них ничего не получим.

— Спаси все, что можно, — ответил Джил.

Моя первая провальная сделка! Удар по моему эго, но жить с этим еще можно. Не исключено, что это был хороший урок для меня как для начинающего бизнесмена в сфере венчурного капитала. Однако отказаться от своего слова я не имел права.

— Я не могу сделать этого, — ответил я.

— Боюсь, ты чего-то недопонимаешь, Саймон, — сказал Джил, сурово на меня посмотрев. — Ты высказал свои аргументы. Мы тебя внимательно выслушали и приняли решение выйти из дела. Теперь твоя задача — это решение выполнить.

— Но у нас имеются моральные обязательства выделить средства для «Нет Коп». У меня есть моральные обязательства. Я не могу от них отступить.

Сидевший до сей поры молча Арт наконец взорвался.

— Перестань корчить из себя британского джентльмена! — рявкнул он. — Это бизнес. Мы поддерживаем победителей, а когда они перестают быть таковыми, то их бросаем. Да, это нелегко. Но именно таким образом мы делаем деньги для наших инвесторов.

— О'кей, о'кей, Арт, — сказал Джил, примирительно поднимая руку, и, обратившись ко мне, продолжил: — Я высоко ценю твое чувство долга, Саймон, но полагаю, что для него найдется место и в отношении нашей компании. Я согласен с тобой, у нас имеются моральные обязательства инвестировать средства. Но эти обязательства действительны лишь в том случае, если партнеры правильно ведут свой бизнес. В последнем мы как раз и не уверены.

Джил посмотрел на меня, ожидая ответа. Я промолчал.

— Все решения об инвестициях должны иметь в своей основе коммерческие реалии, — продолжил он. — А реалии в данном случае таковы, что дальнейшие траты не представляются возможными. Это не твое решение, а наше. И все мы просим, чтобы ты его реализовал.

Все взгляды снова устремились на меня.

— Не могу, — сказал я и, взяв со стола блокнот и ручку, вышел из комнаты.

Я уселся за свой стол в пустом кабинете, который делил с двумя другими сотрудниками, и попытался понять, что же произошло. Голова буквально разрывалась от нахлынувших мыслей.

Я поступил на работу в «Ревер» два года назад по окончании школы бизнеса. С самого начала я был решительно настроен на успех: я хотел хорошо заработать и отрешиться от своего прошлого. Прошлое, которое я желал выкинуть из памяти, состояло из отцовского титула, уже ставшего моим, частной школы, университета и армии. В свои двадцать с лишним лет я вдруг понял, что жизнь среди традиций и привилегий, которая, как мне внушали с детства, является вершиной мировой цивилизации, на самом деле есть не что иное, как пребывание в холодной тюремной камере.

Надо сказать, что в жизни офицера старого кавалерийского полка было много соблазнительного. Ощущение принадлежности к элите, чувство некоторого превосходства, тщательно выпестованное многими столетиями полковых парадов, разнообразные придворные церемонии и, наконец, мифический espritdecorps1 могли увлечь кого угодно. Но я вовсе не желал, чтобы меня соблазняли и увлекали. Солдаты, хвала небесам, все больше и больше удалялись на периферию современного мира, а у меня не было ни малейшего желания прозябать там. Я мечтал оказаться в центре событий. Я сумел спастись, бросив армию и добившись стипендии Гарвардской школы бизнеса. Америка, по моему мнению, страна неограниченных возможностей для тех, кто верит в свои способности и стремится самостоятельно добиться успеха, без оглядки на свою родину.

Я, вне всякого сомнения, принадлежу именно к таким людям.

Дела у меня пошли превосходно. Проект, связанный с лизингом персональных компьютеров, за шесть месяцев дал компании восемь миллионов при первоначальных инвестициях в пятьсот тысяч долларов. Это принесло мне в фирме признание — некоторые считали меня умным, а другие удачливым.

Джил был обо мне очень высокого мнения, так же как и Фрэнк — до сегодняшнего совещания. Я мечтал стать одним из партнеров, поскольку в венчурном капитале по-настоящему большие деньги получает лишь тот, кто стоит у руля.

Несколько месяцев назад Джил определенно намекнул на подобную возможность. Неужели я собираюсь одним махом положить конец столь удачно начавшейся карьере?

Но я дал слово и отказаться от него не могу.

А почему, собственно? Ведь это всего лишь одно из клише, запрограммированных школой и армией: «Джентльмен навсегда связан своим словом».

Нет, дело не в этом. Я встречал джентльменов, которые врали на каждом шагу. Дело гораздо проще. В мире есть такие люди, которым можно доверять, и такие, которым доверять нельзя. Я считал для себя очень важным быть среди тех, на кого можно положиться.

Совещание, видимо, закончилось, поскольку в офис вошли два других сотрудника.

— Тебя одолела жажда смерти? — спросил Дэниел, бросая блокнот на свой стол, стоящий у окна. Невысокий, тощий, с густой черной шевелюрой, Дэниел был самым напористым и, возможно, умным среди нас всех. — Если они сказали «нет», то, значит, нет. И тебе это хорошо известно.

Я в ответ лишь пожал плечами.

— Ну и круто же они с тобой, старик! — сказал Джон, положив на мое плечо руку. — Партнеры стерли тебя в порошок.

— Именно так я себя и ощущаю.

— Вообще-то я думаю, что в принципе ты прав, — продолжил он, включая компьютер. — Если ты считаешь, что должен что-то делать, то обязан продолжать.

— Полная чушь! — возмутился Дэниел. — Арт целиком прав. Делать нужно лишь то, в чем есть финансовый смысл. Именно этого ждут от нас наши инвесторы.

Эту сентенцию я пропустил мимо ушей. Спорить с Дэниелом по проблемам этики — дело совершенно бесполезное. Он был живым воплощением концепции рыночных сил как религиозной системы. Мы оба пришли из Гарварда, где, несмотря на обязательный курс этики, в нас вдалбливали, или, если хотите, объясняли в научных терминах, почему механизм ценообразования является одним из средств реализации этических принципов. Дэниел в подобных объяснениях не нуждался. Он, если можно так выразиться, от рождения свято верил в рынок.

Джон был совсем другой. Высокий, атлетического сложения, с мышиного цвета волосами, он казался гораздо моложе своих тридцати лет. Джон трудился в «Ревер партнерc» гораздо дольше, чем я и Дэниел. Его отец, Джон Чалфонт-старший, считался одним из богатейших людей Америки. Папаша превратил небольшую фирму «Чалфонт контролз» в многомиллиардную корпорацию и вот уже лет двадцать регулярно печатается в деловых журналах, делясь своими соображениям о тружениках-американцах, продажных политиканах и недобросовестной конкуренции со стороны иностранного капитала. Взгляды Джона-старшего широко тиражировались по всей стране.