Вольф Хаас - Приди, сладкая смерть

И еще тут сыграло роль, что самого Бреннера в прошлом году спасла служба спасения. У него тогда мизинец был отрублен, про это еще в газетах большими буквами писали. Слава богу, пришили на место. Но еще чуть-чуть, и он бы истек кровью. В тот раз он едва успел соскочить с лопаты могильщика.

Это я к тому, чтоб разъяснить, как Бреннер оказался в форме спасателя и сидел теперь в дежурке. Он вяло пролистывал журнальчик, потому что тянулся один из тех ужасных дней, когда ну просто совсем ничего не происходит. Как будто во всем городе ни тебе инфаркта, ни несчастного случая, ровным счетом ничего. И сезон самоубийств у школьников еще не начинался, потому что аттестаты должны были выдавать только недель через пять.

И праздник на Дунайском острове тоже только через пару недель. Когда тебе приходится увозить половину Вены, то есть почти миллион человек, с алкогольным отравлением. Социалисты уже подумывают на свой праздник просто откачать Дунай и вместо него пустить бесплатное пиво, тогда можно было бы сэкономить на установке павильонов, просто подогнав народ к берегу, но, к сожалению, технически это пока неосуществимо.

Однако сегодня и намека не было на подобное развлечение. А в такие дни в службе спасения можно с ума сойти от тоски. Десять, двадцать мужиков торчат в дежурке и смертельно скучают.

— Надо же, как совпало, — сказал вдруг санитар Маркштайнер и ткнул пальцем в страницу иллюстрированного журнала «Ди Бунте», которую в этот момент как раз читал Бреннер. Бреннер сделал вид, что не замечает, что Маркштайнер говорит с ним. Тогда тот просто прибавил раза в два громкости:

— Посмотри-ка на часы, Бреннер!

— А что, ты сам так и не научился определять время? — сказал Бреннер и все-таки тут же посмотрел на часы, белые кухонные часы с черными стрелками, возраст которых явно перевалил уже за тридцать. И кому только пришло в голову повесить в суперсовременном офисе службы спасения эти старые кухонные часы, которые сейчас показывали ровно двенадцать.

— Двенадцать часов дня! — ликовал санитар Маркштайнер.

— И что?

— А ты как раз читаешь про Стефанию, принцессу Монако.

— Ну?

— А мать у ней играла в вестерне «Двенадцать пополудни»!

Ведь когда так вот торчишь в дежурке и ждешь срочного вызова, то сойдет любой повод, чтоб немного развеяться.

— Главную женскую роль, — вмешался в разговор Малыш Берти. Рост у него метр девяносто два, тощ как карандаш, но всю жизнь его звали «Малыш Берти».

— А что ей, мужскую, что ли, играть! — заткнул ему рот Маркштайнер и прекратил разговор так же внезапно, как навязал его Бреннеру. Потому что Малыш Берти был всего лишь жалким восьмитысячником, пешкой в акции министерства по созданию восьми тысяч рабочих мест. А профессиональный водитель не может допустить, чтобы в его разговоры встревал какой-то восьмитысячник.

Вот из-за этой самой министерской акции «Восемь тысяч рабочих мест» Малыш Берти иногда действовал Бреннеру на нервы. Хотя сам по себе он был еще ничего, довольно приятный. Такие иногда даже темных очков не надевают, когда в машину садятся. Но он был недоволен своей работой в службе и, с тех пор как узнал, что Бреннер раньше был детективом, носился с мыслью, что мог бы открыть на пару с Бреннером детективное агентство.

А сегодня был как раз такой опасный день, когда он мог снова завести об этом разговор. Потому что время просто стояло на месте. В четверть первого все еще ни единого вызова.

Бимбо уже в третий раз снял золотую цепочку со своей накачанной шеи и выковыривал ногтем грязь из мелких звеньев.

— С ума сойти, до чего быстро эти цепочки дерьмом забиваются! — заорал Бимбо с такой яростью, будто хотел обучить мыть машины какого-нибудь солдатика альтернативной службы.

На самом деле это он со своей цепочкой так резко разговаривал. Солдат альтернативной службы от них забрали еще два года назад. С тех пор они начали терять преимущество перед Союзом спасения. Но Бимбо все же был рад, что не нужно больше иметь дел с этими слабаками.

— Я вот все думаю, и откуда только это дерьмо берется! — наседал Бимбо на свою золотую цепочку. — Ты представь, ведь вся эта дрянь в воздухе висит! А мы этой дрянью дышим!

— А может, это вовсе и не из воздуха. — Это Малыш Берти вмешался в разговор между Бимбо и его золотой цепочкой.

Когда министерство отменило восьмитысячную акцию и альтернативную службу, нескольких восьмитысячников взяли на постоянную работу. Хотя среди своих они так навсегда и остались восьмитысячниками. И тут прозвище пошло Малышу Берти на пользу, потому как у остальных пяти вообще никаких имен не было, их так и называли всех скопом — восьмитысячники.

У Бимбо красной сделалась не только шея, но и физиономия, будто Малыш Берти ему бог весть что сказал. Ведь что здесь нужно учесть: Бимбо просидел в дежурке уже полтора часа. Битых полтора часа ни одного красного светофора. И даже ни единой поездки за дристунами. Ну и какая-то агрессия, конечно, скапливается, не без того.

— Что это ты лопочешь, салага? — взвился Бимбо, хотя он был всего на пять лет старше Малыша Берти. — Откуда ж ей еще взяться? Ты что думаешь, она из цепочки выделяется?

— А может, из твоей шеи?

Приехали. Самый большой идиотизм в том, что все захохотали. Бимбо же твердо усвоил, что драки в служебное время строго запрещены. Поэтому он просто не спеша надел свою цепочку на шею. А потом произнес:

— Я об восьмитысячника руки марать не собираюсь.

После этого минут пять было тихо, и Бреннер мог преспокойно изучать истории о половой жизни английского королевского дома. А потом опять этот Маркштайнер:

— Я всегда говорил, у них это от постоянной езды верхом, потому-то вся голубая кровь такая похотливая.

Была у Маркштайнера одна отвратительная привычка. Сам он никогда не возьмет почитать газету или журнал из стопки со стола, даже если целый день в дежурке сидит. Но стоит кому-нибудь заинтересоваться статьей, как он обязательно должен встрять со своими замечаниями.

Без четверти час Бреннер отложил журнал, а когда он через десять минут посмотрел на часы, было все еще без четверти час. И фокус был не в том, что кухонные часы остановились, они-то шли правильно, ведь уборщица каждое утро их заводила, так что тут все было в полном порядке. Просто внутренние часы Бреннера от скуки стали постепенно сдавать.

И в час все еще ни одного вызова.

— В нашей работе от этого просто с ума можно сойти, — прервал молчание Бимбо. — Мы ведь все время на улице, в потоке движения, воздух дрянной, сплошной транспорт вокруг. Я по своей золотой цепочке вижу. Но знаешь, что я тебе скажу? Моя новая, которую я вчера надевал, вот она нисколько не пачкается! В нее вся эта дрянь просто не попадает!

Неделю назад Бимбо купил себе новую золотую цепочку, она была в три раза дороже самой дорогой из его старых. Самая тоненькая и самая дорогая! А сегодня он в первый раз для разнообразия надел одну из старых. Поэтому ему и приходилось в качестве компенсации говорить о новой:

— Это только простые якорные, которые крест-накрест приварены, вот те грязнятся. А моя новая неприваренная. Она вручную склепана! На ней хоть в полтонны груз подвешивай — и то не порвется! И никакая дрянь в ней не застревает!

— А зачем тогда ты это старье носишь? — теперь вмешался уже старик Ланц, ну тот, помнишь, который две недели назад у сосисочного ларька Рози обставил Бимбо.

А Бимбо опять покраснел как светофор:

— Что значит «старье»? Что ж я, по-твоему, все остальные теперь выбросить должен? Только потому, что они крест-накрест сварены? Будем менять помаленьку. Как с бабами.

Старик Ланц сразу угомонился. Потому что, ясное дело, Бимбо и дочка Ланцева. Про это уже несколько дней шли разговоры.

— Да уж, не всякий день праздник, — подал голос сонный Ханзи Мунц. — Иной раз чего только не случается, работы невпроворот, не успел еще с надувного матраца мозги самоубийцы смыть, как тебе на него надо инфаркт миокарда укладывать.

— Когда это ты матрац-то мыл?

— А потом вдруг простой, — Ханзи Мунц не дал Бимбо сбить себя с толку, — нет вызовов даже за дристунами.

Тут нужно объяснить: интересные вызовы случаются редко. Обычно время проходит в поездках за дристунами: например, свозить старуху на диализ, а через два часа снова забрать. Доставить пациента из госпиталя Вильгельма к Милосердным братьям, а взамен взять другого в ЦКБ. Или отвезти контейнер с донорской кровью из центра переливания в травматологию. Или везешь кого-нибудь на занятия для больных Паркинсоном. Или на гимнастику для стариков. Иногда попадаются чудаки с такими дополнительными страховками, что нужно еще радоваться, когда тебя не заставляют возить их на «скорой» в кафе.

Да, действительно, звонок в дежурке звенел куда реже, чем приходила пневматическая почта, по которой перебрасывались из диспетчерской формуляры для обычных вызовов. Обычные вызовы. Не хочется все время повторять «поездки за дристунами» — звучит вообще-то не очень хорошо. Для срочных вызовов давали сигнал жутко дребезжащим звонком, и уж тут ты должен был бегом нестись на улицу, а если Молодой заставал тебя идущим обычным шагом, то такая буря начиналась, не дай боже.