А. Шантарский - Не верь

— Боевая ничья, — предложила она и упала лицом вниз, с удовольствием обнимая теплый песок. На этой стороне народу практически не было, мало кто решался на длительный заплыв. Паша подогнул усталые ноги и сел рядом. На противоположном берегу люди казались совсем крошечными.

— Зря мы с тобой эти гонки затеяли, нет желания повторять обратный путь.

— Можно по суше вернуться, — предложила собеседница. — До автодорожного моста не более двадцати минут ходьбы. Идти по дорожке в тени деревьев — одно удовольствие.

Этот берег был усеян тополями и соснами. Воронежев бросил еще один унылый взгляд туда, где осталась Лена, и засомневался, что у него хватит сил добраться к ней коротким путем. Он молча поднялся, запрыгнул на крутой, но невысокий обрывчик, одной рукой ухватился за ветку дерева, а вторую протянул Платоновой.

— Цепляйся.

Та улыбнулась и схватилась за его руку. Пока ее план сбоев не давал. В дальнейшем к ним должны были привязаться двое парней, с которыми Оля договорилась инсценировать скандал, и она в экстремальной ситуации должна была оказаться на высоте. Школьница где-то вычитала, что острота ощущений вызывает взрыв эмоций, и надеялась, что они будут положительными и направленными в ее сторону.

Они шагали по довольно широкой лесной тропинке, ступая по мягкому ковру притоптанной травы. Спутница осторожно взяла Пашу под руку.

— Как далеко зашли у вас отношения со Смугловой, — притворилась она несведущей, — до сих пор любовь крутите?

Платонова старалась придать интонации оттенок безразличия, но у нее это получалось неважно, и скорее всего из-за того, что она предвидела развитие ближайших событий.

— Хорошие у нас отношения, лучше не бывают. — Юноша высвободил руку. — Сдается, что ты специально затащила меня на этот берег.

— Вот тебе раз! — наигранно всплеснула руками собеседница. — Я что, тебя силой тащила?

— Ладно, — буркнул Воронежев и ускорил шаг. В этом месте тропинка петляла, и на одном из виражей он чуть не столкнулся с двумя парнями лет двадцати-двадцати двух.

— Куда несешься? — проявил недовольство первый и толкнул Пашу в грудь.

— Приношу свои извинения, — вежливо отозвался подросток, уступая дорогу. Среди ровесников он не слыл трусом, но посчитал, что ввязываться в потасовку со старшими, более крепкими, к тому же из-за пустяка, не имеет смысла.

— Смотреть надо, — вмешался второй и занес руку для удара. Воронежев догадался, что дипломатия исчерпала себя в самом начале, эти двое предпочитают силовой метод воздействия. Он увернулся, отскочил в сторону, заметив увесистую корягу, поднял. Противники медленно надвигались на него. Один тоже вооружился палкой, а в руке второго блеснуло выкидное лезвие. По задуманному сценарию пришло время вмешаться Платоновой. Она должна была закричать, кинуться на одного из хулиганов и сделать вид, что царапает ему лицо. Тот, в свою очередь, должен был отскочить, выронив нож. После произнесенного напарником слова «ненормальная» они должны были махнуть на них рукой и удалиться. Казалось бы, все проще простого. Но строить планы — одно дело, а осуществлять их — совсем иное, даже если они немудреные.

— А-а-а, — заголосила Оля, — не трогайте его! — и бросилась на помощь объекту своего обожания. Но тут-то и произошла неожиданность, которая сделала ситуацию неуправляемой.

— Не вмешивайся, — властно произнес Павел, преградив ей дорогу. Он-то ничего не знал и надеялся только на свои силы. Помогло ему и то, что нападавшие дальнейших инструкций не имели и застыли в угрожающих, но нелепых позах, чем не замедлил воспользоваться обороняющийся. Он с силой ударил одного палкой по руке, и нож выпал. Второй понял, что дело принимает серьезный оборот, и, если не принять мер, то достанется и ему. «Лучшая защита — это нападение» — решил он и опустил свою палку на спину Воронежева. Тот упал, но, превозмогая боль, скрипнул зубами и ухватился за рукоятку ножа. Воронежев вскочил, вооруженный корягой и ножом, его искаженное лицо не сулило пощады. Теперь им действительно владели эмоции, но совершенно не те, которые рассчитывала вызвать Платонова.

Конечно, двое молодых, но уже взрослых людей без труда справились бы с совсем еще юным соперником и без оружия, но Оля настояла на применении ножа в виде устрашения. Да и сейчас еще парни могли предотвратить кровопролитие, но растерялись. Паша же использовал корягу для отвлекающего маневра, взмахнув ею. Хулиган машинально откинул свою палку в ту же сторону и, как говорят боксеры, раскрылся. Воронежев же полоснул лезвием по его груди, разорвав рубашку и прочертив острием по коже.

— Ах ты, гад! — пришел в себя второй и ухватился за вооруженную руку. Паша нож не выпустил, а ударил его палкой по голове. Больше уже никто себя не контролировал, и схватка завязалась нешуточная. Более сильные соперники свалили его на землю, но он умудрился вогнать кончик лезвия в плечо второго. В конце концов нож у него отняли и полоснули им по лицу. Верхняя губа раздвоилась, а через всю щеку зиял свежий и глубокий порез, кровь залила глаза.

— Прекратите! — кричала Платонова, но ее никто не слушал. Она даже дернула одного из парней за ворот рубашки, чтобы они оставили юношу в покое, но только усугубила обстановку. Паша изловчился и приложился пяткой к переносице соперника. Удар оказался настолько болезненным, что тот рассвирепел. Он кулаком отбросил заступницу к дереву, где та, присев, сжалась в комок и что-то шепотом причитала. Затем крикнул напарнику:

— Держи его крепче, — и острое лезвие легко вошло в живот.

— Что ты наделал? — выпустил жертву перепуганный напарник. Но его друг и сам уже смотрел с ужасом на дело своих рук. Пашина рука сжимала рукоятку ножа, а широко раскрытые глаза, казалось, запоминали убийц. Он чувствовал, что жизнь покидает его.

— Уходим, — предложил первый, прижимая снятую рубашку к порезанной груди. Второй обратился к Платоновой:

— Запомни, это твоя идея. Заложишь, за собой потащим, — и изгиб лесной тропинки скрыл их из поля зрения.

Оля почему-то ползком добралась к юноше и положила его голову к себе на колени, перепачкавшись кровью. Паша почувствовал, что щеку пощипывает, и догадался, что еще жив. Он с трудом разомкнул отяжелевшие веки и прошептал ослабевшими губами:

— «Скорую». Может, им и удастся меня спасти.

Оля, скорее всего, даже не услышала, а угадала его просьбу.

— Что это я тут сижу? Ты полежи, миленький, я скоро. — Она осторожно и бережно переложила голову раненого на траву. — Только не умирай, очень тебя прошу.

В босые ноги впивались колючие ветки, но она бежала, пока не выскочила на автотрассу…

Паша и сам уже не мог утверждать с точностью: приснились ли ему люди с носилками и в белых халатах или он их видел наяву.

Виталий Шумилин втянул голову в плечи и поднял воротник легкой болоньевой куртки, но мокрый снег все равно попадал за шиворот. Большие серые глаза девятнадцатилетнего призывника радости не выражали, промозглую осеннюю слякоть он ненавидел. Состав долго не подавали, а сырой ветер до костей пронизывал новобранцев, выстроенных в две шеренги на платформе. У Шумилина были возможность и время задуматься о своей последней неудаче. Если бы он не подвернул в финальном бое лодыжку, то наверняка бы выиграл схватку и стал чемпионом Уральского региона по вольной борьбе. А затем — и звание мастера спорта, и служба в ЦСКА, и мало ли еще какие перспективы. А так два месяца ушло на восстановление после травмы, а за оставшиеся до новых соревнований полтора месяца он не набрал лучшей спортивной формы. И тренер не выставил его кандидатуру в состав сборной области. От обиды быстро сломался. Первая сигарета, выпивка, девочки. Хотелось показать, что ему на все наплевать, что обойдется без наставников. В результате год отсрочки пролетел даром: он не только не достиг новых результатов, даже растратил то, что имел до этого. Друзья по спорту не одобряли его поведения и бросали косые взгляды, но напрямую никто так и не высказался. Он решил доказать, что все еще один из лучших борцов области в своей весовой категории несмотря на неправильный режим. Заявился как-то на тренировку в обнимку с двумя девчонками, которые вели себя нагло и развязно. От всех троих разило винными парами.

— Уходи, — потребовал тренер.

— Нет, рано меня списали. — Он решительно скинул полуботинки и рубашку. — Кто отважится помериться силами?

Наставник надолго задумался, но в конце концов одобрительно кивнул. Вероятно, он решил преподать зарвавшемуся спортсмену урок, хотя в душе переживал за своего детдомовского воспитанника, в которого в свое время вкладывал душу и резонно рассчитывал, что его способности принесут успех личный и командный. Еще полгода назад он не сомневался, что именно из таких самородков вырастают мировые чемпионы, но ошибся. Слаб оказался спортсмен духом, первая же серьезная неудача надломила его.