Геннадий Абрамов - Ни за грош

– Приятного аппетита.

– Привет "агропрому".

– Горячее?

– В восемь ноль-ноль.

Иван бесшумно открыл шампанское, разлил по фужерам.

– Клюкнем, - сказал Севка. - Без раскачки.

За него.

– А потом за свободу. Весь вечер.

– Мальчики! Мальчики! - к столику пробиралась Катя. - А дама? Как можно?

– Бабье, - заворчал Иван. - Выпить спокойно не дадут.

Яшка сиял.

– Поздравляю, - сказала Катя и выложила на стол книгу "Воздушные пути". - Желаю тебе, милый Яшенька, всего-всего, - наклонилась и поцеловала в губы.

Яшка протянул ей букет.

– Как? - Она удивилась притворно. - Мне?

Ну, мальчики. Я не стою.

– Бери, бери, - грубовато сказал Иван. - Пока дают.

Севка подставил еще один стул. Катя сняла шляпку и села. Андрей наполнил вином еще один фужер.

– Давай, Иван, - сказал Севка. - Загни тост.

– При дамах я - пас.

– Мизантропический.

– Не.

– Боишься, что ли?

– Да они хуже чумы.

– Ладно, - сказал Андрей. - За него. За ум его. И душу. Может быть, мы вместе не стоим его одного.

Ребята притихли.

Чокнулись, выпили.

– Люблю повеселиться, - сказал Севка, набрасываясь на закуски.

– Опухнешь с голодухи.

– Яш, - сказал Андрей. - Позволь, я уведу твою даму.

– Ссс-совсем?

– Что ты. За. кого ты меня принимаешь? На пару слов. Не волнуйся, насчет барахлишка.

Катя поднялась и чмокнула Яшку в щеку.

– Скоро вернусь. С ним я в безопасности. Мальчики, присмотрите за моей шляпкой, пожалуйста.

– Лебедям подбросим.

– Грубиян.

Внизу, под выносным балконом ресторана, одиноко и незаметно жил несчастный пруд. Под бликами света застойная вода его казалась искусственной, неживой, дальше к центру она жирно темнела. Зеленоватая мутная ряска тянулась дугообразно от ресторана к ближним липам. Грязно светлели окурки, огрызки, куски недоеденного хлеба. Утки сбились к домику, а два черных лебедя, потеряв природную гордость, выпрашивали подачку, плавая вдоль берега.

– Был?

– Пока все в тумане. Твои тусовщики - в дупель. Не жди. Очухаются, приползут. Если очухаются. Хуже другое. Третий, Серый, как ты говоришь, смылся. Умотылял. Ни "Жигулевича", ни приставки. Кто он?

– Понятия не имею.

– Допустим. Он их поил. Как я понимаю, о целью. Ворюга. Почерк знакомый. Втихаря. Сидел и носа не показывал. Пока не подсидел. Налакались твои клиенты вусмерть, а Серый не пил, в фикус сливал.

– В какой фикус?

– Африканский такой, в деревянной кадушке.

– Мне про фикус Максим ничего не говорил.

– Тепа ты все-таки, - засмеялся Андрей. - Да мимо проносил!.. Они грамотные. Дождался, стырил и укатил. Думаю, прошлой ночью.

– Мать меня прикончит.

– Так тебе и надо. Одни шляпы на уме. А ум - в шляпе.

– Я сейчас обижусь.

– Зря. К критике надо относиться терпимо, сейчас даже партию к этому призывают. Ум, честь и совесть нашей эпохи... Я тебе сколько раз говорил: думай сначала, а потом делай.

– Уйду, Бец.

– Да подожди ты, не шебуршись. Загнать он еще не успел. Я тут пытался кое-что о нем разведать. Темный, гад. Но - здесь. Чую - здесь он, рядом. Ты давай, припомни. Сейчас все важно. Каждая мелочь. Припомни. Как одет, что говорил. Походка.

– Молчал.

– А подружки твои? Не знают?

– Все. Пропала я. Родители съедят. Загрызут.

– Спроси у Маринки.

– У кого?

– У Маринки.

– Она-то здесь при чем?

– Учти, - пригрозил Андрей. - Расколю.

– Не придумывай, пожалуйста, - Катя тряхнула головой и зашвырнула сигарету в воду. - Не хотела говорить, потому что обещала... Его Боб знает, маклер на ипподроме. И еще Кера, бармен.

– В кабаке? Где именно? Место?

– Не знаю. Честное слово. Он на Калине стоял, недавно уволился. Куда не сообщил.

– Привираешь - зачем? Мне - зачем? Не хочешь, чтобы нашли Так и скажи. Нам-то на 4?"ra?

– Что ты? Ну, что ты?

– Еще?

– Нет... Не помню.

– Вот что, Катерина. Дело серьезное. Крупнее, чем я, думал. Поумнеешь позвони. Поняла? Сразу же.

– Будешь искать?

– Именинник у нас ревнивый, - уклонился от ответа Андрей. - Пойдем вниз.

– Ты так со мной обращаешься... ужасно... как будто ничего не было... утром.

– Привыкай, - Андрей приобнял ее. - Мухи отдельно, котлеты отдельно.

– Ты был такой... нежный.

– Спускайся. Посиди с Яшкой, ладно? А бойцам скажи, пусть сюда лезут. Жду.

– Яшка дуется, - сказал Севка.

– Ничего, - сказал Иван. - Стишками побалуются.

– Тихо, мужики, - сказал Андрей строго. - Совет в Филях.

– Ух, - обрадовался Севка.

– Правильно: когда риск минимальный. Шеф настаивает - когда минимальный.

– Мокруха?

– И да, и нет. Прокатился сегодня, видел. Двоих наповал.

– И хорошие были люди?

– Да в том-то и дело! Катькины придурки - Максим и Славка.

Иван присвистнул.

– Полный атас, - сказал Севка. - Пошли шампанское допивать.

– Катька в курсе?

– Сдурел?

– Ну, мало ли.

– Значит, так, - сказал Андрей. - Что я понял. Уложил их какой-то псих, и это нас не касается. А приставку свистнул другой, и вот он меня очень интересует. Руки чешутся.

– Не понял, - сказал Севка.

– Поехали втроем. На дачу. У Катьки отцыганили приставку.

– А, у Катьки.

– Третий - на "Жигулевичах". Кличка Серый. Думаю, в законе. Напоил дураков и смылся. По всем приметам - прошлой ночью. А Максима и Славку - сегодня. Прямо к моему приезду. Я там на бригаду напоролся. Следователь, "скорая". Даже с мильтоном мило побеседовал.

– Засекли?

– И что?

– Плохо.

– Сам знаю. Поздно сообразил. Да я и раньше наследил - когда приставку искал. И мотоцикл - не по небу летает. К соседке в гости набивался. Запомнили, конечно. Разнесут.

– Будут искать?

– Не исключено... Там дождь собирался... Хотя... Если и был, все равно...

– Аида шампанское допивать.

– Иван! - вспыхнул Андрей. - Врубайся. Думай... Что мы имеем на этот час?.. Да, могут найти. Могут. И что? Пройду свидетелем. И пусть... А с другой стороны? Пока прочухаются, туда, сюда - месяц ухлопают, не меньше. Мы бы за это время...

– А, - махнул Севка, - где наша не пропадала. Давай.

– А ты? Что скажешь?

– Гиблое дело.

– Спиноза, - подковырнул Севка.

– Может, этот Серый и убил, откуда мы знаем?

– Проверим, - сказал Андрей. - Что мы теряем, кроме цепей?

– Не договаривались... чтоб с убийством.

– Поплыл, - сказал Севка. - Мы же с тобой не убивали, ты что?

– Пришьют. Не знаешь, как у них делается?

– Потому и говорю - риск.

– Все, - решился окончательно Севка. - Я - за.

Иван помедлил.

– Ну... и я тогда.

– Порядок, - Андрей радостно стиснул Ивана и потряс. - Завтра, как солнышко встанет - у меня. Отловить, братка, надо быстро. Напор и натиск. Найдем, и заляжем.

– А шеф когда возвращается?

– Двадцатого, в девять сорок. Внуково.

– Времени куча.

– Успеем.

– Смотри-ка, - сказал Севка и показал вниз. - Яшка-то наш раздухарился.

– Ему ни гугу.

– Само собой.

– На брудершафт пьют! - Севка по-разбойничьи свистнул, перемахнул через поручень и повис над водой, раскачиваясь на одной руке.

Внизу охнули.

– Яш! Оставь горло промочить!

Какая-то слабонервная завизжала.

– Шутка, граждане!

Севка ловко подтянулся.

– Надо же снять интеллектуальное напряжение.

– И как - снял?

– Не-а.

И они, рассмеявшись, стали спускаться вниз.

Простоволосый, в старом с заплатами плаще, он стоял на коленях, нервно вскидывал седую голову и жадно, с надеждой, всматривался сквозь ветви, шевеля тонкими бескровными губами. Вымаливал что-то, казнясь.

А потом медленно опускался на колени, дрожащими руками оглаживал свежий могильный холм, и, когда склонялся совсем низко, пышная, в оклад всего лица, длинная борода его цепляла влажные земляные крошки.

Рядом, под старым кленом, лежала его мятая зеленая шляпа замасленным исподом вверх и под полуденным солнцем исходила паром.

Следователь Кручиннн наблюдал за ним, стоя неподалеку, за деревом. Он вовсе не собирался подсматривать, подслушивать или скрывать свое присутствие - он намеренно искал встречи со сторожем,, и не его вина, что он застал его здесь за столь печальным занятием.

– Прости... Прости меня... Если можешь... Не уберег... Плохо... Часто вижу во сне... Дружище... Ужасно... С этим жить... Ужасно... Прости меня... Прости...

Поднялся с колен. Оббил порчины брюк.

– Прощай... До завтра. Я приду.