Владимир Колычев - Ледяная месть

– Я, конечно, не адвокат, но протест заявить могу. Не надо в меня лампочки вкручивать, у меня тут электричества нет, – сказал я, похлопав себя по заднице. – Света не будет.

– Хочешь, чтобы подсветили? – не остался в долгу Девяткин.

– Не надо, я и так вспомнил.

– Как Воротникова убивал, вспомнил?

– Да нет, злость на одной козлине сорвал. Вчера, по пути домой. Он из машины, я из машины. Я на него замахнулся, он очканул, голову в плечи вжал… Я только замахнулся, бить не стал, а чего из-за ерунды срываться? Ну, подумаешь, подрезали меня… Думаю, этот крендель меня запомнил. А я номер его машины запомнил. Это как раз в районе шестнадцати часов было.

Действительно, был вчера такой эпизод. Черный джип «Фольксваген» меня нагло подрезал, я фарами поморгал, выразив, так сказать, свое неудовольствие, а мужик из машины выскочил, на меня дернулся… Есть такие зайцы, которые пытаются изображать из себя львов. И надо сказать, иногда это срабатывает. Только вот со мной такой номер не прошел. Я не просто из машины выскочил, еще и в драку ринулся. Заяц понял, что со мной разговора не будет, и запрыгнул в машину, а в закрытую дверь я стучаться не стал. Решил, что хватит на сегодня мордобоев, вернее, на вчера.

– Номер машины?

– Забыл, – соврал я, – но обязательно вспомню.

Нельзя было подпускать ментов к мужику из джипа. Он и без того считает меня своим врагом, а муровцы лишь усугубят ситуацию, причем сделают это со злым умыслом. Скажет мужик с их подачи, что не знает меня, и все. А может еще и другое время назвать, тем самым лишив меня алиби.

– Сам с ним поговорить хочешь? – догадался Девяткин.

– Ну, хотелось бы…

– А как ты съездишь, если мы тебя закроем?

– За что?

– Незаконное проникновение в квартиру было? Было. Пальчики ты свои там оставил? Оставил…

– А чья эта квартира? Кто там живет?

– Неважно.

– А кто-нибудь заявил на меня?

– Нет. Но мы можем возбудить дело по факту.

Я приложил кулак ко рту и демонстративно в него выкашлялся. Ага, так я ему и поверил. Не будет никакого дела по факту незаконного проникновения в чужое жилище. Но закрыть меня все же могут, подозрение в двойном убийстве – достаточно серьезное для этого основание.

– Ну, закроете вы меня, и что? Будете крутить, мутить, только время зря на мне потеряете. Из чего Воротникова убили?

– Из пистолета. Пистолет на месте преступления остался…

– Надеюсь, там не было моих пальчиков?

– Экспертиза покажет.

– Значит, не было. И быть не могло. Может, это Катя сделала?

– Не было там никакой Кати, – неуверенно проговорил Девяткин, накручивая на палец свой пышный чубчик.

– Была. У меня на компьютере запись. И в телефоне осталось. Там время, дата. В районе четырнадцати они начали, минут пятнадцать провозились, потом Воротников полез в шкаф… А убийство, значит, в районе шестнадцати произошло?

– В районе шестнадцати, – в раздумье кивнул Девяткин.

– Неужели они снова начали? Только непонятно, почему Катя так долго тянула? Ну, два часа траха – это понятно. Но если она не шлюха, а киллер, зачем надо было тянуть? Сразу бы кончила его, и все дела. Может, она ждала, когда телохранитель свалит?.. А он не свалил, да? Где его застрелили?

– В квартире. Он вместе с хозяином коньяк пил. И там было только два бокала.

Девяткин оценивающе смотрел на меня, словно не мог понять, всерьез я рассуждаю или дурака валяю. Может, зря он пояснения дает? Да нет, не зря старается: мне действительно хотелось знать, кто убил Воротникова и его телохранителя.

– Ну, так, может, Катя сразу ушла, а Воротников остался. Выпить с горя решил, но одному пить как-то не с руки, телохранителя позвал…

– А ты вернулся и устроил резню! – выстрелил вдруг Девяткин.

– Зачем это мне? – недоуменно взглянул на него.

– Ну, заказчик же у тебя был. Ты сообщил ему, что уличил Воротникова в измене, а он велел его за это убить.

– Так просто взял и велел? Прямо по телефону и велел? За два каких-то часа я и заказ принял, и ствол нашел… А вы точно из полиции? А то вдруг из программы «Розыгрыш». Ну, я не того полета птица, чтобы меня на таком уровне разыгрывали, но так у вас уровень – хоть стой, хоть падай…

Девяткин раздраженно покосился на меня, но промолчал. А я сунул руку в карман куртки, достал оттуда конверт, вынул деньги и махнул ими перед глазами расстроенного муровца:

– С заказчиком я сегодня встречался. Настя ее зовут. Представилась женой Воротникова.

– Жену Воротникова зовут Ольгой! – оживился Девяткин.

– Так я и не говорю, что она жена Воротникова. Она его женой представилась. Я ей, конечно, поверил. Мне все равно, кто кого заказывает. Какая разница, с кого деньги получать, правильно? Если бы она была женой Воротникова, она бы сегодня знала, что его больше нет в живых. А она не знала. Или знала, но скрывала это. А зачем ей скрывать? – вслух подумал я.

– Зачем? – подхватил Девяткин.

– Так это у тебя надо спросить. Ты опер, тебе и землю рыть. Но землю ты под меня рыть будешь, а это мне как-то не очень нравится… Хочешь, я сам встречусь с этой Настей, поговорю с ней, может, что выясню?

– Да нет, мы уж сами как-нибудь.

– Ну, тогда запоминай номер ее телефона.

Девяткин достал блокнот, записал номер телефона, который я продиктовал ему на память, и спросил:

– Кто она такая, если не жена Воротникова?

– Без понятия. Она позвонила мне по объявлению, мы встретились, она дала мне фотографию, сказала, что этого мужика надо поймать на «горячем». Она знала, что Воротников изменяет жене. А жену, значит, Ольга зовут. И не Насте Воротников изменял, – в раздумье растягивая слова, проговорил я.

– Что ты там, Старостин, лопочешь?

– Я даже не знаю, кто она такая, эта Настя. Зачем она за Воротниковым следила, если она ему не жена?

– Может, ты с ней в сговоре был?

– В сговоре и был. За деньги.

– Может, она заказала тебе Воротникова по полной программе?

– Не было полной программы. И Воротникова я не убивал. И алиби у меня есть. Ну, почти…

– Не убедил ты меня, Старостин, – покачал головой Девяткин. – Обыск будем проводить.

– А постановление у вас есть?

Постановление у оперов было, но только на обыск. Ничего компрометирующего они не нашли, но это не помешало им забрать меня к себе на Петровку и поместить в изолятор временного содержания. Я не сопротивлялся, но, уходя, попросил Кешу найти владельца «Фольксвагена». Тот пообещал заняться этим делом немедленно. И еще пообещал подключить к делу своего знакомого адвоката, которого он обучил когда-то грамоте общения с красивыми девушками.

Первый день в камере запомнился только остротой ностальгических ощущений. Воспоминания вдруг нахлынули – первая «командировка» в камеру СИЗО, выяснение отношений с двумя отмороженными кавказцами, драка, карцер, а потом долгих два года в изоляторе и в колонии. Нет, вчера я ни с кем не сцепился. Поздоровался, представился, спокойно занял свое место, пропустил ужин, пластом пролежал до самого подъема. И сейчас лежу на шконке, скрестив руки на груди и глядя в недавно побеленный потолок. Завтрак я тоже пропустил.

– Слышь, студент, а ты че, за людей нас не считаешь? – спросил вдруг бритоголовый мужик с бульдожистыми щеками.

Он сидел за столом и буравил меня своими маленькими водянистыми глазками. Могучая шея подернута жирком, плечи здоровые, но не шире, чем пивное брюхо. Руки короткие, но сильные, пальцы похожи на сардельки. Мощный он мужик, с таким сладить будет непросто. А он, похоже, нарывался, о чем можно было судить по его вызывающе наглому тону.

Вчера с ним никаких проблем не возникало, он даже заговаривать со мной не пытался, а сегодня вдруг прорвало. Но в тюрьме такое часто бывает. Сидит человек, никого не трогает, а потом вдруг припечет ни с того ни сего, и начинается. Просто от нервов вожжа под хвост попасть может.

Я резко сорвался со шконки, вытянулся во весь рост. Бульдожистый заметно вздрогнул от неожиданности, но не струхнул, напротив, еще больше набычился. И с места своего приподнялся, чтобы дать мне отпор. Но так как я и не собирался на него нападать, я всего лишь похлопал пальцами себя по груди и животу, как будто вприсядку станцевал, и с веселым удивлением спросил:

– Это кто здесь студент, браток? Ты ничего не попутал?

– Я сказал, студент, значит, студент!

– Ну, я не против, – кивнул я и снова плюхнулся на шконку.

Да, когда-то я был самым натуральным беспризорником. Отца я вообще не знал, мать умерла рано, осталась только тетка, которая не особо меня жаловала. В зимний сезон я жил с ней, учился в школе, а летом пропадал в городе – клей с такими же шалопаями нюхал, в подвалах ночевал, дрался за место под солнцем. Ну, и воровать приходилось, чтобы с голоду не припухнуть. А когда вырос, меня взял под свою опеку Леня Ситец. Он-то и научил меня, что настоящий вор не должен отличаться от обычных людей. Даже более того, вор должен производить более выгодное впечатление, чем среднестатистический гражданин. Он поселил меня на своей квартире, с первого совместно поднятого дела прикупил мне фасонистый «прикид», даже очки раздобыл без диоптрий, чтобы я походил на интеллигента. Есть такие парни, с виду вроде бы и ухоженные «от» и «до», и очки у них стильные, но такого «ботаником» не назовешь, потому что есть в них что-то злое, жесткое, колючее. Именно такой имидж для меня и подобрал Леня. Он очень многому меня научил, и я до сих пор ему благодарен. Да, его наука довела меня до тюрьмы, но, не будь его, я бы сел гораздо раньше.