Ростислав Самбук - Мафия-93

Степан почувствовал, как гнев подступил к горлу. Еще минута – и потеряет рассудок. Закрыл глаза и сжал кулаки. Гнев – плохой советчик. Спокойно, приказал себе, спокойно, Хмиз, лучше разойтись с Белоштаном мирно. В создавшемся положении плохой мир лучше хорошей ссоры.

– И все-таки, Георгий Васильевич, – произнес твердо, – вам придется смириться. Ставлю вас перед фактом.

Хмиз встал и направился к выходу, но Белоштан жестом остановил его:

– Ты, Степочка, не горячись и еще раз спокойно обдумай все. Не глупые люди придумали: семь раз примерь, а один раз отрежь. Бывай, мой дорогой, – лучезарно улыбнулся, – привет деве. Говоришь, на самом деле хороша? Может, покажешь? Вижу, не хочешь, и не надо, Степочка, есть в этом смысл. Я завидую тебе. Мне бы так, старому дураку, втрескаться! Ну, да я как-нибудь с Любчиком перекантуюсь. – Как бы пошутил, но глаза оставались жесткими.

– Ничего себе хиханьки-хаханьки, – сказал Пирий мрачно. – Если каждый задумает своим разумом жить! Что тогда будет, Жора, скажи мне? Разлад и шатание, вот что произойдет. И напрасно нас сверху к этому призывают. Красивые слова, Жора: вся власть народу! Народу уздечка нужна, да и батог покрепче.

Белоштан поморщился.

– Ты меня, Кирилл, не агитируй. Я еще с комсомола сагитирован. Ты лучше скажи, как с Хмизом поступить? – Наедине Жора позволял себе разговаривать с Пирием на «ты», даже свысока: знай, сверчок, свой шесток… И гордый Кирилл Семенович смирялся, так как истинным хозяином был все-таки Белоштан.

– Подумаем… – Пирий налил себе кофе, опустился в удобное кожаное кресло.

Они сидели в комнате за Пириевым кабинетом, в так называемой гостевой. Кирилл Семенович приказал секретарю никого не пускать и не соединять по телефону, ибо весть, принесенная Белоштаном, заслуживала того.

– Налей мне рюмку, – не то попросил, не то приказал Жора, и Пирий послушно достал из шкафа бутылку грузинского «Ворцихе». – И выпей сам…

– Не могу, после обеда выступаю на кирпичном заводе.

– Кто там тебя будет обнюхивать?

– Береженого бог бережет.

– Времена… времена, – вздохнул Белоштан. – Раньше считалось хорошим тоном, когда от тебя попахивало коньячком, а нынче? Нынче ты, Кирилл, никакое не начальство, а слуга народа, и какой-нибудь тетке Моте, формовщице с кирпичного, будешь в рот заглядывать. Слушать ее внимательно и притворяться, что ее примитивные советы – верх житейской мудрости. На самом деле тебе начхать на нее с высокой колокольни, а если честно, то и на весь кирпичный завод.

– А ты, Жора, с чего начинал? – хитро прищурившись, спросил Белоштана Пирий. – Кажется, маляром?

– На что намекаешь?

– А на то, что если руководствоваться твоей системой взглядов…

– Брось. Я сам выбился в люди, никто мне не помогал, своей головой да локтями…

– Врешь, – лениво возразил Пирий. – И ты, и я – продукты одной системы. Нам нужно было на первую ступеньку вскарабкаться, а дальше только держать нос по ветру. Я твою биографию, Жора, лучше тебя знаю. Выбрали тебя на строительстве комсоргом, а до того, как выбрали, ты локтями хорошо поработал, первым активистом был, а когда выдвинулся, быстро понял, что к чему. Благодарил и кланялся, кланялся и благодарил… Любому начальству, особенно райкомовскому и обкомовскому. И о выступлениях на собраниях не забывал – кто больше всех призывал к соцсоревнованию? Ты, Жора. Хотя до фени тебе были все комсомольские и партийные лозунги. А потом пошло-поехало: инструктор райкома комсомола, лектор… И дошел ты до промышленного отдела обкома партии, быть бы тебе самим заведующим, а может… – Пирий поднял большой палец правой руки, – но ты хитер, быстро сообразил: ну служебная машина, ну привилегированная поликлиника, обеды и завтраки в обкомовской столовой, пайки с икоркой… Но не пахнет деньгами, кроме того, надо вертеться: ежедневно показываться на глаза первому и лизать… Для тебя это, правда, не проблема, язык у тебя к этому привычный, ради дела ты и сейчас кому хочешь лизнешь. Вот ты и сообразил, что надо проникать туда, где деньги валяются под ногами, как мусор. А что может быть лучше в этом смысле трикотажной фабрики?

Георгий Васильевич поморщился, но не сердито, скорее благодушно.

– Мы с тобой, Кирилл, одного поля ягодки, – согласился. – Ты тоже с комсомола начинал, но оказался шустрее меня – пролез в мэры. Но хоть ты и высокое начальство, а пляшешь-то под мою дудку, извини за откровенность.

– Извиняю, Жора, и с радостью, – Пирий похлопал Белоштана по плечу. – Как там в кино говорили: связал нас бог одной веревочкой… Так вместе до последнего будем вертеться… Кстати, кооператив «Красная Шапочка» я разрешил. Пусть Франко впрягается.

– Разговорились мы с тобой, Кирилл, – Белоштан допил кофе и отодвинул чашку. – Что с Хмизом будем делать?

– Отпускать нельзя.

– На цепь не посадишь.

– Сорвется, – согласился Пирий.

– Страшно подумать, сколько он знает.

– В принципе Хмиз должен держать язык за зубами: сам связанный и перевязанный.

– Посмотрел бы на него сейчас, совсем от девки сошел с ума.

– Странно, казался рассудительным, не глупым.

– Пути души человеческой неисповедимы.

– А в тебе бывший лектор проснулся… – усмехнулся Пирий. – Однако Степу отпускать нельзя. Мы должны спать спокойно.

– Где уж тут. Сам говорил – следователь из Киева по наши души едет… А вдруг за что-нибудь зацепится?

– Брось, власть в наших руках.

– У Рашидова власти было чуть побольше.

– Думай, что говоришь: если бы Рашидов был жив, никогда бы не допустил такого безобразия.

– Да, на покойничках мы любим потоптаться, они ведь не кусаются.

– Хорошая мысль. И мертвых никто не заставит заговорить…

– Считаешь?

– Что ты можешь предложить?

– Молчу… – Белоштан поднял вверх обе руки. – Но как? Опасно ведь.

– А для чего у нас Псурцев?

– Считаешь – он?..

– Он не он. Нас это не касается. – Пирий снял трубку и, услышав самоуверенный полковничий бас, приказал: – Давай, Леня, ко мне. В закоулок, да быстрее.

Полковник не задержался. С сожалением окинул взглядом начатую бутылку коньяка, но не налил себе. Присел на стул, всем своим видом показывая нетерпение и исполнительность.

– Не представляй из себя слишком делового, – посоветовал Белоштан. – Нам твои дела известны.

– Совещание… Через полчаса совещание, и отменить его я не могу.

– Позвонишь и скажешь, что задерживаешься у самого.

– Неловко.

– Неужели и от тебя пахнет? – вдруг взорвался Пирий. – Неужели дошло до милиции?

– Щелокова нет, нет и порядка, – со скорбью признался Псурцев. – Сейчас, перед тем как отдать приказ, трижды подумаешь.

– И до вас дошла демократия? – удивился Белоштан. – А я считал – милиция!

– Пожалуй, сейчас меня, начальника городского управления внутренних дел, на сборах как обыкновенного Леньку-комсомольца шпыняют.

– Ужас!

– Все сейчас перестраиваются, даже милицейские сержанты. Но не в ту дуду дуют. Раньше таких ногою под зад из органов, а теперь вон в Киев жалуется.

– Степа Хмиз взбунтовался.

– Степа? Не может быть!

– Факт остается фактом. Моча в голову ударила. Нашел где-то девку и хочет во Львов отчалить.

– Ну и пусть себе плывет…

– Много знает, Леня. Очень много, и сболтнуть может. Здесь он под нашим контролем, а во Львове… Нам только этого не хватало!

– Ну и что думаете предпринимать?

– Должны иметь гарантии.

– Насколько мне известно, – нехорошо усмехнулся Псурцев, – гарантия от болтовни только одна…

– Правильно рассуждаешь, Леня. И сможешь?

– Еще Сталин сказал: нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики.

– Зло шутишь.

– А вы что, советуете мне взять Степана в собутыльники? Так для этого я другого компаньона найду.

– Короче, сможешь?

– Есть у меня на крючке один парень, – начал Псурцев издалека. – Точнее, не парень, а омерзительный тип, по которому давно петля плачет. Он на все пойдет… Но надо платить.

– Сколько? – будто равнодушно спросил Белоштан.

– Много. Очень много, – веско произнес Псурцев. – Есть такса. С летальным концом – миллион.

– Ого!

– Никто просто так рисковать не будет… Но если я дам ему гарантии… может, обойдется и меньшей суммой.

– Согласен, – быстро сказал Белоштан. – Как раз Степин взнос. Пай в нашу компанию.

– Самооплата… – рассмеялся Псурцев. Неожиданно Пирий сказал:

– Не думал, что в нашем Городе есть профессиональные… – он запнулся, но Псурцев закончил спокойно:

– Убийцы?

– Итак, в Городе существует мафия! Почему не докладывал мне? Газеты писали об организованной преступности в Ленинграде, еще в других городах. Но чтобы у нас!..

– Ну какая же это мафия, – махнул рукой Псурцев. – Я же говорю: один тип у меня на крючке…

– Кто?