Андрей Житков - Хакер

— Владимир Гаврилович, нештатная ситуация — у меня миражный борт на полосе! — произнёс он скороговоркой. — Похоже, компьютер завис!

— Какой ещё миражный борт? — раздался спокойный бас Владимира Гавриловича.

— На полосе одновременно два борта: 96010 и неопознанный! Его же на самом деле нет, чёрт возьми!

— Спокойно — разберёмся. Отменяй взлёт! Сейчас системщика пришлю.

— Борт 96010, взлёт отменяю! Приказываю уйти со взлётной полосы на рулёжку и ждать команды!

— Понял, ухожу.

Диспетчер откатился в кресле к соседнему пульту.

В диспетчерской появился компьютерщик. Он подсел к пульту, хмыкнул, быстро прошёлся по клавиатуре. Компьютер не отвечал на системные запросы.

— Ну что там? — покосился на него диспетчер.

— Вирус, — констатировал компьютерщик.

— Откуда он взялся? — удивился диспетчер.

— Из сети. Откуда ещё? — Компьютерщик нахмурился. — Похоже на логическую бомбу. Срабатывает при выполнении определённой последовательности команд. Может быть повреждена база данных. Ты уже загрузил дублёр?

— Нет ещё, — сказал диспетчер.

— И не включай. Если антивирусные фильтры не сработают, вторая машина тоже зависнет.

— Так это же ЧП! — покачал головой диспетчер.

— Ещё какое! — согласился компьютерщик. — Нужно немедленно сообщить по службам, что в сети хакер. Ничего, сейчас мы его, гада, локализуем! — сказал он твёрдо.

Алексей видел, как Лобстер вышел из телефонной будки, на ходу застёгивая свой рюкзачок, неторопливо подошёл к палатке, сунул деньги продавщице, получил бутылку пива, направился к машине. Он уселся на сиденье, закинув голову, сделал большой глоток.

— Поехали!

— Куда теперь? — спросил Алексей, трогая машину с места.

— Не знаю пока. Подумаю. — Лобстер сделал второй глоток. — Только что себе лет пятнадцать заработал.

— Да ладно тебе трендеть! Чтоб такой срок намотать, замочить кого-нибудь надо! — усмехнулся водитель.

— Вот я и замочил! — Лобстер вздохнул, посмотрел на полупустую бутылку. — Ладно, шутка. Поедем к моему другу на «Сходненскую».

Когда самолёт начал выруливать на взлётную полосу, Миранда откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она с детства боялась летать. Особенно было страшно, когда самолёт разгоняется по взлётной полосе. Всё вокруг начинает бешено вибрировать, трястись, дрожать, реветь, неведомая сила вжимает тело в кресло, пытаясь расплющить тебя, уши перестают слышать, будто их плотно забили серными пробками… Папа рассказывал, что именно при взлёте происходит наибольшее число катастроф. Только не думать о плохом! Не думать! Миранда приоткрыла глаза — не наблюдает ли за ней старик англичанин? Ещё не хватало, чтоб он увидел, как она боится! Но старик, напялив очки, читал газету. «Ишь ты, храбрый какой старикашка!» — завистливо подумала Миранда.

Вот оно, началось! Самолёт замер на взлётной полосе, двигатели взревели громче, пронзительней, страшнее. Она нащупала застёжку на животе — защёлкнута ли? — и приоткрыла рот. Ничего, ничего, немного потерпеть, а в Лондоне начнётся новая жизнь! Неожиданно турбины стали работать глуше. Миранда подумала, что у неё заложило уши. Она открыла глаза, глянула в иллюминатор. Самолёт поразительно медленно покатился по полосе, потом начал разворачиваться. Вырулил в сторону аэропорта. Пассажиры стали тихо переговариваться, поглядывали в иллюминаторы. Самолёт замер, турбины смолкли. Англичанин положил газету на колени и спросил, в чём дело. Если б она знала!

Потянулись минуты ожидания. Старик больше не читал, поглядывал то на неё, то на соседей, то в иллюминатор. Было заметно, что он тоже начал нервничать. Скоро в салоне появилась стюардесса и объявила в микрофон на русском и английском, что вылет задерживается по техническим причинам. Старик начал ворчать, что, мол, вечно у этих русских какие-нибудь причины, ничего не делается вовремя, у него через пять часов важная встреча с руководством банка и опаздывать он не имеет права! Он нажал на кнопку вызова стюардессы и стал объясняться с ней. Девушка терпеливо слушала и улыбалась. «Ну вот, прорвало старикана, — подумала Миранда. — А делал вид, что ему всё равно!» Что ещё за техническая причина, чёрт возьми? Неужели что-нибудь сломалось в самолёте? Винтик отлетел или колесо прокололи? Почему их не высаживают? И тут Миранда вспомнила фразу Лобстера: «Ты никуда не улетишь!» Неужели все эти «технические причины» — его рук дело? Сволочь, эгоист, свинья, подлец, подонок! Миранда потрогала горящие от волнения щёки, прикоснулась к рукаву пиджака старика, тихо сказала ему по-английски, что, скорей всего, неполадки в компьютерах. Старик с новыми силами принялся допытываться у стюардессы о причинах задержки. Она пожимала плечами и улыбалась…

Лобстер вдавил кнопку звонка. Послышались шаги. Дверной глазок засветился электрическим светом, затем погас — гостя внимательно разглядывали.

— Это ты, Лобстер? — раздался из-за двери голос Никотиныча.

— А ты не видишь? — пьяно усмехнулся Лобстер.

— Не верь глазам своим, — сказал Никотиныч, распахивая дверь. — Привет!

— Привет-привет! — Лобстер уже в прихожей сунул в руки Никотинычу две бутылки пива. — Сегодня у нас пивной путч.

— С чего это? — искренне удивился Никотиныч. — Ты же у нас не пьёшь!

— Почему не пью? Пью иногда. Просто ты не замечал. А всё потому, что мы слишком много работаем. Нельзя! — Лобстер погрозил пальцем.

— Ладно, раздевайся, я сейчас рыбку сделаю, — сказал Никотиныч и отправился на кухню.

На вид Никотинычу было лет сорок. Сколько на самом деле, Лобстер не знал — его такие вещи не интересовали. Никотиныч был большим, громоздким, неуклюжим. Мясистый нос, выпирающие, как у хомяка, щёки, высокий лоб с большими залысинами. Никотиныч носил старомодные очки, одевался неряшливо, но при этом старался следовать моде. Он любил жестикулировать и часто, размахивая руками, задевал о предметы — мелкие ронял, о крупные ранился. Вот и сейчас на полу валялись осколки чашки. Интересно, с кем это он тут болтал? Лобстер бывал у Никотиныча часто, но ни разу не видел гостей. Себя он гостем давно не считал. Они были деловыми партнёрами и уже почти год работали вместе над одним проектом. Жил Никотиныч в панельной девятиэтажке, в самой обыкновенной однокомнатной квартире, но, в отличие от Лобстера, в своей.

— Веник где? Я уберу! — крикнул Лобстер.

— Чашку? Да не надо, я сам! — отозвался с кухни Никотиныч.

— Ага, не надо! Ещё наступим нечаянно. — Лобстер нашёл веник с совком в туалете рядом с унитазом. Замёл осколки, выкинул их в мусорное ведро. Лобстер терпеть не мог беспорядка в чужих квартирах. Всякая вещь, лежащая не на своём месте, резала глаз. Зато в своём доме мог не заметить дискету в мыльнице.

В комнате кроме раскуроченных системных блоков, которые стояли повсюду: на подоконнике, на полу, на обеденном столе, на стуле и даже на застеленной покрывалом кровати. Встроенный шкаф-купе с зеркальными дверями занимал почти треть пространства. В шкафу у Никотиныча было рабочее место — узкий столик с выдвижной доской для «клавы». На полу урчал навороченный «Пентиум» — рабочая станция. Никотиныч был специалистом по «железу», зато в программах — софтах — совершенный «чайник» и лопух. Это мнение сложилось у Лобстера за год совместной работы.

Никотиныч на кухне разделывал горбушу горячего копчения.

— Ах, хороша рыбка! — приговаривал он, вытаскивая из нежной розовой мякоти кости. — Сейчас мы её с пивком да с бутерами!..

— Я не знал, что ты гурман. — Лобстер уселся на табурет, как воробей на жёрдочку — поставил ноги на перекладину, соединяющую ножки, упёрся руками в сиденье.

— Ну так знай. Ты чего такой грустный? — покосился на него Никотиныч.

— Да так. — Лобстер вздохнул. По дороге до «Сходненской» он выпил вторую бутылку пива, и сейчас в голове гулял лёгкий хмель, хотелось поплакаться в жилетку и выпить ещё. — Девушка от меня сбежала. Невеста.

— Симпатичная? — Никотиныч вытер руки о полотенце и полез в холодильник за майонезом.

— А то! — Лобстер подумал, что за целый год Никотиныч ни разу не обмолвился о своих романах с женщинами. Была ли у него когда-нибудь семья? К сорока годам мог бы подсуетиться, род продолжить, детишек настругать. И ни одной фотографии во всей квартире! «А может, он пидор? — подумал Лобстер, глядя на толстую спину приятеля. — Да нет, не похоже. Не те замашки».

— Ну всё. В комнату пойдём или на кухне? — Никотиныч открутил кран с холодной водой и стал тщательно мыть руки.

— Лучше в комнату, — сказал Лобстер.

— Тогда слезай, будем на табуретке есть. Стол занят. Работой завалили. — Никотиныч застелил табурет полотенцем, составил на него бутылки, тарелку с рыбой, бокалы. — Правильно, в любой мастерской с них вдвое против моего возьмут. Всё на халяву норовят. Неси!