Кирилл Казанцев - Таежный рубикон

Естественно, ни с кем делить сферу своего «бизнеса» Глотов не собирался. А потому, трезво оценив ситуацию (такую глыбу, как Иван Филиппович, ни объехать, ни убрать с дороги было невозможно), Алина для начала задумала принудить его слегка потесниться. Но на все ее многочисленные попытки войти с ним в «контакт» Глотов неизменно отвечал мягким отказом, считая, что ни в каких партнерах абсолютно не нуждается. Эта его несговорчивость не привыкшую отступать Алину только еще больше раззадорила. И еще раз все тщательно продумав, она решила действовать по-иному. Раз уж наехать на него просто и без затей, как это делал Дорофеев со всеми другими, невозможно, пусть дорофеевская орда основательно пощиплет людей Филипповича непосредственно на местах, нанесет ему через это существенный материальный урон. Да проделает это максимально жестко, так, чтобы надолго запомнилось. А там, глядишь, и этот упертый маразматик Глотов пойдет на разговор. Пусть не сразу, но пойдет, конечно. Куда он денется.

Первые «налеты» у дорофеевских работничков (сам он, как правило, в таких «мероприятиях» личного участия не принимал) прошли без сучка и задоринки. Перепуганные трудяги безропотно отдавали все, что от них требовалось, и дело обычно заканчивалось банальным мордобоем «в назидание». Но вчера, как поняла Алина из телефонного разговора с Игорем, ситуация вышла из-под контроля и дело дошло до стрельбы. Что там у них в действительности произошло, она уточнять не захотела – не для ее женских ушей такие страсти. Напортачил – так пусть сам и исправляет. Но главное для себя определила сразу – появился хороший повод Дорофеева как следует отчитать, а это значит – еще раз указать на существующую между ними дистанцию: «Пусть, наконец, знает свое место!»

Алина повернулась, демонстративно медленно прошла к своему рабочему столу и, только опустившись в обитое мягкой кожей кресло, удобно устроив руки на широких подлокотниках, долгим и тяжелым взглядом посмотрела Дорофееву в глаза.

– Я что, по-твоему, мечтаю рассориться с Глотовым? – произнесла спокойно, уже полностью владея собой.

– Аля, прекрати... – ответил Игорь, не успев еще стереть с лица усмешку.

– Нет. В последнее время ты, по-моему, делаешь все возможное, чтобы так и случилось, – оборвала его Алина на полуслове.

– Аля, кончай... – попробовал увещевать ее Дорофеев. – Ну, слегка напортачили мои недоноски...

– Ничего себе напортачили! Да они у тебя давно творят все, что в голову взбредет. Ты тут как будто совсем ни при чем.

– Прекрати, говорю! – попытался взбрыкнуть Игорь. Терпеть не мог малейших нравоучений.

– Нет, ты послушай, – немедленно осадила Дорофеева Алина, не обращая внимания на то, что он готов вспылить. – Послушай и сделай для себя выводы. – И, не дождавшись возражений, добавила: – Глотов, к твоему сведению, уже успел нажаловаться армянам, и уж теперь, если твое последнее художество вылезет наружу, они без труда вычислят все твои проделки... Именно твои... Я тебе таких задач не ставила. Размахивать пистолетами – это твоя глупая инициатива. Или я не права?

– Алина, – все еще стараясь сопротивляться, произнес Игорь. – У меня же все под контролем. – Произнес, но после ее слов неприятно засосало под ложечкой: «Если за дело возьмутся черножопые, да еще, не дай бог, нароют что-нибудь об этой гребаной последней резне в лесу, – дело может принять совсем хреновый оборот. Да эта свора армянская на куски меня рвать будет... Сколько я их кровушки поганой за службу попортил...» И все основания для беспокойства у Дорофеева были. Пусть и оказалась вроде бы не у дел армянская диаспора после ухода Ашота Галустяна с поста мэра Зареченска, но силу свою отнюдь не растеряла. Ни одного мало-мальски серьезного вопроса в городе по-прежнему не решалось без ее непосредственного участия – слишком велико было ее влияние в крае.

– Может, мне все-таки обратиться за помощью? – намеренно бесстрастно спросила Алина. – Так будет надежнее...

– Нет, не надо, – прекрасно поняв, куда она клонит, побагровев лицом, отрезал Игорь. – Сам справлюсь... И не хуже твоего муженька... Нечего по пустякам ментовку на уши ставить.

– Хорошо, – подытожила Алина, скривившись от его нарочитой грубости. – Только всем этим займешься лично сам. Без посредников... И не когда-нибудь, а немедленно. Можешь взять мой «Чероки».

– Теперь че? – Солдат, остановив машину, вопросительно посмотрел на Дорофеева. На языке давно крутилась пара-тройка смачных матюгов по поводу беспонтовой ездки за этим недострелянным сучьим потрохом, но он благоразумно помалкивал – с Игорьком лучше не препираться. В мах слетит с катушек и уроет. А может и покалечить в запаре. Такое с пацанами уже бывало.

– Разворачивайся, – после недолгого раздумья ответил Игорь. – Еще раз до развилки на трассу. А там посмотрим. – Он сидел рядом с водителем, спиной к притихшему на заднем сиденье Сычу, и непрестанно курил, натянув на лицо привычную маску непреклонной решимости и полной уверенности в себе. На самом деле его пресловутая уверенность давно уже дала трещину. И трещина эта с каждым часом бесплодных поисков расползалась все шире. Он в какой-то момент даже усомнился в правильности своего категоричного отказа от помощи Савченко, но, вспомнив, в какой форме Алина эту помощь предлагала, заиграл желваками. «Вот уж хрен там! Не дождется, мудило, чтобы я перед ним бисер метал. Тогда, в ментуре, ни о чем не просил, а сейчас – тем более... Да что я микшуюсь, в конце концов. Что я, сам не доберу этого жалкого шишкаря? Не какой-нибудь там вэдэвэшник безбашенный, – успел навести по нему кое-какие справки через бывших сослуживцев, – а обыкновенный вояка, связист. Ну, пусть там охотник и все прочее. Не попрет же дальше, в глубь тайги, раненый, да в мороз, да практически без верхней одежды. Сыч-то божится, что хорошо его зацепил. Юшкой у зимника все следы заляпаны. Значит, должен выйти где-то к поселку. А поселков в округе – раз два и обчелся: Ретиховка да Отрадное. До Отрадного километров тридцать пять. Это вряд ли... Скорее всего – Ретиховка...»

Машина упорно ползла вперед по изломанной буераками колее старой лесной дороги, мягко покачиваясь на мощных рессорах. Время близилось к обеду. Хотя какой, к черту, сейчас обед при таком раскладе. Пошел уже шестой час с начала поисков, а выходного следа из двадцатикилометрового полукруга, отделяющего участок тайги с зимовьем от поселков, они так и не обнаружили. Пропустить никак не могли. На свежевыпавшем снегу любая вмятина была видна издалека, буквально за сотню метров. Мелькнула, правда, в голове смутная надежда на то, что этот недобиток окочурился где-то в сугробе от потери крови, но ее Дорофеев решительно отмел. Интуиция подсказывала, что не может вся эта мутотень так легко и благополучно закончиться. Не может, и все тут, как бы ни хотелось.

Вчера, когда вылетел, как ошпаренный, из кабинета Алины, зло на нее вчистую выедало нутро. Даже не столько на нее, сколько на себя: «Вот же сучонка! Все-таки соскочила с крючка!» А он уже совсем было решил, что умелым траходромом привязал ее накрепко. Никуда она теперь от него не денется. Будет как шелковая, озабоченная пуделиха, жрать с ладони. И совсем недалек теперь тот долгожданный день, когда он эту стареющую дуру отволочит в загс. При всей своей внешней крутости и немереных деньжищах она же, в сущности, обыкновенная слабая баба, рыдающая взахлеб от одиночества (в этом Игорь был уверен на сто процентов!), а потому, как и все они, спит и видит, как достойный, вроде него, мужик возьмет на себя все ее проблемы, отогреет и защитит. Однако, оказывается, он явно просчитался. Не так уж крепко он ее к себе привязал, если все еще ерепенится, пытаясь отодвинуть его на приличное расстояние. Сиди, мол, попка, на своем шесте и не вякай. Ты для меня просто-напросто обыкновенный живой вибратор, машинка для сношения. И не больше того. А так, по жизни, такой же холоп, как и все остальные. «Вот же сучка!.. Ну ладно. Не все так клево в жизни, как ты там себе думаешь, тепленькая моя, – усмехнулся Дорофеев. – Этот наш с тобой спектакль еще не окончен. Сейчас бы только разобраться с этим недобитком, а уж потом я за тебя возьмусь по-взрослому. Никуда ты, золотко, от меня не денешься. Охмурю на хрен!»

В машине стояла полная тишина. «Молчат, ханорики, – удовлетворенно отметил про себя Игорь. – И правильно делают, что молчат. Такой кипеш устроили на ровном месте. Нет чтобы начистить мужичью рожи, если по-доброму не понимают. И все. И без проблем. Так нет же – давай сразу кромсать. Это все этот зечара, Сыч, выеживается. Зря, наверно, я его в свое время от зоны отмазал. Совсем отмороженный садюга. Извилин не хватает уразуметь, в конце концов, что иногда для пользы дела можно и по-тихому ситуацию разрулить. Не обязательно за собой гору трупяков наваливать».