Кирилл Казанцев - Отпуск строгого режима

— Логично, — Валет взял карточки, сломал их пополам и бросил через поручни в реку.

Течение лениво подхватило обломки и потащило вдоль борта.

— Еще абсолютно бесполезные для нас квитанции и бумажки, — Борода высыпал из пригоршни в пепельницу смятые чеки.

Валет щелкнул зажигалкой, язычок пламени лизнул бумаги, разгорались они неохотно, когда до половины сгорели, Валет выбросил их за борт.

— И что мы имеем в сухом остатке? — поинтересовался он.

— Негусто, — Борода поставил на столбик монеты. — Итого железом имеем пятнадцать рублей пятьдесят копеек. Бумагой немного больше, — он выложил банкноты, придавил их, чтобы не сдуло ветром, солонкой. — Сто пятьдесят баксов и три тысячи пятьсот сорок гребаных рублей налом. Вот и все.

Валет глубоко вздохнул, брезгливо взял пустой лопатник двумя пальцами и отправил его за борт.

— Кошелек, кстати, почти новый был, из натуральной кожи, — проводил его взглядом Борода.

— Кошельки, бумажки, кредитки нужно сразу же выбрасывать, чтобы не загреметь, — напомнил напарнику карманник. — Берем только лавешки.

— Разве это лавешки? Так, слезы одни.

— Я и не спорю, — и тут Валета прорвало, он зашептал, подавшись к напарнику: — И ради этого я сегодня корячился? Я, щипач-виртуоз, каких во всей стране единицы. Я мордой в грязный пол уткнувшись лежал! Потом ментам голым задом светил и кровью харкал! Но отмазался от них. А затем чуть пьянчужку не трахнул!

— Ты о чем?

— Ни о чем, так, развлекся сегодня немного. Еще мне менты неделю времени дали, чтобы из города с концами свалил, а то закроют, сказали. А, Борода, давай нажремся сегодня. Тошно мне.

— Нажраться бабок хватит, — согласился Борода. — Дело нужное, если, конечно, на дорогое пойло губу не раскатывать.

— Какое там дорогое?! — закатил глаза к небу Валет.

Борода сгонял к стойке, принес графин с водкой и тарелку с мясной нарезкой, пару кусков хлеба положил на салфетку. Разлили спиртное по пластиковым рюмкам, задумались. Получалось, что и выпить-то не за что.

— Давай за все хорошее, — предложил незатейливый универсальный тост Борода.

— А оно есть — хорошее в этой жизни?

— Раньше было, — сказал Борода.

Рюмки сошлись над столом. После первой мир вроде бы стал выглядеть чуть привлекательнее.

— Давай по второй, — предложил Борода.

— Не гони, — покачал головой Валет. — Ты вот выпил, и тебе вроде как веселее стало. Думаешь, что после второй еще лучше будет? Но выпьешь ее, а ничего не изменится. Тогда решишь, что после третьей похорошеет. А вот и облом случится — после третьей хуже становится. Надо поймать состояние приятного легкого кайфа и потом в нем плыть, как в плоскости, — насколько протрезвел, столько же и добавить. Так что не гони, покайфуй.

— Это же ты предложил нажраться, — удивился Борода. — По твоей методике в умат не ужрешься, до утра сквозь зубы водяру цедить придется, — сказал он и налил.

— Я вот чего думаю, — Валет и впрямь принялся цедить водку мелкими глотками. — Мы с тобой этот город исчерпали. Нас уже повсюду знают, примелькались. Так что менты, по большому счету, правы, сваливать отсюда надо.

— А если амплуа сменить? — прищурился Борода.

— В каком смысле? Во взломщиков переквалифицироваться — медвежатников? Так ни у тебя, ни у меня таких талантов нет.

— Я уже все продумал, — оживился Борода. — Мы и дальше будем на пару работать. Ты на улице пакетик прозрачный обронишь, а в нем баксы лежат. Обронил и пошел. Какой-нибудь лох обязательно купится, нагнется, а тут я подхожу: мол, вместе нашли, надо пополам делить. Ну и идем в подворотню, чтобы не светиться…

— Долго думал? — зевнул Валет.

— С понедельника, — ответил Борода.

— Этой хохме, наверное, лет сто, если не больше. Да ее каждый мальчишка знает. Не прокатит.

— Тогда и не знаю, чего делать. Может, в Москву подадимся? Там народу много, не примелькаемся. И люди при бабках.

— В Москве всё бандюганы мертво держат. Только попробуешь влезть без их санкции — кончат.

— Тогда в Питер податься можно.

— Там менты — звери. Наши против них, как детский сад против застенок гестапо. Креатив нужен, а у нас его нет.

Борода тоскливо смотрел на речной пейзаж. Он привык во всем полагаться на своего напарника Валета, а потому и чувствовал себя сейчас не лучшим образом. Если уж Валет приуныл, то дело совсем дрянь.

От компании за шумной стойкой, откуда долетал громкий, но незлобный мат, отделился сильно пьяный мужик. В одной руке он держал чекушку, второй зажимал рот.

— Подвиньтесь-ка, мужики, — невнятно прохрипел он, протиснулся к поручням и тут же смачно блеванул за борт, закашлялся, отхаркнул, вытер рот рукавом и уселся за столик напротив Валета. По его глазам стало понятно, что он потерял ориентацию во времени и пространстве, а потому объяснять ему, что ошибся столиком, было бы бесполезно.

— …ну, так я и говорю, что там одни басурмане семь раз нерусские, только и смотрят, как нашего русского человека нае… — продолжил он начатый за стойкой разговор, будучи уверенным, что обращается к прежним собеседникам.

— Где? — уточнил Валет.

— Где-где? В п… — повеселел пьяный. — В Турции, в смысле.

— А… — протянул карманник. — Оно и понятно, в Турции басурмане и должны жить, это их родина.

— Нет у них родины! — окрысился мужик и глотнул водку прямо из горлышка принесенной с собой чекушки. — Они же все там суки чернозадые.

— Базар фильтруй, — как мог мягко напомнил Борода. — Я, между прочим, тоже турок, только из наших, месхетинец.

— Да я же не про тебя, братан, — даже не понял своей оплошности пьяный. — Ты другое дело, ты же наш, русский. Ты хоть и басурманин, но по-человечески говорить умеешь, с пониманием. А они ж нас только на бабки разводят. Вот с ними разве посидишь так душевно, по душам поговоришь? Он же только одно слово знает — купи!

— Отдыхать в Турцию впервые ездил? — вяло спросил Валет.

— Да уж не на заработки, — засмеялся и тут же закашлялся мужик.

— На каком море отдыхал? — пока еще просто так, лишь бы не молчать, спросил Валет.

— На каком-каком? На Черном в Анталье.

— Вообще-то в Анталье Средиземное море. Но это так, для общего развития.

— Я там того моря, считай, и не видел. Даже не загорел, — мужик с готовностью рванул рубаху на груди и продемонстрировал незагорелое тело.

— Водобоязнь, что ли? — издевательски поинтересовался Валет. — Болезнь такая есть.

— Не боись, никакой заразы я не подцепил, — мужик приложился к горлышку, вытряс последние капли. — На хрена мне это море — лежать жариться. Там же в отеле «все включено». Но это только вроде как их послушаешь, так у них «все включено». Пей — залейся! А на самом деле они, суки черные, хитрые.

— Положим, не только турки хитрые, — вставил Валет. — У русских своя хитрость имеется.

— Только с десяти утра до десяти вечера наливают, а потом — сухой закон. Какое тогда это «все включено»? А если у меня душа продолжения просит? Только разогнался, а он — шабаш, больше не наливает. Потому и спешишь принять в течение дня. Утром продрал глаза — и к стойке: наливай! Он мне пятьдесят граммов нацедит в стаканчик и улыбается, издевается, мудак. Говорю ему, ты мне в пивной стакан налей, по-нормальному, чтобы махануть как положено. А он вроде не понимает. Я первый день заманался от столика в бар бегать, по пятьдесят их гребаных грамулек глотать. Потом фишку просек. На следующий день просто стал у стойки, он мне нацедил, я тут же, не отходя от кассы, маханул и снова рюмец подсовываю — повторить. Через полчаса он какого-то их старшего мудилу позвал. По-своему — по-тарабарски базарят, специально, чтобы русский человек ни хрена не понял, ублюдки. Нет чтобы по-человечески говорить. Чего базарить-то, наливай! Так они ничего против меня и не придумали. К обеду я так набрался, что прямо у стойки и заснул. К вечеру оклемался. Все нормально, опять понеслось по кочкам. Не успел я разогнаться, как тут без десяти минут десять объявляют: мол, с этого момента один «дринк» в одни руки и больше ни капли до завтрашнего дня, а там очередь выстроилась. Это ж издевательство форменное, басурманское. Еле уговорил их мне два «дринка» налить, еле втолковал, что у меня две руки, значит, двойной «дринк» положен — по одной в каждую. В пиво водяры налил, чтоб с прицепом пошло, по шарам врезало. А уж после десяти за бухло в том же баре платить приходилось. Только что на халяву пил, а тут тебе сразу за пузырь сорок баксов выложить приходится. Культуршок полный. А куда денешься, платишь.

— Много пропил? — спросил Валет.

— Считай, весь зеленый косарь, который с собой брал, на бухло ночное саданул. Ну, еще по мелочовке сынишке сувениров купил, орешки там, восточные сладости — «пархат-лукум» называются.

— Не «пархат», а «рахат», — машинально поправил Валет.