Кирилл Казанцев - Народная диверсия

Володя посмотрел на свою девушку и понял, что сейчас будет скандал. Она действительно долго ждала этого: поехать в отпуск вместе да еще к морю! В прошлом году у них не получилось отдохнуть вдвоем: у него отпуск был в мае, а у нее в конце июля, раньше ее не отпустили, так как в отпуске были другие, а она работала то за одну сотрудницу, то за другую... Она так огорчилась тогда! И вот в этот раз... Нет, она сейчас или расплачется, или будет кричать на него. И, в общем-то, она по-своему права.

Володя поспешил успокоить Лиду:

– Слушай, возможно, это ненадолго.

– Что ненадолго?

– Да так... Надо помочь кое-кому...

– Кому помочь, Строгов?

– Старикам Угорцевым. И всем остальным хуторянам...

– Что, дров им наколоть на зиму? – съязвила Лида. – Или скотину за них попасти, пока они в отпуск съездят?

Володя посмотрел на нее почти со злостью. Зачем она так? Да, он знал, что она не любит, когда он говорит о хуторских или ездит к ним, но ведь это родители его друга Матвея! Да что там друга... После того, как Матюша, как его ласково звали многие в полку, спас жизнь ему и еще двум ребятам, они считали его своим братом. Названым братом!..

Его письмо тогда случайно попало на глаза одному из контрактников. «Здравствуй, дорогой мой сыночек Матюша!..» – писала в письме Татьяна Семеновна.

– Матюша! – заржал обрадованный парень. – Не, пацаны, я угораю: такой шифоньер – и «Матюша»!..

Угорцев младший ему тогда чуть не врезал: не фиг в чужие письма нос совать!

Володя оттеснил друга в сторону:

– Не бери в голову, он не со зла... Так, шутит.

Конфликт загасили силами друзей-соратников, но за Матвеем так и закрепилось это прозвище. Он сначала дулся на всех, потом привык, даже откликался. Только Володя звал его всегда Матвеем, понимая, что другу не нравится его детское прозвище. Мать может называть сына как угодно, на то она и мать, но друзьям, считал Володя, это непозволительно.

Если бы он сейчас был жив! Володя дорого отдал бы, чтобы друг был с ним рядом. Они бы тогда не разлучались. Но изрешеченное пулями и залитое кровью тело молодого красивого парня осталось лежать в чеченской земле. Володя знал, что в цинковом гробу, который привезли родителям, лежала только камуфляжная форма Матвея, в которой он погиб, и обувь.

Он устало и грустно посмотрел на злое лицо Лиды.

– Что, дров им наколоть на зиму? Или скотину за них попасти, пока они в отпуск съездят?

– Они в отпуск не ездят, – только и сказал. – Некогда им: работы полно по хозяйству...

Володя вынул из кармана телефон и набрал номер своего знакомого Гришки Круглова по кличке Круглый или Шар. Гриша добрых лет пять нигде не работал, но обладал одной удивительной способностью: он имел кучу знакомых и все про всех знал.

– Круглый? Привет, это Владимир...

– О! Строгач! Как делишки насчет любвишки?

– Да нормально все, – поморщился Володя; он не любил приколы Шара, считая их примитивными и нелепыми. – Ты мне вот что скажи, Круглый, можешь ты разузнать по своим каналам одну вещь?..

– Я все могу. Говори, что нужно. – Круглов сразу сменил беспечный тон на деловой.

– Значит, так, разведка: нужно выяснить, кто из городского начальства собирается строить на хуторе Озерном – это близ деревни Дубровино – дачи. Даю подсказку: этот же строитель тянет в Дубровино газ.

– Газ? Так, так... «А у нас в квартире газ – это раз»... Строгач, а если не секрет, зачем тебе такие сведения?

– Это как раз секрет.

– «Большой секрет для маленькой такой компании»? Понятненько... Лады, как только что-то выясню, – звякну!

Володя выключил телефон и положил его на стол. Он допил свой чай со сливками и посмотрел на Лиду. Она молчала и тоже смотрела на него.

– Строгов, тебе делать больше нечего? – наконец спросила она. – Что тебе не едется на море, как всем нормальным людям? Загорал бы сейчас на пляже, заплывал бы себе за буйки... Ты ведь любишь плавать далеко, а?

– Люблю, – кивнул Володя.

– Ну вот. Загорал бы в Кабардинке на песочке, занялся бы там каким-нибудь интересным делом...

– Каким, например? – тут же уточнил он и, откинувшись на спинку стула, скрестил на груди руки.

– Ну, я не знаю... Собирал бы для меня большие красивые раковины со дна моря... Ты умеешь нырять глубоко?

– Умею. И раковины я тебе соберу, сколько хочешь, обещаю. Но – потом.

Володя встал и вышел из кухни.

– Потом... Потом – суп с котом! – Лида тоже встала и, надев фартук на яркий короткий домашний халатик, принялась со злостью мыть в раковине чашки.

Круглый позвонил часа через два. Володя, приняв к тому времени душ, лежал на диване и давил от нечего делать кнопки пульта. Ни на одном канале телика не показывали ничего путного. Лида ушла в гости к подруге Ирке: надо же было кому-то излить душу!

– Строгач, слухай сюды, – явно рисуясь, сказал Круглый. – Значится, сведения у меня такие: на Озерном твоем местечко себе облюбовали зам главы нашего славного города Чиндяйкин и его закадычный друг и собутыльник, начальник «Горгаза» Тамбовцев. Знаёмы вам, товарищ, такие хвамилии?

– Знакомы... Круглый, а это верняк?

– Ты о моих сведениях? Обижаешь, Строгач. У меня в администрации свой человечек... Тильки хвамилию не пытай – не ка́жу...

И любит этот Круглый кривляться! Клоун. Впрочем, этот клоун помог Володе два года назад найти работу. Не совсем, конечно, бескорыстно (пришлось отдать ему «в благодарность» первые две зарплаты), но все-таки. У Володьки тогда с работой была напряженка: рука была еще разработана плохо, и далеко не везде его принимали с распростертыми объятиями.

– Ладно, Круглый, спасибо тебе, помог...

– Да нема за що! Обращайтесь, колы нужда...

Володя положил телефон на подлокотник дивана и задумался. Конечно, обоих названных товарищей он знал, особенно Чиндяйкина Никанора Никодимовича: тот был замом главы местной администрации и часто мелькал на экране по местному каналу. Чиндяйкин был словоохотлив до безобразия, местные острословы даже придумали про него поговорку: Никанор – болтун и вор. Последнее практически ни у кого не вызывало сомнения. Дело в том, что все родственники этого чиновника вскоре после назначения его замом главы вдруг стали сказочно богатыми: супруга быстро заимела свой весьма прибыльный гостиничный бизнес, а теща стала владеть целой сетью аптек. Поговаривали, что и уважаемые родители Никанора Никодимовича тоже вдруг как-то разбогатели. Они переехали из деревни в город и приобрели здесь себе скромный трехэтажный особнячок в весьма престижном районе с участком всего-то двадцать соток. Разумеется, людям в преклонном возрасте трудно было самим ухаживать и за домом, и за участком, и вскоре за высоким забором особняка замелькали люди в рабочих комбинезонах. Впрочем, папа и мама зама оказались очень скромными людьми: в их доме было замечено всего-то три (!) человека обслуги, и старикам ничего не приходится делать самим. Поговаривали, что раз в неделю к ним на дом приезжает врач, чтобы следить за здоровьем почтенных людей. А еще было доподлинно известно, что до замужества мадам Чиндяйкина была простой школьной учительницей, но после как-то уж очень быстро дослужилась до директора школы, а потом оставила эту не достойную ее должность...

Володя встал с дивана и достал из кармана рубашки, висевшей на плечиках на дверке шифоньера, сигареты. Так, это то, что он знал о господине Чиндяйкине. Впрочем, подобные сведения о чиновнике и его близком окружении ни для кого в городе не были особым секретом: время от времени они появлялись в некоторых печатных органах. Зама критиковали, недвусмысленно намекали на нетрудовые доходы и бизнес, оформленный на родственников, но тому было все нипочем. Непробиваемо-самоуверенный, он даже не считал нужным оправдываться. Только время от времени лениво так оговаривался в интервью телевидению: мол, некоторые клеветники льют на меня всякую грязь в своих бульварных пошленьких газетенках, но я, мол, такой весь из себя чистый и непорочный, что на всякие выпадки противников не реагирую – чести много!

Так, с этим кренделем вроде все ясно. А что известно о Тамбовцеве?

Володя вышел на балкон и закурил. Он пытался вспомнить хоть что-то о начальнике «Горгаза», но не мог. Нет, вот о нем он ничего не знает. Как-то не доводилось читать, а может, просто пропускал эти статьи. Хотя, если верить поговорке «Скажи мне, кто твой друг...», тут и гадать-то особо не стоит: наверняка Тамбовцев такой же фрукт, как и Чиндяйкин. Не зря же особнячок себе строит вдали от людских глаз...

Володя докурил сигарету, бросил окурок в консервную банку из-под кабачковой икры, что стояла на балконе и служила ему пепельницей, и зашел в комнату. В «Горгазе», по счастью, работал одноклассник Аркашка Мазур. Если ему позвонить, он наверняка выложит все о своем начальстве. Где тут старая записная книжка?..