Татьяна Полякова - Список донжуанов

— Вы, собственно, по какому вопросу? — забеспокоилась я, и тут она выдала:

— Ваш муж собирается вас убить, я это слышала собственными ушами. — Она стащила косынку, должно быть, для того, чтобы продемонстрировать, что уши у нее точно есть. Они и были, большие, оттопыренные и тоже веснушчатые.

— Я тоже слышала, — пожала я плечами. — Но ведь это чепуха. Не может же он в самом деле меня убить?

— Еще как может, — комкая косынку, не унималась девица. — Ведь он совершенный зверь.

Хоть я мужа и не любила, а теперь даже опасалась, но с определением «зверь» была все-таки не согласна. На самом деле он довольно милый и покладистый парень, по крайней мере, до недавнего времени он уступал мне охотно и даже с удовольствием.

— Не выдумывайте, — осадила я ее и вдруг вспомнила Элькины рассказы. А что, если не милый и не покладистый, а искусный притворщик?

— Это вы мне говорите? — возмутилась девица. — Да я знаю этого мерзавца как облупленного. Я потратила на него лучшие годы своей жизни.

Я нахмурилась, приглядываясь к ней. На вид ей было лет двадцать, ну, может, чуть больше, потому заявление о потраченных годах показалось мне явным преувеличением.

— Чего вы от меня хотите? — совершенно растерялась я.

— Как чего? — удивилась девица. — Перед лицом опасности мы должны объединиться.

— Вас он тоже хочет убить? — догадалась я.

— Убил бы с удовольствием, уж можете мне поверить, просто я не такая дура, чтобы ему это позволить.

— Вас не была в альбоме, — подумав, сказала я,

— В альбоме? — не поняла девушка. Пришлось объяснить. — Вы поймали его с поличным? Здорово! — К тому моменту она как-то незаметно дошла до кухни и даже устроилась там в кресле возле окна. Вдруг вскочила и пересела на стул. — На всякий случай, — пояснила торопливо, — вдруг следит.

— Кто за вами следит? Мой муж?

— Объясняю еще раз: он решил вас убить. А у такого парня слово с делом не расходится, Все, кто с вами в контакте, подвергаются опасности. Я, к примеру. Приходить к вам было рискованно, но не могу же я стоять в стороне, раз в заповеди сказано: «Не убий». И если ты сам не убиваешь, а просто стоишь рядом и помалкиваешь, так это ничего не меняет. Я готова пострадать за правду. Как первые христиане. Вы в бога верите?

— Не знаю, — растерялась я. — Не думала об этом.

— Да вы с ума сошли, как это о боге не думать? Особенно, когда вас собираются убить. У вас теперь все надежды на господа, так что начинайте верить немедленно.

— Хорошо, начну, — согласилась я, стараясь ни в чем девице не перечить, потому что к тому моменту была убеждена: она и впрямь сумасшедшая.

— Вот я вам тетрадку принесла, — продолжила она, оторвала тетрадь от груди и положила на стол. — Здесь молитвы на все случаи жизни. От убийц и грабителей я красным фломастером пометила, видите?

Я заглянула в тетрадь, почерк у девицы оказался на редкость красивым и разборчивым, да и оформлена тетрадь была с любовью.

— Это я в монастыре от нечего делать, — вздохнула она, — телика нет, а книжки читать я не люблю, читаю только божественные, ну еще про сирот или каких-нибудь инвалидов. Одному человеку отрезало руку…

— Подождите, — заволновалась я. — Дело в том, что я собиралась уходить. Вы застали меня совершенно случайно. Если честно, у меня совсем нет времени и…

— Я могу подождать, — сказала девушка, — у меня полно времени. Идите по своим делам, я у вас пока похлопочу по хозяйству. Господь учит помогать ближним. Я хорошо готовлю, хотите жареной картошки?

— У меня нет картошки.

— Жаль. Очень есть хочется. Я сутки ничего не ела. Если бы в пост, то хоть в пользу, а так за что страдаю? Если вам не трудно, покормите меня ради Христа. — Тут она вскочила и торопливо поклонилась.

— Ну, хорошо, — пожала я плечами и стала готовить завтрак, а девица читать вслух молитвы.

— Перед принятием пищи обязательно надо молиться. И после. Здесь у меня зеленым фломастером подчеркнуто.

— Вас как зовут? — поинтересовалась я со вздохом, поняв, что быстро от нее не избавишься.

— Мария. Как Богородицу. Вот мамка-то угодила. — Она опять вскочила, поклонилась чуть ли не до пола и сказала нараспев:

— Мария Никитична Лукина.

— Очень приятно, — кашлянула я, помешивая кашу в кастрюльке. — А как давно вы знакомы с моим мужем? С бывшим, я хотела сказать.

— Да я его всю жизнь знаю, класса с третьего. А уж любила как… Он во двор выйдет, а у меня сердце в пятки. А когда на гитаре играл…

— Мой муж играет на гитаре? — не доверила я. По моему глубокому убеждению, медведь отдавил ему оба уха.

— А то… не часто, но иногда играл. Никому не нравилось, а я прямо сама не своя, встану в сторонке, глаза зажмурю и слушаю, слушаю. Конечно, он по моему малолетству внимания мне не уделял, зато я каждую свободную минуту посвящала ему.

— Вы в одном дворе жили? — озарило меня.

— Ага. Но недолго. Он-то вырос быстро, я еще в восьмом классе училась, а он сначала тачку купил, потом квартиру, и съехал. Правда, к родителям иногда заезжал, потом они умерли, и мне вовсе жизни не стало. Я школу бросила и пошла к нему в курьеры. Еще брать не хотел, мерзавец, но я сказала: батя пьет, а мамке не до меня, надо работать. Договорились, что по вечерам трудиться буду, а днем в школе. Все-таки не совсем его душа потеряна для бога, — заявила она. — Способен иногда на благородный поступок.

— И что было дальше?

— Школу я закончила, стала у него в офисе работать, потому что совершенно не видела смысла жизни без Сергея. А он со мной как с малым ребенком разговаривал. Я поняла: надо брать инициативу в свои руки. Тут как раз была вечеринка перед Новым годом, я выпила для храбрости и соблазнила его. Правда, пришлось его как следует напоить.

— А это не противоречит заповедям? — забеспокоилась я.

— Еще как, но тогда я не нашла своей дороги и грешила. В чем теперь раскаиваюсь. Батюшка грех мне еще три года назад отпустил, так что он теперь не считается. В общем, мы стали любовниками, но он меня ничуточки не любил, без конца увиливал, когда я его о чувствах спрашивала, потом решил меня подкупить. Я, говорит, тебе квартиру куплю, двухкомнатную, только ты отстань от меня. Я разозлилась, а он мне: я бы тебя убил, не будь ты такой дурой, к тому же в одном доме жили, и хоть ты последняя идиотка, но тебя все-таки жалко. По-хорошему, говорит, прошу: отстань от меня. И должность мне нашел у своего друга. Двести баксов — не кот чихнул, а всех делов, что на телефоне сидеть.

— Вы согласились?

— Наотрез отказалась. Так он, мерзавец, перестал меня замечать. Ходит мимо, точно я стена какая. Долго я страдала, но однажды всё же прорвалась к нему. А он мне: так, мол, и так, я женюсь. Конечно, я расстроилась, каково такое слышать влюбленному сердцу? Но я его поняла, потому что он поклялся, что любит вас больше жизни. И я наступила на горло собственной песне и ради его счастья дала свое согласие. Тяжело это было. Вот тогда и состоялась радостная встреча с одной богобоязненной старушкой, которая и привела меня в храм. Там я нашла истинное утешение. Молилась за вас, потому что господь сказал: прощайте врагам вашим, а вы мне даже и не враг, раз ничегошеньки обо мне не знали. Шли годы, то есть по-настоящему прошел всего один год, как вдруг звонит этот гад моему гаду, то есть моему новому шефу, ваш-то просил меня уйти, как только женился, и я ушла, сжав сердце в твердый кулак. Так вот, звонит этот гад и договаривается ехать в сауну. Ну, сауна так сауна. И тут я такое слышу… Крепитесь: ваш муж проводил время с женщинами легкого поведения.

— Да я знаю, — напомнила я, — у меня их целый альбом.

— Ага, — кивнула Марья, — тем лучше в смысле переживаний, не стоит о нем убиваться.

— Я не убиваюсь, мне бы только развестись с ним. Вы дальше рассказывайте.

— Так вот, как узнала я, что он но девкам шастает, взыграло во мне сердце, это что же выходит: не любит он вас, врет как распоследний… Короче, я решила с ним поговорить: так, мол, и так, если жену любишь, чего же по девкам бегаешь, а если не любишь, с какой такой стати пудрил мне мозги? Но поговорить с ним мне не удалось. Он от меня прятался, и в этом было провидение божие, потому что так я узнала, что супостат готовится лишить вас жизни.

— Нельзя ли об этом чуточку подробнее? — попросила я.

— Можно, — с готовностью кивнула Марья. — Звонит он в очередной раз моему гаду и говорит: «Мона от меня к мамаше сбежала и собирается разводиться», а мой-то гад ему в ответ: «Повезло». Но ваш жалобно так причитать начал, что совсем не повезло, и даже напротив. Любит он вас, видите ли. И хватает у людей совести болтать такое, когда он всех своих шлюх по именам не помнит. Мой гад стал его утешать: никуда, говорит, не денется, посидит недельку без денег и сама прибежит. И пять в сауну намылились. Чувствуете, какое коварство? Любит он вас, как же, а дурные привычки бросать не желает. Каждый день он звонил и жаловался, а мой его утешал. И вдруг ваш точно с цепи сорвался. Убью, говорит, я ее. Никогда она, говорит, меня не любила и только рада от меня избавиться, и никакими деньгами ее не удержишь. Мой-то хоть и гад, но человек благоразумный, и говорит ему: «Зачем же убивать? Может, лучше в самом деле развестись, тем более, что не любит». A Серега прямо сам не свой: убью, и все.