Сергей Самаров - Месть в тротиловом эквиваленте

— Такое отношение к тебе скоро изменится. Я как раз заказ готовлю персонально для тебя. Думаю, что он весьма денежный будет, даже твое начальство удовлетворится.

— Финансовые вопросы меня не касаются. Они мимо проезжают на такой высокой скорости, что я даже рассмотреть их не успеваю. Это все проходит через генерального и финансового директоров, бухгалтерию.

— Да, я позвоню сегодня Новикову, спрошу цену, чтобы лишнего не платить. Офицеры бригады, не нашей, из другого округа, собирают деньги, чтобы оплатить твою работу. Я в данном случае определен в качестве посредника при сделке. Работаю бесплатно, без маржи.

— Я готов, товарищ полковник, приложить все усилия. Что за работа?

— Ты с подполковником в отставке Скоморо-ховым не знаком?

— Никак нет, товарищ полковник, — ответил я и улыбнулся.

— Чему радуешься?

— Больше удивляюсь, чем радуюсь.

— Чему удивляешься?

— Проницательности капитана Сани Радимовой.

— А что она?.. — не понял Быковский.

Но он, как мне казалось, относился к Радимовой вполне положительно, поэтому тоже улыбнулся.

— Я у нее в кабинете был, когда вы позвонили. Она как раз рассказывала мне всю эту историю со Скомороховым, консультировалась и слышала, как я вас по званию называл. Я с вами поговорил, и Радимова предположила, что вы желаете со мной побеседовать как раз по этому вопросу. О подполковнике Скоморохове.

— Молодец, если сообразила. А она к этому делу каким образом приклеена? Вроде бы тутошняя уголовка здесь ни при чем.

— Уголовный розыск — инструмент, который в этом случае используют инстанции рангом повыше. Просто привлекают в качестве чернорабочих, — обтекаемо ответил я.

— Дело вроде бы не местного масштаба. Следствие по всей России идет.

Мне пришлось объяснить Быковскому историю с газетой «Комсомольская правда», которая привязала дело к нашей области и лично к подполковнику Скоморохову.

— Неужели ты веришь, что военный разведчик допустил такой прокол? — возмутился Быковский. — Ты сам мог бы так вот, без головы, использовать первую же газету, попавшуюся под РУку?

— Моего мнения, товарищ полковник, не спрашивали. Я только объясняю, как это дело пришло в местный уголовный розыск. Кроме того, подполковник Скоморохов в нашем городе проживает. Это еще одна причина. Наши ближе, им проще присмотреться.

— Ладно. Но у нас и кроме уголовного розыска найдутся инстанции, которые горят желанием присмотреться к Скоморохову. Короче говоря, дело такое. Мне звонили из Москвы, сам командующий. К нему с официальным письмом обратились офицеры бригады, где раньше служил Скоморохов. ФСБ затребовала у штаба соединения подробнейшую характеристику на Скоморохова. Оттуда пришел перечень довольно хитрых вопросов. Любой ответ на какой угодно из них можно было бы повернуть и так и сяк. Но в штабе бригады просчитали ситуацию, вопросы проигнорировали, написали по-своему. Сейчас офицеры собирают деньги, чтобы нанять адвоката или детектива и провести частное, независимое расследование. В бригаде никто не верит в преступность подполковника. Командующий спросил, есть ли у меня возможность найти в городе человека, который смог бы обеспечить эффективную линию защиты или провести частное следствие. Памятуя, как мы недавно совместно работали, я взял на себя смелость и порекомендовал тебя. В прошлом расследовании ты проявил себя хорошо, хотя еще и не был капитаном частного сыска. Тогда тебе противостояли силы, какие найдутся далеко не в каждом областном центре. Надеюсь, что и сейчас справишься. Всю возможную помощь обещаю не я, ее гарантирует командующий. А это, как понимаешь, серьезно. Возьмешься?

— Конечно. Я уже чувствую себя почти боевым товарищем с подполковником Скоморохо-вым. Если за него готовы поручиться офицеры бригады, это автоматически значит, что этому человеку верит весь спецназ ГРУ. Во главе со своим командующим. Для меня дело чести провести такое расследование и добиться положительного результата. Возьмусь и обещаю, что приложу максимум старания, товарищ полковник! — объяснил я, возможно, с излишней, не присущей мне горячностью.

Но Быковский понял, что горячность эта от возмущения. Он, как и я, не одобрял обвинений, выдвинутых против заслуженного офицера спецназа.

— Тогда тебе придется подождать. Я сейчас позвоню в Москву, скажу, что ты берешься, и они перешлют нам личное дело Виктора Федоровича. Отправят его, конечно, шифрованной связью. Подобные документы можно пересылать только так или фельдъегерской связью. Второй вариант — вопрос нескольких дней, которых нам ситуацией не отпущено. Значит, пришлют, у нас расшифруют, потом только мне доложат. Познакомишься со Скомороховым сначала заочно, а потом и лично. Это, я считаю, обязательно. Если у тебя нет его адреса, то я найду. Ты сегодня же должен с ним встретиться. Все мне докладывай. А я буду сообщать командующему. Твоя работа на его прямом контроле. Если будут возникать осложнения, а они, вероятно, никуда не денутся, сразу обращайся ко мне. Постараемся решить любые вопросы. А для тебя это отличная возможность зарекомендовать себя с наилучшей стороны.

Это прозвучало так, словно мне в случае удачного выполнения работы пообещали вернуть должность командира роты. Приятно, хотя слегка тоскливо засосало где-то под ребрами. Но я уже знал, что после заключения медицинской комиссии перевернуть ситуацию уже не по силам даже командующему войсками спецназа ГРУ, у которого не настолько много власти, чтобы еще и медицинскими светилами вертеть.

Тем не менее стимул у меня и без того имелся высокий. Я готов был горы свернуть, чтобы показать командующему, какого спеца наша служба во мне потеряла. Нет, не просто офицера, умеющего воевать. Таких у нас много. Но и человека думающего, внимательного, умеющего делать выводы, адекватные ситуации. То есть квалифицированного военного разведчика. А хорошие мастера такого рода всегда в дефиците и в цене.

— Дополнительно я запросил досье на Ско-морохова в ФСБ. Там говорят, что тоже много чего против него имеют. Мне уже обещали передать эти материалы. Я чувствовал, что ты не откажешься помочь коллеге.

Личное дело подполковника Скоморохова было довольно объемным. В Москве его зашифровывали и передавали частями. Начальник шифровального отделения разведуправления приносил распечатанные тексты и вручал под роспись полковнику Быковскому, а тот, сам не читая, передавал их мне.

Я сидел за одним из свободных столов большого кабинета Быковского и предельно внимательно просматривал документы, потому как знал, что вынести их отсюда мне никто не позволит. Читать эти тексты дома в свое удовольствие, как увлекательный приключенческий роман, я никак не смогу.

По идее, будь я писателем, просто, ничего не придумывая, описывал бы армейскую жизнь подполковника Скоморохова. В итоге получилась бы увлекательная, абсолютно правдивая книга.

Признаться, я, боевой офицер, читал все это не просто с интересом, но даже с некоторой, не побоюсь признаться в этом, завистью. Но это чувство внушало мне только повышенное уважение к предмету моего интереса. В моей душе не возникало никакого негатива. Может быть, это следовало бы назвать не завистью, а как-то еще, но другого более-менее подходящего термина я просто не подобрал.

Виктор Федорович Скоморохов воевать начал рано, еще лейтенантом, командиром взвода. Через четыре месяца после выпуска из девятой роты Рязанского воздушно-десантного училища[1] он попал в Афганистан. Год вместе со взводом ползал по тылам духов, выставлял засады на караванных путях, по которым перевозились вооружение, боеприпасы и наркотики.

Командующий советскими войсками в Афганистане генерал Громов последним в воинской колонне покинул эту страну и заявил, что за его спиной не осталось ни одного солдата. Нет, не совсем так. Там находились бойцы спецназа ГРУ. Громов, возможно, просто не знал об этом.

Одну из этих групп возглавлял лейтенант Скоморохов. Она состояла из двух с половиной отделений его взвода. Эти бойцы, образно говоря, кое-что подчищали за армией.

К примеру, взвод Виктора Федоровича захватил и уничтожил штаб группировки талибов и сжег документы, ранее захваченные ими. В них говорилось о взаимодействии местных властей с частями Советской армии. Это делалось во избежание расправы, которую могли устроить талибы с теми, кто работал с шурави при прежней власти.

Задачу свою взвод выполнил, несколькими ловкими маневрами уклонился от преследования, а потом совершил невозможное. Бойцы прошли через целую горную провинцию, уже занятую противником, контролирующим все дороги и тропы, знавшим их куда лучше спецназовцев.

Солдаты добрались до границы с СССР, проходившей по реке Пяндж, пересекли ее и вышли в заповедник «Тигровая балка», расположенный на территории Таджикистана. Их не заметили даже советские пограничники, которые в заповеднике имели некоторые ограничения в передвижении и наблюдении. На контрольно-следовой полосе, которая тогда опоясывала весь Советский Союз, были оставлены следы стаи кабанов и больше ничего.